Литературная премия имени Сергея Есенина Номинация

"Сыновья боль"
(Цикл стихотворений)

В полёте 
Сковородкой раскаленной
Лёг внизу аэродром.
Широко и отдалённо
Прокатился длинный гром.
Гром поехал вместе с нами.
Он рождается внутри
Туго сжатыми огнями
Ярой рвущейся зари.
Вот качнулся под крылами
Точный города макет.
Над снегами – облаками
Обнаженный солнца свет.
Муравьями - человеки,
Стрелы тонкие дорог,
Ленты вьющиеся - реки,
Да грибочком – сена стог.
Словно школьные тетрадки,
Разлинованы поля,
И страна пред нами краткой
Новизною букваря.


В такую ночь я счастьем ранен

Прохладою поля покрыты,
и звёзды льдистые звенят.
Не шелохнет. И позабыто
теплом вдруг напахнёт земля.
В такую ночь я счастьем ранен,
я Землю в вальсе закручу
и воздух пью не ртом - гортанью,
в такую ночь любви хочу.
Твои глаза влажны-влажны,
а губы так горят-горят.
И руки мне твои нужны.
Слова - пустое говорят.
Я задушу в гортани стон…
Твои глаза влажны-влажны…
А рядом с нами  стынет звон
И мы с тобой нежны-нежны…

Ах, какое хрупкое
Счастье ранним утром.


Тишина

Такое долго будет сниться –
Мы у плетня отцовской хаты…
Косынкой лёгкою зарница
Светилась на плечах заката.
Жуя,  Бурёнушка вздыхала,
Кряхтели в поле трактора,
И долго птица не стихала,
Дремотно вторя: «Спать пора…»
Ты помнишь тёплое дыханье
Полей,  шепталась где пшеница,
И летних трав благоуханье,
Куда там Крыму или Ницце?
А голос ночи разноцветный,
Где нота «ми» сильней слышна,
Но переходит незаметно
В «ре до», «ля си» и где струна
Всех голосов в груди ответно
Рождает слово: «Тишина!»


По грибы, по ягоды

… Встану утром рано,
выйду без снастей.
Я рыбак не ръяный -
жаль мне карасей,
жалко мне плотвичку,
пусть живёт щурок.
Я по еживичку,
по грибы ходок.

Травы в дымке сонной.
Жгучая роса,
но восходит солнце
словно по часам.
В зыбкости туманной
тёплая река
чувственно поманит,
чтобы обласкать.

Окунусь в парное
речки молоко.
И пойму одно я:
здесь мне так легко.
Косы веток ивы
ластятся к руке.
Я такой счастливый,
я как свой в реке.

Солнце выше, выше -
озарён восток.
Я иду чуть слышно
меж сырых кустов.
Середина лета.
Просто, на авось
отодвину ветку
и увижу гроздь
тёмно-синих ягод
в капельках росы.
И нахлынет радость
от такой красы.

Верхние - спелее,
положу их в рот.
Бабочки, как феи,
водят хоровод…
Мне легко и просто
с совестью в ладу -
не заморским гостем
по земле иду.
Наберу лукошко
и вернусь домой.
… надо мне немножко -
край да дом родной.


Июль

Через поле, через дом,
через лес и речку
семицветною дугой
небеса расцвечены
и промыты, как стекло,
летним быстрым ливнем,
от которого тепло
от земли обильней.
Островерхие леса
зеленее кажутся.
Поклонились небесам
травы в мокрой тяжести.
И подсолнухи склоняют
головы тяжёлые.
Дуб с достоинством роняет
капли, словно жёлуди.
Хор лесной многоголос,
а в речной запруде
промывают шёлк волос
девки гологрудые.


В лесной чаще
               
Здесь за дубами и за елями,
За молодым березняком -
В зелёном царстве Берендея
Мне каждый куст и пень знаком.
Ползёт, петляет тропка лесом,
Вокруг - краса и тишина.
И вдруг, как будто пляски бесьи…,
И начинает лес стонать.
И «ахи - кхи - хи» вдруг рассыплет
Таинственный и  мрачный лес:
Хохочет леший, лает рысью
Молоденький и резвый бес.
Так лес - знакомый и привычный -
Над путником порой чудит…
И чувствуешь себя язычником
С лесной тревогою в груди


 Утро

Мне снится утро. Звёзды тихо тают…
Я просыпаюсь, потому что - утро!
И потому что небо полыхает
в багряных бликах синим перламутром.
А рядом, в старице жируют караси.
Как перед стартом, на куге - стрекозы.
И кажется: не капельки росы,
а на траве ночные неба слёзы.
Мир пробуждается в спокойной тишине.
Мир переполнен жизненным началом.
И по иртышской сглаженной волне
скользит баржа к далёкому причалу.
Оркестр птиц ещё не подготовлен
и не опробовал по нотам голоса…
Мир пробуждается.
Над мелочным, условным
возвышенные чувства нависают.


Летом у солнца праздник…

Лето в рубахе красной
под кушаком зелёным
бродит по мягким пашням,
охрит крутые склоны.
Лето земною силой
в зрелость плодов вольётся,
синью нальются сливы,
дыни напьются солнца.
Огненный хвост лисицы
мечется степью рыжей,
и выцветают ситцы
древней воздушной крыши.
Солнце багрово-красное
бродит земной околицей.
Летом у солнца праздник.
Летом у солнца – бессонница.


В одном уютном болотце

Скрипя и скрежеща
как ржавое железо,
там пела песню жаба -
из кожи горла лезла,
смеялась или плакала,
или внучаток холила…
И квакали, как звякали,
наверно, жабы средние
скрипели, как телеги,
как жернова у мельницы,
что на помоле стонут,
рассказывая весело
болотные истории.


Воспоминание о позднем сенокосе

Пахло свежестью арбузною,
свежескошенной травой.
Словно скирды, плыли грузные
облака над головой.
От осин прохладой веяло.
Солнце грело в пол-луча,
словно бы уже не велено
всех  жарою огорчать.
И не верилось, что - ярое
жгло недели две назад…
А на травах утром ранним
леденящая роса.
У берёз верхушки медленно
поредели на ветру,
желтоватые и медные
краски зелень в плен берут.
Небо в окнах свежей просини -
так приятно и легко…
И не верилось, что осени
до всего - подать рукой.


Осенние мотивы

Горят багряной тихой радостью
рассветы осени в лесу.
Ищу я в травах светлой радости
цветы горячей летней радуги
И грусть порой в душе несу.
Грустит Иртыш, прощаясь с летом,
и, рябью вздрогнув на ветру,
он вспомнит росные рассветы.
Но эти тёплые рассветы
бураны белые сотрут.
А лес красою нерастраченной
бредёт со мной тропой одной.
И, силой красок озадаченный,
иду задумчивый и праздничный
я по земле моей родной.
Я не ударю влёт картечью
по клину - стае журавлей
и жизни птичьей скоротечной,
гонимый жадностью, беспечно
не оборву. Ты не жалей.
Стоят задумчиво-парадные
закаты осени в лесу.
Отсюда я, грустя и радуясь,
цветы привядшие цвет - радуги
тебе в подарок принесу.
Другие дичь домой приносят.
Я - серебринку в волосах.
И понимая сердце просто,
ты улыбнешься грустно: Осень
такая ранняя в лесах!..


Осенние этюды
  1.
Дед ловит рыбку удочкой-донкой.
Пропахли бахчою холодные сени.
Месяц ущербный дынною долькой
скатился по крыше - продроглой,  осенней.
   2.
Сиверко нахмурил тучи,
прижимает до земли.
Долго будут ноги мучить -
не поможет яд змеи.
    3.
Воробей - прыг-скок, -  не тужит,
гонит весело тоску…
И морщинит
ветер лужу,
как стиральную доску.


Осенний сплин

Как лето ушло незаметно:
короче погожие дни,
а ночи холодные метят
багровостью гроздья рябин.

Сквозь тучи редка даже просинь.
Я радуюсь ей, как дитя.
Ведь даже холодная проседь
прекраснее струек дождя.

В осеннюю сырость все серо,
деревья почти что черны.
В такую погоду мне сиро,
себя ощущаю больным.

Так хочется яркого света,
чтоб мир засверкал, заиграл,
чтоб музыка пестрого цвета
сложилась в прекрасный хорал.


Предзимье
1
Ещё зима лишь дунула слегка,
а лужи, как глаза, остекленели.
Ещё пышны у яблони бока,
у ивы косы - нет, не поредели.

А на берёзе - редкий жухлый лист,
не золотой уже и не багряный.
И ветра осторожный чуткий свист
в её кудрях, как прежде, не буянит.

Там, на болоте - пар над бочажком,
как будто в нём живое что-то дышит.
А здесь бродил я летом босиком
под тёмно-сине-голубою крышей.

2
Осень квасила долго, давно и всерьёз,
раздербанила путь колёсный.
Больше месяца
ночью не было звезд
день был серо-больным, белесым.

После слякотной жижи
морозец окреп,
щиплет уши почти что нежно…
Словно круто посоленный
чёрный хлеб
земля припорошена снегом.


Грустная ода снегу

Развезло все дороги
и раскисло, что может раскиснуть:
непролазные лужи,
а ухабы, увы, высоки…
Всё привычно до боли
и обыденно всё по-российски,
лишь тяжёлые маты
почему-то по-русски легки.

Лес убранство стряхнул,
ветер смёл листопад по затишьям,
обнажив неприглядность вокруг
для наших привыкших очей.
Ах, чего мы за лето - и почему? -
понаделали лишнего
под покровом листвы,
под прикрытием тёмных ночей!

Но приходит пора,
так естественно,
первого снега
(да, потом  мы ругнём
и метель, и трескучий мороз),
словно первая встреча,
где вечные трепет и нежность,
и слова о любви -
только искренне, только всерьёз.

Очищающий снег,
ты бинтуешь порезы и раны,
создаёшь красоту
даже там, где её уже нет…
Мы так рады тебе -
красоте твоей мягкой и странной.
И за это тебе
благодарны по-русски мы, снег.

Прикрывая убогость и грязь,
      в нас вселяешь надежду,
хоть привыкли вставать
под звонки
 электронных теперь «петухов».
А берёзы стоят в серебристых
и чистых одеждах,
как невесты стоят
в ожиданье своих женихов.
Ты ухабы сровнял
и прикрыл наготу диких свалок,
одеялом своим
ты укутал луга и поля.
Словно добрый волшебник
вокруг поработал немало,
чтобы нам показать,
как прекрасна зимою земля.


Этюд

Закрылось дымкой небо синее.
Мороз крепчал. Давил мороз
и выжимал ворсинки инея.
Он, как живой, всё рос и рос
на проводах абстрактных линий.
В прозрачном небе, как маяк,
забытый с ночи, солнце стынет.
И, волшебство в себе тая,
деревья в серебристом инее,
как одуванчики стоят.


    Седая голова земли 
               
Отсвистали ветра поздней осени
и в преддверии близкой зимы
первый снег лёг задумчивой проседью,
как усталые думы Земли.
Но запляшут метели расковано,
зло и весело – так, что держись!
Ой, ты, жизнь, крутая, рискованная               
и такая прекрасная жизнь!...
После бурь умудрено-спокойная
голова седая Земли.


В плену снегов лебяжьих 
песня
Как будто бы ударилась в бега,
на крыльях разлохмаченных и серых,
беря в полон тоски больное сердце,
по-над землей метёт-летит пурга.
Я трудно спал, и ночь прошла кошмаром.
А в сердце жил тревожный неуют.
Душа ждала снегов, что лечат раны,
бинтуют боль и радость создают.

Пр.:      Снега… Снега…
в лебяжий этот омут
остерегаешься ступить,
чтобы нечаянно, как в чистом новом доме,
не наследить, не наследить.

И вот ночная улеглась пурга.
Мир светом ровным до краёв наполнен.
И словно полированные полднем,
роскошно всюду царствуют снега.
В дремотном сне завьюженные чащи.
Слепят глаза холсты дневных полей.
Светлынь! А как посмотришь дальше, дальше,
там, кажется ещё, ещё светлей.

Пр. Снега… Снега…
в лебяжий этот омут
остерегаешься ступить,
чтобы нечаянно, как в чистом новом доме,
не наследить, не наследить.


О храмах

Я в лесу – не «как в храме»,
Пусть поэты не врут.
В храме втиснут я в рамки
И условностей круг.
«…Своды храма весенними
Небесами парят…»,
Мастер выстроит сени -
Сени с храмом сравнят.
Повторять не устану:
Каждый видит лишь то,
Что душою достанет
И осилит мечтой.
Но мне кажется, в чём то
Те поэты правы:
Храмы строили чётко
По «рисунку травы»,
По «проекту берёзы»,
 И «полёту» сосны.
…Через чёрные слёзы,
Через чудные сны
З р и л и  светлыми грозы
Старый Мастер и сын.
Замки строили грозными,
Храмы – ликом Весны.


Я перед ним в долгу

Он в жизни не успел...
Всё было так внезапно:
и взрывы чёрных бомб
 средь утренней росы,
и в мирной тишине
 вдруг полыхнувший запад,
и сборы на врага,
как прежде на Руси.
Он в жизни не успел
 закончить той атаки.
Он в жизни не убил
ни одного врага.
Он песню не допел
о чести и отваге,
не дописал письма…
 Он сердцем не солгал.
Он выполнил свой долг
 И принял бой достойно,
Великие слова неся  в своей груди:
«Пускай наносит вред врагу
не каждый воин,
но каждый в бой иди!»
В некошеных хлебах,
остриженный нулевкой,
сухие стебли сжав
и горсть родной земли,
лежал он, недвижим,
откинувшись неловко,
не слыша, как над ним
курлычут журавли.


Баллада об артиллеристе

Отплюнута, дымилась гильза -
Последняя. И нет гранат.
И нет патрона, чтобы жизнью
Распорядился сам солдат.
Но подняла святая злоба,
И он пошёл навстречу так,
Как будто к собственному гробу…
С паучьей свастикою танк
Полз, грохоча железом-сталью.
Полз и смертельно жалил в грудь,
Рычал, и содрогаться стали
Деревья-смертники вокруг.
Но шёл солдат и грудь дымилась,
Как у весенних тёплых пашен,
Ему земля давала силы.
Он шёл. И взгляд его был страшен.
Схлестнулись  взгляды - щелки глаз,
Стальные, вздрогнув, задрожали.
Взревел мотор и сбросил газ,
И траки, лязгнув, разом встали.
Стоял солдат бескровно-серый,
но - ярость, мужество в глазах!
И тяги дрогнули, как нервы.
И танк - попятился назад.
Танк пятился. Он в диком страхе
Рванул, гремя железом лат.
И лишь тогда, качнувшись, с маху
Упал
Лицом вперёд
Солдат!


Ветеран

Кто с улыбкой, кто иронично,
ну а чаще всего - привычно
смотрим мы, как в шинели старенькой,
а не в модном пальто «реглан»,
ходит седенький, ходит маленький,
ходит бодренький «старикан».
Он выходит на улицу - на люди,
и лучи, горящие медно,
будто бы надраенных надолго
старых пуговиц, гаснут медленно.
Даже в радостный светлый праздник
место даме уступит первым,
от улыбок, от нашей радости
улыбается - лечит нервы!
Если знать бы нам, окружающим,
незнакомым, живущим  споро,
никаким лекарством и жалостью
не помочь одинокому горю.
Ночью в тихой уютной комнате
отделён немотою стен...
…Пролетают красные кони.
…Содрогают моторы степь.
И в тифозном бараке,  слабый,
он от голода чуть живой…
Ух! - висит шалый блеск от сабли
между солнцем и головой.
Он на Курской дуге был кадровым.
И с тех пор до сегодняшних дней
рвёт проектором старым кадры
память, жжённая на огне.
Больше года в таёжном госпитале
в простынях, как в снегу, горел.
Няни охали: «Есть ли ты, Господи!?
Чем так жить, лучше враз умереть!»
Но он выжил - латан и  штопан,
упросил  и в последние дни,
пусть не в танке, пешком дотопал
и вошёл в той шинели в Берлин.
И теперь, хоть судьбою потрёпана,
вся чиста от пыли и лжи...
Говорят, завещал он потом...
с орденами ее положить.

Вот и все. Вот и вся история.
Ночь развесила мокрую сеть...
Увезла его ночью «скорая»,
натыкаясь на красный свет.


Эстафета

Я встречаю его, мне ничем не обязанного.
В нашей дружбе простой я ничем не обязан ему.
Никогда не искали причин да истоков привязанности,
не искали в ней выгод: для кого, для чего, почему?
Да, он старше меня,  умудрённее  он, бурей правленый,
Боевым кораблём жизнь прошёл и гордится судьбой.
В нашей жизни крутой не рядился в одежды святые,
как праведник,
и готов за неё он идти хоть на спор, хоть на бой.
Этим близок он мне.
Чем же я - ему,
право, -
не знаю.
Но однажды - ударила боль… Он, наверно, подумал:
                «Пора».
Он сказал:
- Я б с тобою в разведку пошёл и доверил тебе
спасать знамя,
я б с тобою пошёл на победный и горький парад.
…Он сказал мне тогда:
- Не спеши, как клеймо, на людей ставить мету.
Каждый трудною жизнью средь близких и дальних живёт…
Я не понял всего, только я ощутил эстафету,
что вкипает в ладонь и толкает, и тянет вперёд, -
так живу.
А иначе
уже не могу.


Построив дом…

Везде, во всём - беды не устеречь,
А жизнь сложна, законами сурова.
Но человек придумал чудо-речь,
Освоил он магическое слово.
Усвоил человечность человек,
Любовь к себе подобным и к природе…
Но всё масштабно в наш масштабный век -
И всё в масштабах целого народа.
…Ожесточится сердце на беду,
Несправедливость примет катастрофой
И вот, как катафалки дни идут,
И сердце не мечтает и не строит.
Не строит планов дерзких и простых
В общественной и даже личной жизни,
И постепенно, в горести остыв,
Ему, простите, не до коммунизма.
Построив дом, не обойтись без щеп.
Из дома выметают мусор лишний…
В огромной стройке щепы - не в ущерб.
А если эти щепы - чьи-то жизни?


Метаморфозы

Когда-то и лошадь была лошадкой,
Не ведающей о старости.
Когда-то и площадь была площадкой
Строительной или стартовой…
А позже
Во имя забот о человеке
Из первой сошьют
Сапоги и штиблетики,
Вторую сделают символом века,
А может, эпохи - на тысячелетия.


Наш привкус горечи

Воспоминанье о Тебе, о, Русь былинная,
Чем глубже в прошлое - дороже и родней.
Любовь, как хлеб, очистив от полыни,
Тот привкус горечи не отдали мы пошлости,
Не затеряли в сутолоке дней.
Растут хлеба без сорняка-полыни?
Но подвиг родины векам не запорошить.
Идут года, красивые года…
Но, вспоминая с гордостью былины
И привкус горечи не предавая пошлости,
Полыни горечь помните всегда.


Обманчивая глубина

Луна и звёзды. Крест часовни…
Днём облака плывут, как рыбы в жуткой глубине…
Так лужа отражает мир не глубиной воды,
 а глубиною неба.


Между нами

между трелью соловьиной
между кваканьем лягушки
между скрипом старой жабы
между запахом бензина
между правдою и ложью
л и ш ь тропинка пролегла


***
Я шёл сквозь ночь. Я шёл домой.
Звезда сигналила морзянкой.
Не смог я выбрать путь прямой
и прикорнул в лесочке зябком.
Очнулся от прохлады щёк
и от лопаток онемелых.
В лесу плыл птичий гам - ещё
не стройный, чудный, неумелый.
И мне пейзаж был незнаком.
Он был каким-то древним, сонным.
Сквозь дымку плавало желтком
в оранжевой тарелке солнце.
Реки  таинственная гладь
лежала в зыбкости белесой.
Туман мохнатый наугад
полз по оврагам в чащи леса.
Я брёл неведомо куда,
и не было тоски по дому,
и не стремился угадать
мне уготованную долю.
Цеплялась за ноги трава.
Над белым пнём в одеждах вдовьих
вдруг проступали дерева,
как плакальщицы, над бедою.
Я, современный  человек,
не чувствовал себя всесильным,
и я был вовсе не ловец
удач - счастливых и красивых.
И я - не то, чтоб оробел
пред Первозданною  Природой:
я, как жучок, на мир  глядел,
не ведая ни лет, ни роду.
Я, как травинка, врос в неё,
не зная смелости и страха,
и сердце, словно не моё,
просилось в небо малой птахой.
И я не чувствовал себя
ни человеком и  ни птицей -
я был Частицей Бытия,
Природы-Матери частицей…


Ох, Россия…(взгляд из окна поезда)

Ох, Россия, Россия, забыл тебя Бог,
Иль правители – не хорошие…
Километры дорог, километры дорог… -
Всё бурьян, бурелом и заброшенность.
Время мрачное, словно гнёт,
Лица хмурые у прохожих.
Лишь местами порою вдруг промелькнёт
«островок» обжитой и ухоженный –
То «рублёвки» и «сити» растут, как грибы
На угодьях когда то освоенных…
Для себя (под себя!) всё гребут и гребут,
И всё лучшее поприсвоили.
Если ПРИБЫЛЬ поманит и позовёт,
Бизнесмены вовсю расстараются.
-Вот, однако, «Везёт так – везёт»,-
В основном народ удивляется.
…В стороне от Москвы, словно страшный урок,
Словно плач по былому, по прошлому…
  Бурелом да бурьян вдоль всех этих дорог
Да на всех пустырях заброшенных.


Деревенская старуха

В продроглом доме
ужин
    при свечах.
Чайком согрета.
В доме - запустенье.
Цветок любимый на окне зачах:
герань – теплолюбивое растенье.

Над темным лесом дрогнула звезда.
В морозном небе –
от созвездий льдисто.
Берёза под луною, запоздав,
накинула искристое монисто.

Так ясен мир за комнатным стеклом.
Снега искрятся весело и чисто.
А ей давно уж не было тепло,
И не понять
простых житейских истин:
зачем и кто обрезал провода
там, на краю деревни, на столбе?
Ни лампочки,
ни радио -
беда.
И кто поможет ей
в её беде?


Деревня

Былое поле проросло бурьяном,
кустарником и жёсткою травой.
Опушка леса наступает рьяно
подлеском, перелезшим через ров.
Ещё о ржи, что здесь росла когда то,
в траве напоминают васильки.
А ведь была деревня та богатой.
В трудах - и ребятня, и старики…
Да вот устали биться с запустеньем.
Просели крыши между стойких труб,
давно внизу сопрел у дома сруб
и тянет от него загробным тленом.
Пустые окна в сумерках чернеют
глазницами ушедших на покой…
И так здесь грустно, жутко вечереет,
что впору прочитать «За упокой»…


И воздастся хлебом.

Лишь вспаханное хлебом нам воздаст,
родит картошку - хлеб второй России -
и лишь тогда возрадует звезда,
и лишь тогда бывает небо синим.
Коль будылём то поле поросло,
и коль быльём недавнее покрыто,
коль Истина на дне под хлябью слов, -
не оторвать очей нам от корыта.
Нет разницы, средь ночи или дня,
когда пусты и брюхо, и корыто:
и тощий пёс, и жирная свинья -
цель всё одна: наесться бы досыта!
И что им Небо, чисто или грязь:
Псу - хоть чуток, свинье - нажраться вволю,
Она
поднять
не может к Небу глаз -
Ей  «конституция»
такого не позволит.
Мир так велик, и так безмерно тесен.
Кто выбирает, кто дарует Долю?
И соловью
без зёрен
не до песен,
хотя ему,
на ветках,
всюду воля.
...
Без пахаря
не распахать земли.
Без хлеба - не возрадует нас Небо.
Из-за бугра
кормёжку привезли.
Земля
дичает,
не рожая хлеба.


Вопрос Ч. Дарвину

Жизнь - удивительная штука?
А волчья яма и петля?
По-человечьи плачет сука,
Оставшаяся без щенят.
Но бесполезно, бесполезно
Выть на луну, чего-то ждать…
…И бесы лезут, бесы лезут
И в сучью душу, и в глаза.
Вдали поскрипывают сани,
Ворота жалобно скулят…
В беспамятстве она кусает
Хозяина литой кулак.
Жизнь - изумительная штука -
Два плоских камня жерновов.
Жизнь - наковальня с перестуком -
То молотом, то молотком.
Она нас, правильных, рихтует,
На путь на «истинный» зовёт…
Но ананас растёт не в тундре,
В сахаре ягель не растёт.
Жизнь - распреподлейшая штука:
В туман поманит, уведёт,
Голубка станет Сытой Уткой
И за собою вслед зовёт.
Живём и с шуткой-прибауткой,
Зажав души зубную боль,
В бой с этой Сытой милой Уткой
Бросаемся мы за любовь.
И побеждаем или гибнем
На слабом медленном огне.
Керамику калят из глины,
Но повезёт ли вам и мне?
Нас ждут любовь, болезни, слава,
Сторукий и стозубый быт -
Лишь сильный выживет и сладит.
Избит, однако, не убит…
Так что же слабым,
Им - как быть?


Вопрошание  юродивого

Ох, Россия ты Рассеюшка,
Ты пошто така рассеяна?
Как же так ты проворонила,
Допустила в дом ты ворога?
Аль пособники сыскалися –
На уду, как щур, попалась ты?
Аль свершилось преступление?
Али враз все отупели мы?
Аль пособником-изменником
Честь на доллары разменена?
Али совести политики
Распродали за полтинники?
Эт назвать как не изменою,
Коли ценности подменены?
Всё богатство то народное
В руки хваткие распродано,
А народу – крохи жалкие…
Самопальный всюду алкоголь…
Прибыль – в частные карманы то,
А народ простой обманутый,
Нищим – бешеные цены,
А в казну – одни проценты…
Но ведь капают и капают…,
Накопили и – расхапали.
Ах, Россия ты Расеюшка,
Дорогая наша Родина,
Растащили снова силушку
Да всем ворогам в угоду, знать…
Испокон, известно, крепла ты
От земли, труда народного.
Управляема нелепо ты
Или ворогами Родины?
Власть лишь названа  «народною» -
Так я думаю, юродивый…


О наших улыбках

Вновь Россию тряхнули, как грушу,
Алчно ринулись разом к корыту,
Позабыв, что страна-то живая…
И уклад, и устои нарушив,
Грабят явно «законно», открыто.
Ни стыда и ни меры не зная.
Жизнь полна и тревог, и лишений.
Бьёт под дых и жестоко, и тупо
И сквозь тысячи грустных улыбок
Не исправить неправых решений,
Не исправить неверных поступков,
Не исправить всех глупых ошибок.
Вероятно, другие есть мненья
Среди тех, всё которым доступно
И живущих с надменной улыбкой…
Только явно - преступны решенья
И наглядно - преступны поступки,
И реально - преступны ошибки.
Только всё это тяжестью скажется
На судьбе и страны, и потомков.
И уже не до грустных улыбок…
Всё, конечно, когда-то уляжется,
Укатают «свершений» обломки…
Только мир будет горек и зыбок.


***
Я столько раз всё начинал с нуля
И до сих пор тружусь чернорабочим.
В поэзии, в любви - и пусть хохочет
Удачливый. Блаженства не унять
И не отнять. Здесь всё моё:
Ученья тяжкий пот,
Крик критиков,
Без чёрной краски зависть
К достойному.
Паденье. Снова завязь
Стихов, любви - круговорот…
Водоворот…
Изодран рот.


Речка Теплуха

Речка малая Теплуха
Не длинна, не глубока…
Здесь полощет плат старуха
И увидишь рыбака.
Ребятня, как лягушата
Летом в иле, на песке
И родители спешат к ним
Без тревоги налегке.
Взрослый дядя, «разогретый»…
Солнцем, дружбой и вином,
Раз - одетый, два – раздетый,
Три – подлодкой лёг на дно.
Сполоснуться, окунуться,
Растянуться в кураже,
Позабыться и проснуться
С тихой радостью в душе.
Ох, Теплуха! Ах – Отрада!
В зной и в сумрачные дни
Ты, как малая награда,
От родимой стороны.
Мы порой не понимаем –
Так события странны…
Ты же – Родина родная,
Часть великая страны.


Ещё и уже

Ещё, вроде, лёгок мой шаг,и слог
ещё не коробит уши и души.
Но всё тяжелее пыль от дорог
и всё тяжелее  о тленном думы.
Ещё, озоруя, в лесу прокричу:
- Ээ… - ге- ей! -
звонко солнцу и ветру.
Но
  ноша былая - не по плечу,
и трудными кажутся
дни-километры.
Ещё топором
  помашу, поверчу
над брёвнышком и над резьбою…
Ещё я всем телом
прижаться хочу,
чтоб быть
  одним целым с тобою.

Уже безотчётно
в делах я спешу
(кто, знает, отпущено сколько?)
Ещё о любви
   я стихи напишу -
о сладостной,
    радостно-горькой…
Уже не мечтаю -
«на сто» - вперёд,
на год, на неделю,
минуту …

Тревожит строка
и дорога зовёт,
и сам ещё нужен кому-то.
И снова душа
совершает полёт
в мечты -
в поднебесную синь.

И снова топорик,
как прежде поёт:
- Дзи - иннь,
дзи - и - иннь, дзи - и - ннь…


ПОЧЕМУ…

Мы приходим, живём и уходим
в Никуда…, а, быть может, Куда-то…
Почему  т а к  прекрасны восходы?
Почему  т а к  тревожны закаты?
Нам даровано счастье Судьбою
(создаём мы несчастия сами) …
Почему я не рядом с тобою,
запоздал со своими стихами?
Почему где-то ты затерялась –
На просторах Вселенной иль рядом?
Жизнь – жестокая наша реальность…
Отыщись, отзовись, моя радость!
Может быть, мы с тобою сумеем…-
часть того, что должно было статься,
отогреем, любовью взлелеем,
чтоб навеки уже не расстаться.
Вновь земля растит ранние всходы…
Молодые грохочут раскаты…
Как свежи, как наивны восходы…
Как печально - прекрасны закаты…


Сельская жисть…
                «…землю попашут, попишут стихи…»
                В.Маяковский

Да, сельскую «жисть», как её не крути,
Сравнить с городской невозможно.
Здесь, хочешь - не хочешь, а надо идти
В день летний и в день морозный
Туда, где гуси гогочут уже,
А куры сидят на насесте –
Для них хозяина нет важней,
Но дремлют с Петенькой вместе.
Потом и сам разомнусь с метлой,
Порой с топором и с лопатой.
Задумавшись, я постою под ветлой,
Местами в ветвях горбатой.
Потом на дворе уберу, подмету,
Зимою – снежка подвалит…
А, знаете, люди есть – маяту
Эту сельскую хвалят.
День быстро проходит, и – вдруг - темно.
Хозяйка зовёт на ужин.
И так день за днями заведено,
Но чувствую – я ещё нужен!
А между делом – потом, потом…
Сажусь за  м о и  тетрадки,
И мучаюсь сердцем над каждым стихом –
Словно над каждой грядкой.
А нынче вот дождик пошёл с утра.
Спокойно и по-хозяйски
Всё обошёл. Потом со двора
Пошёл посмотреть на грядки…
Колышется дождь, словно рожь на ветру,
У самой земли танцует вприсядку.
Я за полночь лягу, проснусь поутру
И снова пойду на грядки…


Русская речь

Не верю «поповским сказкам» -
Стою у греха на краю…
Я знаю – не быть мне обласканным
И не бывать в Раю.
Делаю всё, что надо,
На грешной нашей Земле.
Рай – слишком большая награда,
Не стоит о нём жалеть.
Но как же звучит красиво,
Словно добро творю,
Я говорю: - «Спасибо» -
«Спаси тебя Бог!» говорю.


Притча

Жил человек. Жил почти что счастливо.
Человеку однажды сказали: - Наивный…
Жить человек продолжал, как и жил – пусть  н а и в н о .
Человеку однажды сказали: - Нелепо!
Жить человек продолжал, как и прежде – наивно-нелепо.
(Просто был человек от природы и добрым, и честным.)
Человеку сто раз повторяли, что «глупо»…
Человеку потом говорили, что «глупо», «наивно», «нелепо»…
Жить продолжал человек и наивно-нелепо, и глупо.
Человеку во след прокричали: - Опомнись!
В первый раз Человек промолчал - «не заметил»…
Во второй - он задумался, но не ответил.
В третий – долго он думал тяжёлою ночью…
А  в  п о с л е д н и й  ответил он: - Поздно.
Я уже растерял себя, вам потакая…


Эпитафия
 
Замшелый монолит.
Посмертные слова.
Из-под надгробных плит
не прорастет трава.
Из-под надгробных слов
не выплеснется гнев.
Приходит вечный сон -
лежим мы, присмирев.
Не шевельнуть плечом,
век тяжких не поднять,
жжёт солнце горячо,
а  з д е с ь  и не понять.
Осенние дожди
остудят жалкий прах,
он продолжает жить -
придет его пора…
…
Не ставьте надо мной
гранитных тяжких глыб.
Я поднимусь травой.
Я убегу из мглы.
И пылью от сапог,
пыльцою от цветка
войду в круговорот -
в грядущие века.


Журавлиная грусть

Опять курлычут журавли
мне песню бессловесную,
летят они с родной земли
на землю неизвестную.
Их путь давно определён,
но только нет гарантии,
и равнодушен небосклон:
убьют ли, просто ранят ли…
И даже в теплых тех краях,
где пищи в изобилии,
не быть им, видимо, в раях -
все бойся, не убили бы…
Не оттого ль: - Курлы… курлы, –
так  грустно и щемительно,
не понимают их орлы,
глядят на них презрительно.
Как грусть мне их не уловить
гортанно-бессловесную?
… Опять курлычут журавли
мне песню поднебесную.


Мольба

Известно всем:
   - В начале было Слово…
Но непонятно,
    кто его сказал…
Пусть я -
в сравненьи с Ним -
не гном, а гномик,
и прах,
который тоже Он  создал.
Я всё приемлю на слово,
допустим:
что - за семь дней,
что …Бого-человек…
Как верил в детстве,
что «нашли в капусте»,
что Дед Мороз,
и каждому - свой век!
Счастливый век:
в Добре и Понимании,
в Почтении, в Согласии, в Любви,
без Зла -
без пакости, жестокого обмана,
без унижений, войн
    и мира на крови.
Но мы имеем то,
что мы имеем…
Не год, не век,
а сотни тысяч лет!
Мечту
о Вечной Жизни всё лелея,
живём серди жестокости и бед.
…Мне не понять т а к о г о 
без Познанья.
Молю, Тебя, Создатель,
возлюбя,
внеси поправку -
в Душу, в Код,
в Сознанье? -
чтоб жили мы
достойными Тебя.


* * *
… Мы все уйдём: кто раньше, а кто позже,
крещённый ли, неверующий ли,
предстанем, если есть,
пред взором Божьим:
коль нагрешил, то, мучась,
трепещи!
Не знаю, как там
    на Небесных счётах –
костяшки сдвинут, цифры ль наберут? –
коль жил по совести,
то счёт быть должен чёток –
ведь ангелы всё видят и не врут.
Коль ошибался
искренне и глупо,
стыдясь и мучась, вновь добро творил,
тебя поймут, быть может,
и вот тут то
зачтут дела все добрые твои.
А коль, глумясь,
насмешничал над Ликом
и осквернял земли родной места,
и на смиренность
разражался криком,
не жди поддержки Будды ли,
Христа ль.
… В Аду гореть
или порхать в Раю ли
Судом Небесным
будет мне дано,
перед Всевышним каюсь,
но не вру я,
меня волнует только лишь одно:
как жил, что делал я на той Планете,
которой имя милое – Земля,
что в Мире будут счастливы все дети,
что человеком прожил я не зря.


* * *
Там, где лето
прекраснее сказок;
там, где зимы
прекраснее зим,
ходит мальчик,
весёлый и ласковый.
Я хочу поделиться с ним
тем, что знаю и что изведал,
болью дней…
Он глядит удивлённо,
а глаза - голубое небо,
и в глазах  -
мир обновлённый.
Там, где вёсны
волшебнее сказок,
где принцессы
   на каждом шагу,
бродит юноша,
    добрый и ласковый.
Я ему помогу.
Расскажу
о тревожных тропах,
покажу,
       где живёт злой колдун…
А тот юноша встал
                и утопал
с рюкзаком
напрямик
         в тайгу.
И пошёл,
улыбаясь ветру
добродушно…
Наискосок
всё летят,
       летят километры
между нами,
как дождь косой.
Не догнать
и не крикнуть с кручи,
что любовь у принцессы
  померкла.
Что
   в о н   т а м 
прячут камень-горюч,
Там - осколки кривого зеркала.


Что с тобою, Россия?

В России долларов побольше, чем рублей,
Хоть и рублей «нарублено» с запасом.
Чужая кровь заставила болеть
Весь организм России и опасно.
Принудили нас жить в другой стране,
Хотя глаголят всюду об истоках…
…ходил босой я в детстве по стерне
И по земле колючей, по осоке.
О камни в кровь я ноги разбивал,
 Но не дышал идеей инородной.
Зато душою счастлив я бывал,
И был я горд Отчизною народной.
Нас убеждают:
- Всё идёт - О,кей!
Что путь России верный и надёжный.
Через желудок вновь взращён лакей.
Через Инет - подросток «расторможенный».
И только тот и счастлив, кто богат,
Спиной, вдобавок, гибок от природы…
Такой вот «переКройке» очень рад,
И говорит от имени народа:
Что, дескать, всё в России хорошо,
Вернуться только надобно к истокам…,
Что, дескать, вот «процесс уже пошёл»-
С попыток пересмотра всей истории.
Теперь: Емелька - вновь «клеймёный вор»,
Разбойник - Стенька, декабристы плохи,
Октябрь и Ленин - общий нацпозор,
А мы - совки, придурки, просто лохи.
«- Всё будет хорошо. Вы только верьте,
 И потерпите лет ещё полста…»
В России долларов побольше, чем в Америке
И всем указаны и ниши, и места…
 

***
А на экранах новые «герои»:
Политики, «гадалки» и попса -
Из тех, кто и не пашет, и не строит,
А вот «удачу» ловят в паруса…
И песни, и все шутки - «ниже пояса» -
Других не могут, или - не поймут…
А лексика - от «фени» и до «хрена»
от подворотен и до «Евросцен».
Тональности? Тональности такие,
Что мир подземный вздрагивает так,
Как будто рядом черти в голос воют.
Не слышат нас пока на «Небесах»…
А на экранах новые «герои»
Под этот вой, под этот стон исподний
Вихляющих, порою заторможенных,
«Продвинутых» и вовсе «отмороженных»
От «косячков» и от «туман - бурьяна»,
Красуются, себя пиарят рьяно
И учат жизни, и взрослят с пелёнок
Гламур и бизнес:
«Ты не поверишь», «Скандал года».
«Лучше всех», как «Модный приговор».
«Привет, Андрей». «Пусть говорят», «Ты супер»,
« Мой герой», «Сегодня вечером»
 «Давай поженимся». «Дом-2».
«Судьба человека» «В мире звёзд».
 «Слава Богу, ты пришёл» «Давай разведёмся».
«Секрет на миллион» - «Голос дети» и просто «Голос».
 «Наедине со всеми» «Танцы со звёздами».
« Звёзды сошлись» - у них «Своя правда».
И «музыка», и «тексты» - всё продвинуто,
А главное - оплачено уже,
Оплачено заказчиком тусовок.
Историю ведь пишут «победители»-
Они себя такими ощущают…
В недоумении  смотрю и восклицаю:
- Кто диктует такую моду
На  любой «успех» и на блуд?
Кто же гордость страны сегодня,
Где сегодня «работный люд»?


***
Поглядите-ка и вглядитесь
В эти лица и в их наряды.
Наш экран - это их «обитель»,
Мы для них лишь «бараний ряд».
Мы живём тем, что стало «модным»:
Кто-то в церковь, а кто-то - в бордель;
Голый зад и груди, как гордость,
Нам показывают на ТэВэ…
Мы живём в социальных зонах-
На «рублёвках» закон иной…
Для «элиты» - бизнес-салоны,
«Средний класс» с трудом - в «эконом».
Раскупили всё «по закону»,
Окропили «святой водой»,
Узаконили, как икону,
Сделав собственность их «святой»…
А народ снова в месте «оном»
Проживает свой путь земной…

А не много ли «телезвона»
Над родимою нашей страной?


Обалделые
                «В стране стоит порой сплошной  балдёж…»
                В.Бутов
Балдеют все от мала до велика -
Накачанный, уколотый, упитый,
Воспитанный на инбоевиках,
На играх - на компьютерных, где пытки,
Убийства совершают «просто так».
Балдеют от пошлятины и секса,
От «косячков», напитков и жратвы,
От глупых слов, от непристойных жестов,
Копируя манеры «от братвы».
Балдеют над героями Отчизны
С великой неудавшейся судьбой.
Балдеют через сдвинутые линзы
Над прахом, словно над простой золой.
Дозволено! Балдеют до потери
Сознаний, знаний, совести, любви…
А чем потери возместить, измерить?
И как балдеть и - Душу не убить?
Порой не понимают, что «балдеют»,
Качая затуманенной балдой.
От этого и тащатся, и млеют,
И быть перестают самим собой.
Не спрятаться от этих сытых рож,
От сцен насилья, секса, дебилизма:
Один сплошной (порой) глумёж,
Один сплошной (порой) балдёж,
Один сплошной (порой) грабёж
Под флагами ура-патриотизма.
Балдейте, граждане! Отдельно. Сообща.
Духовных сил и время не жалея.
Потехе - час, а балдежу - неделя…
Об этом в эФэСБэ не сообщат.
…Кому-то выгодно, что б вы балдели.


Кто же будет судьёй?..

Ты прости меня, Русь.
Я тебе - не судья.
То, что было, что есть и что сбудется…
То Голгофа ли, плаха ли или скамья-
Всё осудится, всё пересудится.
И горька вновь печаль,
Высока снова грусть -
Боль и гордость за нашу историю.
Ты, Россия моя - изначальная  Русь,
Настоящая, всё же, которая?
Ты пошто сыновей, ты пошто дочерей
Обделяешь судьбою счастливою?
Ох, Рассеюшка - Русь, россиян пожалей
И останься нам Родиной милою.
Ты суди дочерей, ты суди сыновей -
Ты суди, словно Мать настоящая.
Ведь ошибки твои втрое детям больней
И поэтому втрое разящее.
А неправедный суд душу, словно сосуд,
Наполняет неправедной силою.
И пройдут времена и деянья на суд
Принесут да на суд над Россиею…
Это - в минус зачтут. Снова - в минус, и - в плюс…
Затрепещет листвою осинник…
Может, зря, может - нет, за Россию боюсь:
Кто же будет Судьёй для России?!


Сыновья боль

Я ошибался искренне и много.
Но что мои ошибки для Тебя?
Ведь без меня вновь избрана дорога:
Вновь - для Тебя, а значит - для меня.
Я не кликуша, не изменник скрытный!
Я просто думать сызмальства привык,
Не добивался места у корыта,
Не продавал ни душу, ни язык.
Народ и Ты от бед уже устали.
Во власть же прут тугие кошельки.
Глашатаями всюду, всюду стали
Те, кто пролез к трибунам, то бишь, - к СМИ.
Россия-мать, прости ошибки сына!
Но верю, что в одном не ошибусь:
Что станешь ты великой, мудрой, сильной
И гордою, моя родная Русь!


О Родине
          
Может, есть просторы краше,
Небо выше и синей,
И забор «о, кей»  покрашен,
Экономика сильней,
Каждый клок земли ухожен.
Автобаны – ровный стол…
Знаю – всё это мы сможем,
Даже лучше. Будет толк…
Надо только труд народный
Оценить и оплатить,
На землице плодородной
Урожай самим растить,
Чтоб  достойная зарплата,
Чтобы в каждый дом – добро,
Чтоб продукты и товары      
Не «лепили» за «бугром».
Есть в народе работяги
И умельцы, и умы -
Одолеем передряги
Сообща внутри страны.
Станут вновь просторы краше,
Небо - выше и синей
Над родной страною нашей,
Коль заботы все о ней,
О родной стране любимой -
Битой, но непобедимой.