Узкая улочка
-Ты и до войны здесь же жила? - спросила одна из них
-Ты чо, нам дали фатиру ещё в двадцать шестом году, дом этот был нацалирован, вот тоды нам дали фатиру, вот. Сначала мы жили в подвале, а в ём был дом свиданий, его хозяева жили во дворе во флигеле, вот. Они и щас тамочки живут-
В этот момент на улице появляются два мальчишки, бегущие друг за дружкой и орущие, видно, что один гонится за другим и кричит: то ли отдай, то ли...
Одна из женщин, в строгом коричневом платье, поднимается и хватает сзади бегущего паренька, первый шныряет во двор и исчезает.
-Пусти - орёт мальчишка, выворачиваясь из рук женщины, но она цепко держит его.
-Валера, ты сегодня хоть ел? - спрашивает она спокойным голосом
-Да - отвечает он, шмыгая носом и, продолжая крутиться - заскочил домой, дядьки и мамка спали, я ухватил кусок хлеба - тараторил он, продолжая выворачиваться из цепких рук.
-Опять, вусмерть, пьяные?- мальчишка кивает - Ну тогда пошли ко мне, я тебя борщом накормлю-
-Та не надо. Я не хочу - упирается в стеснении он.
Женщина, взяв его за руку, тащит за собой, прихватив табурет. Они поднимаются на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице и исчезают в общем коридоре на четыре семьи.
Вторая женщина, посидев в одиночестве какое-то время, встает, забирает свой табурет и уходит в дом, но возвращается с веником, выметает тщательно всю лузгу, которую они нагрызли, на проезжую, не мощеную часть улицы, что лосниться на срезе колеи, как чёрный шелк: в колее еще стоит вода от вчерашнего дождя.
Машины по улочке не ездят, уж очень она разбитая, а ездит телега, в которую впряжена печальная гнедая лошадь. Вот и сейчас заскрипели соседские ворота, и оттуда под уздцы мужчина выводит лошадь, впряжённую в телегу. Раскосые глаза мужчины и круглое лицо, как бы приплюснутое, выдают в нём татарина. В этом дворе живёт семья из четырёх человек: мать, отец, старший сын и дочь. Всё семейство Ахмед держит в строгости, особенно жену и дочь. Он занимается извозом и сбытом ворованного, которое ему приносят мелкие воришки, сам верно тоже не гнушается прихватить, что неровно лежит. Хозяин на этой же телеге ездит по селам и продает ворованные вещи. Сын закончил восьмилетку, и отец постепенно приучает его к своей работе. Кроме того, Ахмед занимается ещё и продажей чёрной икры, которую ему привозят откуда-то из Астрахани и, которую с удовольствием покупают многие соседи. За пять рублей пол-литровая баночка - не очень дорого на завтрак к чаю, зато очень питательно.
Лошадь медленно двигается по улице, чувствуется - она нещадно устала от жизни, впалые бока тяжело вздымаются, ей уже много-много лет, об этом говорят и грустные глаза, и вялая походка. Хозяин бережёт лошадь, а потому не едет в телеге, а ведёт под уздцы. Колымага грохочет и скрипит нещадно, вот они уже скрылись за поворотом.
И снова на улице тихо - тихо, только слышно, как шелестят листья на акациях, которые растут вдоль всей дороги по краю мостовой, выложенной белыми плитами из песчаника. Чёрные морщинистые стволы акаций напоминают руки старика, всю жизнь проработавшего на земле - отчего они стали шершавые и грубые. Но зато светлая зелень деревьев является украшением этой печальной и Богом забытой улочки.
На балкон двухэтажного дома выходит старуха, неся с собой венский стул. На ней надета белая поплиновая в цветочек кофта, цветастая юбка, все это тщательно выглажено. Верно от этого, что старуха держится невероятно прямо, смотрится она гордо и даже слегка надменно. Рот у неё впалый - во рту не осталось ни одного зуба. На висках слегка седые волосы забраны назад в тугой узел. Высокий лоб выдаёт в ней не глупого человека, привыкшего жить "жизнью мысли", а не просто существовать. Она садиться на стул, мечтательно смотрит на небо и поёт:
"Скатерть белая залита вином, спят гвардейцы все непробудным сном, лишь один не спит - пьет шампанское за контральто, за цыганское... "
Голос у неё старческий дребезжащий, но поёт она с большим чувством.
Из флигеля выходит молодой мужчина и, двигаясь в угол двора в туалет, крутит у виска пальцем. Где ж ему понять эту пожилую женщину, поющую романс.
" Мишка, Мишка! Где твоя улыбка... " или
" Шаланды полные кефали... "
-Вот и всё, что ему довелось услышать. - думает про себя старушка -
-Да, Советская пропаганда не позволяет слушать белогвардейские мелодии. С Октябрьской революцией было перечеркнуто всё культурное наследие прошлого России: классическая музыка, живопись, храмы, которые рушат, все это не нужная для гражданина страны Советов роскошь. История начинается с семнадцатого года, а корни предков советским гражданам ни к чему - все эти Врубели, Нестеровы, Вертинские, Рахманиновы – на свалку истории. История пишется с белого листа. В школах преподается история КПСС, а история России искажена до идиотства. Особенно убого изображается последний русский государь. Лишь в войну, в сорок втором году, вновь, разрешают богослужение, в не уничтоженных на тот момент храмах. Верховная власть решила, что и молитвы могут сгодиться для Победы. Но сейчас шестьдесят первый год, и гонение на священнослужителей и уничтожение храмов возобновлено. Рушат те храмы, что не успели уничтожить до войны. В праздники в воротах оставшихся действующих церквей стоят комсомольцы, якобы оберегающие покой молящихся старушек, а под этим предлогом в храм не допускается молодёжь, вплоть до заламывания рук и угрозы ареста. Революцию совершали для улучшения жизни людей, а где же она эта лучшая жизнь? Полуголодное, полунищенское существование - продолжая свои грустные мысли, старушка наблюдает за жизнью соседей.
Закатное солнце на балкон не попадает, а отражается в оконцах низенького флигеля, что расположился в глубине двора, напротив двухэтажки. Домик окружён палисадником, на низкой скамеечке сидит мужчина и, несмотря на то, что глаза незрячие, они у него неподвижно уставились в одну точку, он что-то строгает и мастерит. Из дверей домика иногда выглядывает женщина, спрашивая его:
-Что тебе из инструментов принести?-
-Пока ничего - отвечает тот и снова строгает и пилит.
Ещё до войны он работал на мебельной фабрике, считался неплохим работником, но пил также, как большинство мужчин. Однажды они решили выпить полироль, разведенный на спирту, видно сбегать в магазин за бутылкой не захотели, экономили. Через час все трое попали в больницу, двое из них скончались, а у Петра могучий организм был - выжил, но остался слепым. Его и немцы не тронули, хотя от
неспособных к труду избавлялись. Детей у них не случилось, и потому Дуся привечала соседских ребятишек, особенно племянников.
В коридор выходит Татьяна, увидев соседку, спрашивает:
-Как самочувствие, Клавдия Ивановна?-
-Да что мне будет - отвечает та - скоро девяносто лет, как топчу землю. Да в нашей нищенской, скучной жизни ничего и не случается-
-А до революции Вы жили иначе?-
-Да уж поинтереснее. Таня, Ваше счастье, что Вы не знаете, как Вы несчастны - Вздохнула тяжко и продолжала:
-Молодой я работала в управлении железных дорог, а когда родила Аннушку, уволилась и мы втроем, с моей мамой, поселились в небольшом домике на семь комнат. По хозяйству нам помогала молодуха из деревни, она готовила и убирала, стирала приходящая прачка. Я работала в школе. Часто приходили друзья, пели, музицировали на рояле, читали интересные книги, с революцией все это кануло в Лету.
Да дело не в вещах и комнатах, а в мышлении. Есть люди созидатели: врачи, инженеры, крестьяне и другие, а есть завистливые лентяи, которые хотят хорошо жить, но без труда, а «без труда не выловишь и рыбку из пруда». Вот они и решили поделить добро богатеев, как они считали, награбленное у трудового народа. А чтоб легче было отнимать, то этих «буржуев»- врачей, инженеров, к стенке. Но на чужой крови, своё счастье не построишь. Не создавая, награбленное богатство прожили. Но зависть она живуча, идут новые завистливые поколения, которые вновь решат делить «награбленное». Я читаю прессу – советскую прессу, и чувствую, что скоро новый передел грядёт.
Вот и нас в 20 году уплотнили, оставив нам две комнаты. Имущество отобрали, правда и брать было нечего: рояль забрали, мою шубку, пару колец и книги. Книг у нас было вдоволь. До сих пор сердце кровью обливается, как вспомню: их бросали в телегу, они бедные выворачивались наизнанку, страницы подгибались, а чикисты продолжали сверху набрасывать новые и новые. Дуня отказалась уйти от нас, хотя зарплату нам нечем было платить. А, когда нас с Анней посадили, она осталась с мамой.
-За что посадили?- ойкнула Татьяна
-А кто его знает, донос соседи написали, что б занять жилплощадь, верно. Просидели мы в подвале ЧК три месяца.
Там таких же "врагов народа" человек сорок сидело, именно сидело: ни лежанок, ни нар не было, спали на полу, калачиком и по очереди - места всем не хватало, тут же ведра стояли - туалеты, выносили их редко, а потому всё лилось по полу, на котором спали. Кормили раз в день - кусок хлеба и кружка воды. Нас подкармливала Дуня, самим есть нечего было, а она ещё нам носила. Когда в конце девятнадцатого года, город заняли деникинские войска, нас освободили и мы, собрав вещи, уехали в Ростов к сестре, от греха подальше. Дуня плакала, когда расставались, увезла в деревню кое какие наши вещи и сказала:
-Возвращайтесь, а это я сберегу для вас-
А потом уже в тридцать первом году нам дали эту квартиру.-
На балкон выходит ещё одна пожилая женщина, но моложе той, что сидит на балконе:
-Мама, накличешь ты на нас беду своими воспоминаниями, пойдём лучше ужинать - старуха поднимается.
-Какие бы люди тут не жили, но сиксотов среди них нет, это и сталинские времена показали, и немецкая оккупация - произносит она выпрямляясь.
Обе входят в коридор, направляясь в свою квартирку, расположенную в глубине. Квартирка маленькая, состоящая из двух комнаток, в первой печь для отопления, рукомойник у двери, кровать и шифоньер, а во второй - дубовый стол и две кровати, вот и всё убранство, но в комнатах чисто и уютно. Еда немудрёная - кружка молока и черный, но свежий хлеб, за которым младшая из женщин только что сходила в так называемую лавку "инвалидов", что на углу улочки. За столом, кроме старушек, ещё и девочка лет восьми с косичками, по бокам головки, подвернутыми калачиками и закрепленными коричневыми атласными лентами у основания.
-Вот и окончен первый класс, каникулы, но читать каждый день ты всё равно должна - говорит Валюшке бабушка, доставая из шкафа "Русские народные сказки" Девочка с удовольствием берёт книгу и листает её, задерживаясь на заголовках.
-С какой начать?- спрашивает
-Да они все интересные, читай подряд-
Вечером улица оживает: почти у каждого двора примостились некрашеные, грубо сколоченные лавки, вот на них и размещаются соседи, и неспешная беседа ведётся до темноты. Тут же бегают, играя в салки дети, или, сидя под забором, рассказывают разные истории и страшилки. Детей не так уж много - с войны мало вернулось мужчин, не от кого рожать женщинам. Да и те, что вернулись, все раненые или без руки, или ноги, правда жёны и таким рады - всё же живой, и заботятся о них, даже если он бьёт их - сердобольности русских женщин нет предела.
Валюшка недавно вычитала в книжке историю о Степане Разине и рассказывает детям, а те слушают, разинув рты:
"Степан Разин, когда шёл по Дону на стругах к Царицину, сейчас Сталинграду, то где-то здесь закопал свой схрон. Когда его поймали и пытали, то хотели разузнать об этом кладе, но он молчал. Тогда палачи стали выпытывать об этом у его брата, Фрола. Тот, чтоб сохранить свою жизнь начал признаваться, тогда Степан страшным голосом как закричит: "молчи собака!". Но Фрол всё равно рассказал, что всё своё богатство Разин сложил в большой казан, залил его свинцом и закопал на острове, что середь Дона - на нашем Зелёном острове по описанию. Но от казни Фрола это не спасло, но и клад, как не искали, так и не нашли. А другие рассказывают, что казан тот бросили в Дон в том месте, где тень от головы Степана на воду легла, когда он встал на высоком холме на берегу рано поутру, любуясь Доном и уже зная, что гибель его близка."
-Вот, откопать бы - мечтательно говорит Колька, чернявый и вечно сопливый малец.
-Ну, и что ты будешь с ним делать?-
-Нажрусь вдосталь-
-Ненасытная прорва - тихо под нос шепчет девочка.
А у взрослых свои байки:
-Тань, ты чо не слышала, Веру опять сховали в психушку?- говорит та женщина, что недавно подметала улицу, Варвара.
-Мама её - стара совсем, на ногах еле стоит, а туточки и енту помощницу забрали и видать надолго, вот - продолжает она.
--Жалко Веру, хороший она человечек, так сильно судьба её изломала. Врачи утверждают, что буйных ещё возможно вылечить, а тихие, как наша Вера- безнадежные- откликается Татьяна
-Тебе всех жалко. Ты чо не знаешь, её угнали в Германию в войну на работы. Ей тогда только- только пятнадцать лет минуло, вот.
Красивая была - говорит Варвара, закатывая глаза, как будто всматривается ввысь, видя там что-то только ей понятное - светловолосая, сероглазая. А этот полицай, Петрович, что жил в ихнем дворе, дал её в списках на отправку, вот. Ей ещё повезло: в Германии она попала в дом к немецкому майору в работницы. Хозяйка била её за малейший промах, но не концлагерь ведь, вот. Вера рассказывала - забьётся после побоев в свою коморку под лестницей и тихонько плачет, поглаживая побои и вспоминая дом, старенькую маму, что осталась в России. А однажды майор привёл домой друзей, таких же фашистов, как сам. А было это, когда мы их лупанули под Сталинградом. Они напились и все вместе изнасиловали Веру. Тогда она и свихнулась, вот. Её сослали назад в концлагерь, узники её оберегали, как могли, а когда наши войска освободили заключённых, тех, что ещё оставались живы, она вернулась домой. Долго лечилась, но иногда ей становится хуже, вот -
-До чего же жизнь несправедлива. Полицай тот, как жил в её дворе, так и продолжал жить до недавнего времени, слава богу, умер, мерзавец. Ведь на его счету ни один человек, прошедший через Гестапо по его вине. Вот и жильцы моей квартиры - тяжело вздохнув, продолжает Татьяна- куда мы с мужем вселилась в сорок пятом, когда Пётр раненый домой вернулся после войны, были расстреляны в Змеёвской балке, согласно его спискам. Мне рассказывала Анна Петровна, что сын их воевал в Советской Армии, а в квартире, когда немцы взяли Ростов во второй раз, оставались мать и дочь тринадцати лет - они были евреями, не успели эвакуироваться.
Петрович пришёл к ним, говорит: собирайтесь с вещами на работу в Германию, мать в слезы:
"У нас же Миша воюет, вернётся, а мы в Германии"
"Ты лучше про сына молчи пока и тебя и твою дочь к стенке не поставили" -говорит Петрович. Она и примолкла, испугавшись за дочь.
Собрали вещи и с узелком отправились на сборный пункт, думая, что их отправят на вокзал, а оттуда эшелоном в Германию, а их погнали к Змеевской балке. Там таких же было уйма. Всех заставили раздеться, вещи сложить в одну кучу, снять с себя всё золото, все драгоценности и в одних рубашках расстреливали. Тут же на бруствере они и девочек, и женщин насиловали, а потом добивали из пистолета и сбрасывали в овраг. Многих сбросили туда живыми, потому оттуда стоны и крики неслись. Некоторых, рядом живущим женщинам, ночью удалось спасти, лечить и прятать у себя в подвале, но всё это держалось в секрете, так как они за это могли сами жизнью поплатится.-
На улочке писк и визг ребятни, играющей в "казаки-разбойники" Вот и сейчас завернув за спину руки Сережке, ведут "арестованного" Колька и Валюшка.
-Куда это вы его?-
-Он беляк, мы его зарестовали и посадим в тюрьму, в наш сарай, чтоб не убёг - говорит Колян
-Вы не очень-то руки ему крутите, а то поломаете, вот - говорит Варвара, мать Серёжки, стоя у дворовой плиты и что-то помешивая в алюминиевой кастрюле.
У неё трое детей: старшая уже замужем, а младшие дочь Вера и Серёжка с ней живут. Вера учится в училище на телефонистку, а Серёжка ещё школьник, учится в третьем классе.
-Последыш у тебя толковым родился, куда он мечтает попасть учиться после школы?- любовно глядя вслед детворе, говорит Татьяна
-В лётчики мечтает, вот-
Её муж, «золотые руки» соорудил посредине двора печь, на которой Варвара готовила. Летом и без того в квартирах не продохнуть, вот они «кухню» вынесли во двор. Когда она варила борщ, весь двор исходил слюной, так вкусно он пах. Особенно украинский, заправленный салом и чесноком. На этой же плите, вот за то сало, которым пах борщ, готовила ещё одна соседка, Матрёна, варево для своих свиней и тогда захлопывались все окна и форточки, такая вонь шла от этого варева.
В квартирках в летнее время было настолько душно, что многие соседи, поставив в сараях кровати, переходили на лето в них жить, несмотря на то, что сараи были сооружены из корявых и полусгнивших досок.
Вечер, по улочке, громыхая, трясётся телега, возвращаясь, домой после «рабочего дня». Лицо Ахмеда самодовольное, верно удачным был день. Вдруг, завывая, врывается на улицу милицейская машина и из дома Ретки выводят совершенно голых трех мужчин и хозяйку, нещадно матерящихся и вдребезги пьяных. Заталкивают в машину - они орут, сопротивляются, но их всё же увозят.
Разинув рты, и, явно довольные зрелищем, стоят Колян и Валерка. Колян что-то пахабное шепчет Валерке на ухо и оба, пакостно, ржут. Татьяна даёт им подзатыльники:
-А ну, марш отсюда, пакостники - те недовольно сопят, но уходят.
Такие «концерты» устраиваются на улочке регулярно. У Ретки был муж и двое детей: старшая дочь и младший Валерка. Муж работал на железной дороге и однажды, возвращаясь ночью домой, попал под поезд, ему отрезало обе ноги. Пока он лежал в больнице, Ретка стала пить и гулять с пьяными мужиками. Не раз жены мужчин били ей стекла и таскали за волосы, не помогло. Муж, выйдя из больницы, какое-то время помучился с ней, нашёл себе жену, хотя у него обеих ног по колено не было, перешёл к ней жить. Дочь к тому времени уже вышла замуж, а вот Валерка остался беспризорным. Соседи, среди которых была и его тётка, Дуся, подкармливали пацана, принимали на ночь, если у матери в доме были мужчины. Вот и рос он беспризорным при живой матери.
Через улицу, напротив двухэтажного дома - частный дом с глухими воротами, из него редко кто выходит. Живёт там семья из четырех человек: мать, отец и двое детей: старший сын и девочка лет девяти. Вся семья, кроме мальчика, глухонемая. Этим и объяснялась нелюдимость членов семьи. С Сашенькой, белокурой, сероглазой, всегда опрятно одетой девочкой, дружила только Валюшка. Но играть в игры с Сашенькой было невозможно, крикни "Штандр" или "Лови", а она не услышит. В будние дни та жила в школе для глухонемых, которая очень удачно располагалась на соседней улице. А вот в воскресенье девочка приходила домой и, глядя с тоской в окно, как носятся дети. Выходит на улицу, но подходит к ней только Валюшка и они, стоя, лицом друг к другу, разговаривают. Когда она произносит слова, то из её горла вылетает только сипение, в котором с трудом можно разобрать слово, но Валюшка научилась, следя за губами Саши, по артикуляции определять, что хочет сказать девочка. В основном они говорят о школе, предметах, которые изучают. Конечно, предметы здорово отличаются. Валюшка иногда приносит подружке книжки, которые сама уже успела прочесть и, которые расхваливает прежде, чем отдать книгу. А потом они обсуждают прочитанное. Больше никто книг из уличных детей не читает, а Валюшке так хочется с кем-то поделиться прочитанным. Сашенька же с удовольствием берёт у Валюшки книги и, чувствуется, читает их с радостью, во-первых книги и впрямь всегда интересные, а во-вторых девочка рядом с Валюшкой не чувствует свою отрешенность от людей, которую испытывает в связи с недостатком.
Прошло несколько дней, и улицу облетела печальная весть - умерла мать Веры. Соседки, приодевшись в темные платья и повязав головы чёрными косынками, отправились в дом Веры, чтобы достойно проводить в далёкий путь её мать. Обмыли старую женщину, приодели, собрав деньги у соседей по улице, похоронили. Решили Вере пока не говорить, чтоб не навредить её лечению. Но не прошло и трех недель, как из больницы пришло грустное сообщение, что Вера умерла. Видно какой-то доброхот донёс ей весть о смерти матери. И Варвара, и Татьяна, и женщины из Верыного двора вновь, надев все тёмное, хоронили на собранные по людям деньги бедолагу - Веру, так и не познавшую радости любви, деторождения. Сколько же судеб исковеркала - ты война!
День клонится к вечеру, на улицу выходит Валюшка в новом платье, которое она, то одернет, то пригладит ручонками и слегка так поворачивается, как бы любуясь собой в этом платьице. Но на улице никого нет и заметить её новый наряд некому, кроме мальчишек, которые о чём-то шепчутся. Их трое: Колян, Валерка и Серёга. Несмотря на то, что первые двое на год старше Серёжки, он их развитее и толковее, да еще и уравновешеннее.
-Валька, пошли за яблоками - орёт Колян
-У меня денег нет - тоскливо шепчет Валюшка - Да и разве в магазине торгуют яблоками?-
-У дядьки Васьки надёргаем - говорит тот же Колян
-Так это же воровство, да и у него злющая собака, как же мы во двор войдём?-
-Вот дура, мы по крыше сарая из соседнего двора перелезем на дерево и надёргаем, ну так идёшь?-
Валюшка жмётся, но всё-таки нерешительно идёт за мальчишками.
Но уже через полчаса, прихрамывая, в разодранном платье и свезенными руками бежит, плача, домой.
-Ах, Боже мой, что же ты наделала?- всплёскивает руками бабушка - ведь новое платье-
Сквозь слёзы, Валюшка рассказывает:
-Мы полезли яблоки рвать у дяди Васи. На животе по крыше сарая я подползла к краю крыши, но только взялась за ветку, на которой росли яблоки, как Колька сильно дёрнул ветку, с неё он рвал яблоки и складывал под майку, руки мои сорвались и я поехала головой вниз во двор дяди Васи, а внизу бесновалась собака, подпрыгивая почти до моих рук. У неё вот такущие зубы - со страхом в голосе произносит девочка и разводя ручонки в стороны - Если бы я платьем не зацепилась за железку на крыше, так бы и съехала во двор. Серёжка увидел, что я сползаю головой вниз, подтащил меня обратно на крышу за ноги, так стыдно, платье задралось, и он увидел мои трусики. Бабунечка, прости меня! Но так яблочек захотелось - продолжала плакать Валюшка.
-Это тебя Бог наказал за воровство - резко произнесла прабабушка.
-А как же теперь с платьем?- сквозь слёзы, всхлипывая, спрашивает девочка
-Ладно, отнесём его к портнихе, она что-нибудь придумает: или оборочку в этом месте, или кармашек, только учти теперь месяц не проси ни на мороженое, ни на кино, деньги уйдут на ремонт платьица-
Печалясь, Валюшка умывается, зеленкой бабушка мажет ей все ранки и она садится читать. Думая про себя: "Даже не попробовала яблочка, а они такие вкусные на вид были, да ещё и в кино не попадёшь, больше никогда ничего чужого не возьму" Вскоре в двери стучит Серёжка и протягивает два яблочка:
-Это Валюшке, чтоб не плакала-
Бабушка гладит его русую головку, беря яблоки.
-Спасибо, ты верный друг-
Тишина на улочке, только шелестят листвой акации и мирно качаются ветки. С них время от времени в придорожную пыль ссыпаются воробьишки. Нещадно сорятся за ту малость, что находят в пыли. Но весело нащебечивают песенку: "как жизнь прекрасна!"
Из-за угла выныривает Татьяна. В руке у неё авоська с разной снедью. Сквозь прорванную ячейку выпадает морковь:
-Да что же ты не лежишь на месте, шустрая - ворчит она, наклоняясь и подбирая её с земли.
Так с морковкой в одной руке и авоськой во второй, она входит во двор, здороваясь с соседкой, вышедшей из флигеля.
-Ретку уже отпустили домой, а то Валерка совсем один -
-А тебе не всё равно?- отвечает та грубым, прокуренным голосом.
В войну ей, соседке, еле исполнилось семнадцать, к ним на постой встал молодой лейтенантик, немец, он стал ухлёстывать за Тоней, а мать её поощряла эти ухаживания, голод был ужасный, а лейтенант подкармливал не только Тоню, но и всю семью. В феврале сорок третьего город освободили, а в апреле Тоня родила дочь. Её долго таскали за связь с немцем, но видно проверяющий был сердобольный: и юный возраст Веры и только что родившийся ребёнок не дали возможность арестовать её. Эта девочка выросла красавицей и уже была замужем за хорошим парнем.
-Мне не всё равно, как тебе, хотя ты и тётка-
-Хватит и того, что с ним возится Дуся, у неё своих детей нет, вот она добренькую и изображает-
-И чего ты такая злющая? Не зря тебя мужик время от времени гоняет, ты и своему Кольке ладу не дашь, чего же ждать, что сердце за племянника болеть будет - говорит резко Татьяна, поднимаясь по шаткой лестнице.
-Доброе утро, Анна Петровна - произносит она, входя в коридор и видя, что у примуса возится худенькая, маленькая росточком старушка.
-Как вкусно пахнет гречневой кашей, с мясом что ли?- восклицает она
-Таня, да откуда деньги на мясо, живём ведь втроём на мою пенсию! - с сожалением в голосе произносит старушка.
-А что Галя не подбрасывает деньжонки на Валюшку?-
-Да с чего, Рома ведь алименты не платит- отвечает та.
-А она сама разве не мать, или так мало зарабатывает? Приезжала разряженная. Да и муж у неё есть, что же не выкроят денег на ребёнка? Или сбагрили бабушке и забыли?-
-Я не вмешиваюсь в их дела - грустно произносит Анна Петровна - она несчастная, ей свою жизнь устраивать надо-.
-Уж больно Вы Галю балуете! Это чем это она "несчастная"?- передразнивает Татьяна, всплеснув руками.- Пол страны после войны одиноких женщин, сами растят детей, не подбрасывают бабушкам. А у Вашей Гали, аж два мужа: с одним не развелась, со вторым живёт, всё что-то выгадывает-
-Так Рома бросил же её!-
-Никто её не бросал, она сама загуляла от него, пока он в отъезде был, в институте восстанавливался, который до войны закончить не успел. Когда война началась, он добровольцем ушёл на фронт, не закончив институт. Вот и поехал восстановиться в институт в Днепропетровске, чтоб доучиться. А вернулся домой пораньше после сессии, и застал её с хахалем. Вот он развернулся и уехал. А мужик тот ребёнка ей сделал и сбежал назад в семью, ведь женатый был. Начальником был, вот Галя и ухватилась за него. Она вернуть его захотела, так на неё все женщины ополчились, вот ей и пришлось из посёлка строителей сбежать. Я помню, она тогда к Вам приехала с ещё маленькой Валюшкой и села на шею. Нелегально аборт сделала, ведь тогда аборты запрещались: давали десять лет и тому кто делает (врачу) и тому кому делают. Почти год Вы её кормили, она и не собиралась устраиваться, всё больной прикидывалась. А тут Наташа, младшая Ваша, замуж вышла и тоже с мужем у Вас поселилась, но эта хоть в техникуме училась, а муж работал, но мало зарабатывал, вот Вы и содержали всех этих шесть человек. Так, пока Вы на работе, Галя даже обед не приготовит, всё на Вас было, непорядочная она у Вас и в кого не пойму. У всех у вас совесть есть, кроме неё. Потом на Волгу уехала "свою жизнь устраивать", а Валюшку на Вас спихнула. И только через год забрала - и то потому, что жилье ей там не давали. Вот она и изобразила из себя мать одиночку, а Валюшку в круглосуточный садик отдала. Бедный ребёнок мать совсем не видел, пока там жила. Квартиру получила и девочку опять Вам привезла. Да Вы и сами всё это знаете - всё это она говорила в возмущении и одновременно чистила овощи, сначала поставив на огонь керогаза кастрюлю с мясом.
-Да мне Валюшка не в тягость, она девочка послушная и умненькая; учится неплохо, да и так ей всё интересно и музыка и стихи, мы всё это по радио с ней слушаем, мне с ней веселей, ты же знаешь, мама суровый человек - с ней не посмеёшься, не поговоришь. А с Валюшкой сядем в десятый номер трамвая, едем на вывески смотрим, она по ним буквы учила. С ней и на душе теплее - сказала она и глаза засветились мягкой улыбкой.
-Гале ведь тяжело в войну досталось, и голод и холод, еле выжила - продолжила Анна Петровна.
-А она, что не с Вами жила? И Вам и Наташе не так же пришлось? Наташа еще меньше неё была. Просто эгоистка она у Вас, из всей семьи такая хитрая и жадная, только себя и видит. Вы её чрезмерной добротой и разбаловали-
-Не суди её строго, она несчастная...- говорит Анна Петровна, загасив керосинку, ухватив кастрюльку тряпкой и входя в комнату.
-Опять за свое! Вот именно несчастная и убогая - ворчит Татьяна в сердцах, заходя к себе.
К ней из армии, отслужив положенные три года, вернулся сын, Николай. За время службы он вырос, возмужал. Уходил мальчишкой с тонкой шеей, а сейчас на бычка стал похож: в груди широк и походка, вразвалочку. Очень хотел моряком стать, а в армию забрали в пехоту. После армии идти в училище поздновато, потому он пошёл в порт работать, в надежде со временем попасть матросом на речной сухогруз. Не прошло и недели с его возвращения, как он стал приводить в дом крепкую и добрую девушку, которая нет, нет, да полы Татьяне помоет и посуду в миске, воду из колонки принесет. Девушка широколица, да и при теле, но главное с очень мягким взглядом серых глаз. Все понимали, что дело движется к свадьбе. В июле скромно и расписали молодых. Они поселились у Татьяны, теперь она еще чаще стала возиться у примуса. Молодуха оказалась тоже хлопотливой хозяйкой, под стать Татьяне и они уже вдвоем резали овощи, тихо переговариваясь. У Нади, так звали невестку Татьяны, был тихий мягкий голос, когда она произносила что-то, казалось, это мурлычет кошечка и трется в ласке. Она сразу пришлась ко двору и Татьяне и Анне Петровне.
В коридор выходило ещё две двери: за одной жила старушка Матрена, а во второй квартире три человека - очень злобный хозяин и мать с дочерью. Они редко выходили из своих квартир, выходя, запирали двери на ключ и почти не здоровались. У Анны Петровны в квартире, под столом жила собака. Была она уже старая грузная и неповоротливая, возвращаясь с прогулки, пробираясь в свою квартиру, путалась между людских ног, но бесило это только Петра - злобного хозяина. Он так и пытался пнуть собаку ногой в бок, на что та только взвизгнет и поскорей прячется за свою дверь, ни разу не укусив его. Однажды, когда в коридоре никого не было, он поймал Бобика, отнес к себе в сарай и долго бил засовом, пока не перебил ему позвоночник. Лёжа под кухонным столом, собака стонала и охала, как человек, а через три дня сдохла. Вся семья оплакивала смерть Бобика, как родного человека, а Пётр ходил и со злорадством поглядывал на всех.
-Полегчало?- только и сказала бабушка, на что он ушёл к себе, в сердцах хлопнув дверью.
Завернув собаку в старую простыню, пожилая женщина, вместе с Валюшкой, вечером еле донесли труп до парка и закопали под деревом.
Выйдя в коридор, Анна Петровна мнётся, как бы ни решаясь что-то спросить Татьяну.
-Анна Петровна, что Вы хотели?- окликает та.
-Таня, вчера приходил почтальон, принёс пенсию, а я не найду, куда дела-
-Ясно - произносит Татьяна, направляясь в квартиру соседки, ловко, открыв шкаф, просовывает руку под аккуратную стопку белья и достает оттуда деньги.
-Как же я не нашла?- всплёскивает руками старушка.
-Где у Вас лежат деньги - знает весь двор, Вы хоть бы место поменяли, да и дверь не забывали закрывать на ключ, когда уходите - наставительно говорит Татьяна
-Так дома же мама остается-
-Она сидит на балконе, а нырнуть к Вам в комнату и достать деньги дело одной минуты-
-Да я как-то привыкла доверять людям - говорит Анна Петровна
-Всем, а этому зверю, что убил собаку?-
Анна Петровна стоит, понурив голову, как провинившаяся первоклашка.
Татьяна вроде радовалась за сына с невесткой, но что-то нервное и тревожное появилось в её поведении. Анна Петровна, не выдержав, по-соседски, спросила:
-Таня, у Вас нелады с Надей?-
-Да нет, все нормально - отвечала та, оглядываясь на свою дверь и понижая до шёпота голос - Ночами мне тревожно, когда из соседней комнаты слышны поцелуи и шорохи. Не пойму, что со мной, раньше такого не было. Да и голова стала болеть сильно-
-Вы бы к врачу сходили-
Но до врача дело не дошло, через пару дней, ночью, на шум в коридоре, повыглядывали все соседи. Оказалось, приехала скорая помощь к Татьяне и увезла её в больницу. «Инсульт», сказал на следующий день Николай, побывав у матери в больнице. Через две недели, осунувшаяся, появилась Татьяна, но она больше лежала, а у керогаза возилась только Надя.
Как то Анна Петровна зашла проведать Татьяну и, конечно же, понесла ей свои знаменитые пирожки. На её вопрос о здоровье, та ответила, озираясь на дверь:
-Врач сказал, что, если я в ближайшее время не найду себе мужчину, то инсульт повторится и не известно чем закончится. Что Вы мне посоветуете, как умудренный опытом человек?-
-Ну, конечно, врача надо слушать - смущённо проговорила соседка.
И как только ей полегчало, Татьяна стала наведываться в соседний двор, где жил одинокий мужчина. Он был старше её лет на десять, но еще крепенький. Больше всего веселило соседей, что Татьяна нашила платья с фонариками, как у девочки.
В коридоре двухэтажного дома - сумрачно, стоит чад от керосинок, на которых готовят соседи. Свет проникает только через застеклённую дверь вначале коридора, да еле светится лампочка под самым потолком.
Вновь в коридор выходит Татьяна с досточкой и начинает нарезку овощей для борща. Из своей квартиры выходит Анна Петровна с грязной посудой и миской в другой руке. Налив воду в миску из ведра с водой, моет посуду.
-А почему после войны не арестовали и не расстреляли этого полицая - Петровича?- заводит опять разговор Татьяна
-Он до войны работал в милиции, и после войны до пенсии успел там же поработать. Видно его оставили каким-нибудь связным. А девиз коммунистов был «лес рубят, щепки летят». Вот и работал он полицаем, предавая соотечественников.
- Мой муж после войны тоже работал в милиции, что-то не говорил, что там подлецы работают - вставила слово Татьяна
-В семье не без урода, так что и там их хватало, просто он тебя не посвящал во все тонкости, видно жалел -
-Анна Петровна, я Вас всё спросить хотела: Вы всю жизнь без мужа, не тяжело это?-
-У меня вместо мужа мама была, её жёсткости на всех хватало, а муж у меня был, только он всё время был в разъездах, в дальних командировках, изредка наезжая -
Посуда вымыта, и старушка заходит в свою дверь, оставив соседку одну хлопотать у керогаза.
Скрипит лестница и в коридор входят, отдуваясь, две пожилые женщины: сестры Анны Петровны.
-Добрый день, - приветствует их Татьяна - а Анна Петровна к вашему приходу уже пирогов с вишней напекла-
-Да ещё с улицы запах ванили и свежеиспеченной сдобы слышен, она мастерица на такие дела - отвечает старшая из них, протискиваясь мимо плотно стоящих столиков с керосинками, стараясь нарядным платьем не задевать не совсем чистые клеенки, застилающие столы.
Войдя в квартиру, целуются, усаживаясь за дубовый стол, покрытый белой льняной скатертью.
-Как к тебе тяжело взбираться на второй этаж - говорит Вера, младшая из сестёр, отдуваясь.
-Разленилась ты на своём первом этаже, а тебе побольше двигаться надо, ты же моложе нас с Ниной и на много. Нина ведь не отдувается, как ты - отвечает ей хозяйка дома, а сама светится от счастья, что пришли сёстры.
Сейчас же накрывается на стол, ставятся чашки, тарелки и, конечно же, всегдашние вкусно пахнущие пироги.
-Клавдия Ивановна, как чувствуете? - спрашивает старшая из сестёр
-Да что мне будет, скоро век землю топчу - откликается старшая из хозяек дома.
Она восседает во главе стола с царственным видом, а вокруг стола суетиться младшая.
-Ну, ты скоро сядешь?- ворчит она на дочь. Гости с укоризной переглядываются. Пироги и впрямь необыкновенные, прямо тают во рту и гости не забывают нахваливать и пироги и хозяйку за её умение. Окно, у которого стоит стол, открыто в соседний сад и оттуда доносится неугомонный щебет птиц и девочки, что живёт в этом дворе, мягкий любящий голос матери, успокаивающий расшалившуюся малышку. Женщины закуривают и ведут неспешный разговор о детях, внуках, погоде.
-А где же Валюшка, ведь сегодня выходной и у неё нет занятий - говорит Нина.
-Где то бегает с прыгалкой - отвечает хозяйка.
В этот момент в комнату влетает девочка с растрепавшимися волосами и, взахлёб, начинает тараторить, не поздоровавшись.
-Ты что не видишь, что у нас гости? - менторским тоном останавливает её Клавдия Ивановна
-Здррасти, - выпаливает девочка, продолжая свое – мы играли в ловитки, ко мне подбежала собака, я её даже почти не заметила и побежала догонять Валерку, а потом чувствую у меня мокрые трусики, я испугалась, что уписалась, побежала в туалет, а у меня вся нога в крови, собака, верно, меня укусила, а я и не заметила, но Валерку догнала и он стал водить. -
-Да уймись ты, егоза, и покажи ногу - говорит ей с лаской в голосе бабушка.
- Стыдно при всех, идём в другую комнату - стыдливо жмётся Валюшка.
-Теперь придётся делать уколы от бешенства - раздается голос бабушки из соседней комнаты. Гости забыты, приносится таз с водой, обмывается кровь с попы и ноги и они, извинившись, уходят в неотложку.
Ночь, окна открыты настежь, несмотря на то, что за окном конец сентября, стоит жаркая погода, очень душно, потому и окна нараспашку. В окна льётся тихий серебристый свет. Валюшка спит на одной кровати, на другой поместилась бабушка, свернувшись калачиком, а в соседней комнате пускает пузыри прабабушка - Клавдия Ивановна. Тихо, тихо, вдруг за окном, выходящим из кухни в сад соседского дома, раздаются тревожные голоса и всё громче-громче, слышится женский плач.
Прабабушка, проснувшись, кричит:
- Аня, что там происходит? -
-Мам, я устала, дай поспать-
Но уже не до сна: так как и она слышит, что там что-то неладное: голоса и плач, то нарастают, то вроде уходят куда-то вглубь двора.
-Ты бы сходила, узнала, что там стряслось, может помочь надо-
Бабушка кряхтит, поднимаясь с постели, но идёт. Валюшка увязывается за нею. В соседнем дворе калитка настежь, возле ворот стоит милицейская машина. Во дворе горит одна лампочка над крыльцом, потому всё тонет во мраке. Водитель разворачивает машину так, что её фары заливают, синим светом все закоулки двора. Масса незнакомых людей, которые - то заходят во двор, то выходят из него, взволнованно обсуждая, что-то ужасное и непоправимое. Но в мертвенном свете фар они все становятся похожими на призраки, что ещё больше нагнетает обстановку.
Наконец у соседей бабушка выясняет, что убита Маргарита, хозяйка этого дома. Муж сказал, что она пошла в дворовый туалет, её долго не было а, когда он пошел её искать, то увидел, что она лежит посреди двора с проломленной головой. Тут же следователь, который расследует это дело по свежим следам.
Посреди двора - плачущая мать хозяина дома, высокая, очень худая старая женщина, а уткнувшись в её в юбке, рыдает маленькая девочка лет пяти.
-Я к маме хочу, где моя мама? -
Бабушка не выпускает её из объятий, разворачивая голову девочки в сторону от накрытого простыней тела.
Все они и хозяин, и девочка, и бабушка - высокие, очень худые, рыже-конопатые, написанные, как одним художником. На лице бабушки жуткое отчаяние, она пожилой человек, который еле держится на ногах. И что ей предстоит, как она поднимет девочку. Всё это волнами пробегает по её лицу, а злобные взгляды, которые она бросает на своего сына, говорят, что здесь не всё чисто.
И, когда следователь находит в доме только одну гантель, он прямым вопросом припирает хозяина дома, как к стенке:
-Это Вы убили её? - тот и не сопротивляется - А где вторая гантель?
-Я её выбросил в туалет - отвечает он, но раскаянья в его голосе не слышно. Его толстые, короткие пальцы теребят то пиджак, то волосы на голове.
В конце концов, его сажают в милицейскую машину, и увозят, а народ, посудачив, разбредается по дворам и улицу вновь окутывает тишина.
Так обездолила ещё одна семья, а ведь сколько неполных семей осталось после войны.
Девочку вскорости оформили в детский дом, а бабушку в богадельню.
Обсуждение этого инцидента были посвящены все следующие вечера.
И, конечно, женщины недобрым словом не раз поминали звероподобного человека, который убил свою жену. Она была тихой и мирной женщиной, полностью подчиненной его воле: он частенько бил её. Видно это смирение и довело его до верха зверства, слабовольные люди любят поиздеваться над еще более слабыми, видя в этом свою силу. Больше всего жалели девочку, которая осталась и без матери, и без отца. В послевоенные годы, ещё была свежа память о детях, потерявших в войну родителей. А здесь мирное время, - живи и радуйся, так нет - находятся уроды, которые коверкают эту мирную жизнь.
Пятница, по улице чинно выступая, идёт вся семья Ахмеда. В руках мужчин оцинкованные тазики, в руках у матери и Земфиры свёртки с вещами. Семья идёт в баню, это всегда целое событие в доме, своего рода ритуал. Общественная баня находится в двух трамвайных остановках, но все идут пешком, где то подспудно, показывая соседям, что они чистоплотные и не забывают раз в неделю сходить в баню. У Земфиры толстая коса, свисающая ниже талии. Такую косу дома в тазике не вымоешь, тем более, что моется она не мылом, а кефиром. Коса от этого на загляденья красивая, но запах прогорклого молока стоит от всех членов этой семьи.
После бани распаренные и довольные, покупают квашеные яблоки, которыми торгует из огромной бочки рядом с баней дородная баба, и смачно жуя их, медленно направляются в обратный путь.
Воскресный день, Валюшка с пятилитровым ведром уже который раз направляется к колонке, что на углу улочки, за водой. Анна Петровна тоже принесла большое ведро воды, а теперь, поставив посреди кухоньки корыто, нещадно трет на стиральной доске постельное бельё. На ней надета линялая трикотажная рубашка, волосы выбились из тугого узла сзади и лезут в глаза. Лицо от напряжения покраснело, но она продолжает нещадно тереть бельё о доску.
-Анна Петровна, сами не смейте ставить выварку на керогаз, позовёте меня - заглядывая в дверь, произносит Татьяна, и ставит свое ведро с водой возле умывальника.
По лестнице, ставя на каждую ступеньку ведро, спускается Валюшка: несёт обмылки после стирки в туалет.
-Ты что не можешь нести ведро как следует?- ворчит Клавдия Ивановна, сидящая на балконе.
-Тяжело мне - печально откликается Валюшка.
Её догоняет Надя, забирает ведро и почти бегом доносит до туалета.
-Вот и всё - говорит она, возвращая с улыбкой пустое ведро Валюшке, та радостно улыбается в ответ - следующее понесёшь, кликни меня-
С тазиком и ведром полным отстиранного белья бабушка и Валюшка идут к колонке отполоскать бельё начисто. Валюшка наклоняет рычаг у колонки и вода с шумом устремляется в таз, в котором, согнувшись в три погибели, полощет бельё бабушка. Наконец стирка окончена, белье выварено, отполоскано и вывешено во дворе на веревку, протянутую через весь двор. И чтобы оно не провисало до земли, бабушка ставит под веревку рогатину, которая и поднимает белье повыше.
В изнеможении и бабушка, и Валюшка вытягиваются на кровати, но не проходит получаса, как в дверь стучат и бабушка кряхтит, но поднимается и кричит:
-Заходите, открыто-
В комнату входит женщина в строгом сером платье с белым воротничком.
-Варвара Дмитриевна, здравствуйте - радостно приветствует её Анна Петровна- Поднимаются с кроватей Валюшка и Клавдия Ивановна, здороваясь с гостей.
-Как Вы давно не заходили, что нового?-
-Да я в Москве, у сына была, он недавно побывал во Франции в командировке, привёз гостинцы и массу курьёзных рассказов о поездке - говорит она, садясь у окна.
За границу выезд запрещён и такая поездка в диковинку всем, начинаются расспросы и о Франции, и о том каким образом он попал в эту поездку. На стол ставятся чашки с блюдцами, свежие порожки, заваривается чай.
-Мы все внимание - откликается Анна Петровна, продолжая хлопотать.
-Володя же защитился, вот его, как перспективного специалиста и послали на симпозиум в Париж с докладом о достижениях в отечественном сталеварении - хвастливо заявляет Варвара Дмитриевна.
Хвалиться есть чем: он не только дельный специалист в своей области, но и внешне хорош собой. Высокий, стройный со светло карими глазами и копной светлоруссых волос, а, кроме того, умеет держаться в приличном обществе, и не посрамит не только науку, но и советское государство - умением и вилку с ножом правильно держать, и тактично отвечать на каверзные вопросы.
В двадцатых годах Варенька пошла на женские медицинские курсы, на которых преподавал студент медицинского института, наследственный врач уже в третьем поколении. Он обратил внимание на хорошенькую Вареньку. Через год они поженились. Теперь он работал преподавателем в медицинском институте. Варенька была домохозяйкой. Через несколько лет у них родился чудный малыш, Володенька, умный, как отец и красивый, как мать.
-Что же он забавного рассказывал о своей поездке? - с интересом спрашивает Клавдия Ивановна.
-Идёт он по Парижу, любуется на красоты, в том числе и на женщин, они и впрямь очень хороши, по его словам. Загляделся на одну из встречных, ухоженная в натуральной шубке. Подойдя вплотную, она вдруг распахивает шубку, а под ней ничегошеньки, он оторопел, а та, видя, что должной реакции не последовало, засмеялась и прошла мимо. Вот вам загнивающий капитализм во всей красе-
-Форменное безобразие - ворчит Клавдия Ивановна и уходит к себе.
-Ещё рассказывал - продолжает Варвара Дмитриевна - о элегантности женщин и умении носит вещи. Говорит, смотрю в витрине на манекене платье - серое, настоящий мешок, думаю, как такое уродство можно носить, а через день встречаю женщину в таком же платье, так оно на ней сидит, как царская мантия. Главное: ни что носить, а как!- подытоживает Варвара Дмитриевна свой рассказ.
Валюшка слушает её с широко открытыми глазками.
-26 октября у Володи была свадьба - продолжает гостья - Он женился на актрисе МХАТа - Раечке, очаровательное создание. На свадьбе она была в шикарном платье, привезённом Володей из Парижа. Ну, вот и все новости, на этой свадьбе и мы с мужем побывали, как в другой мир попали - говорит она, поднимаясь.
Не прошло и месяца, как жители улочки переключилось на новый инцидент. И хотя уже были дождливые дни, это не останавливало соседей. Они также вечерами собирались у дворов посудачить. Правда, уже стоя - скамейки были мокрыми от дождя.
На втором этаже дома, напротив квартиры Анны Петровны, жила пожилая женщина, Матрёна. Она держала свиней, получала от продажи мяса большие барыши, но одета всегда была в ободранную, линялую от времени одежду в заплатах, как нищенка. Готовить она тоже не готовила, в загазованном коридоре, где четыре керосинки, это очень радовало соседей.
Зимой она, бывало, готовила в коридоре, то все соседи разбегались по своим квартирам, плотно закрыв двери: запах от её еды был ужасный, готовилась еда из пропавшего мяса. Выходила она редко, только по утрам покормить свиней, если стучались к ней, то слышно было, как она сползает с кровати. Ни у одного из соседей двери не закрывались, она же тщательно закрывала двери на несколько замков, даже когда сама была дома. Это только смешило соседей. Но народ был добродушный, и не зло подтрунивал над её привычкой.
Иногда её навещала племянница, уходила, нагрузившись кульками и свертками. Сестру она в дом не пускала, если говорила о ней с соседями, то поносила самыми скверными словами. Последовало постановление Правительства о запрещении содержания в городе животных. Пришлось Матрёне зарезать и продать последнюю свинью. От этого она загрустила - потерялся её смысл жизни. Для них она готовила, с ними и разговаривала, а тут лежала целыми днями.
-Что то давно не видно нашей Матрёны - сказала Татьяна
-Да и я не вижу её уже дня два - откликнулась Анна Петровна, одетая всегда чистенько и с узлом волос, туго затянутым - Как бы это постановление её не убило. Вообще не пойму я политики нашего государства, такими постановлениями они приучают городских жителей ничего не делать, пополняя ряды тунеядцев -
Прошло еще пару дней, и соседи стали чувствовать трупный запах. Носы приложили к дверям кладовок, потом к двери Матрёны, то поняли, что запах идет из-за её двери, стали стучаться, но никто им не открыл. Тогда они вызвали участкового. Приставив лестницу к её окну, участковый увидел, что на кровати лежит глыба. Разбив окно, и зажимая нос, он влез в её квартиру и изнутри открыл двери.
Послышались охи, причитания. И так как она жила очень обособленно, то адреса ее родственников никто не знал, через милицию кое-как разыскали её сестру. Она сначала сопротивлялась принимать участие в похоронах, но когда заглянули к ней под матрац, и нашли там одиннадцать тысяч рублей, то согласилась. Одиннадцать тысяч была огромная сумма - хорошая зарплата составляла рублей восемьдесят. Ох, и досталось Матрёне за жадность, ведь всё что она заработала, досталось сестре, которую она терпеть не могла. Хотя о покойниках плохо не говорят, но соседи никак не могли успокоиться, что имея такие колоссальные деньги, жить в нищете, хуже Плюшкина и поносили Матрёну самыми скверными словами.
Больше всех печалился Ахмед, татарин из соседнего двора:
- Вай-вай-вай, как же я не знал, что у неё под подушкой столько денег - причитал он
-А то ограбил бы? - спрашивали соседи
На что он лукаво улыбался, отворачивался, ухмыляясь в жилетку. Но все знали, что он крайне не чист на руку.
Домоуправление выделило рабочих, те квартиру привели в порядок: очистили от хламы, выбросив все вещи старушки, побелили стены, подправили печь. Вскоре с ордером на квартиру туда вселилась молодая женщина с сыном. Жизнь потекла по старому: только в коридоре зачадил еще один керогаз.
Время летит стремительно: скоро Новый год. Анна Петровна уже пару раз разогревала обед, а Валюшки всё нет и нет из школы. В одном халатике она выскакивает на балкон, чтоб увидеть улицу, не идёт ли девочка. Начинает смеркаться. Вернувшись в коридор, она застает Надю, невестку Татьяны. На девушке новенький яркий халат, обтягивающий ее ладную фигуру, слегка пополневшую.
-У вас уже к лету малыш будет?- с удивлением и радостью в голосе, спрашивает старушка - И кого ждёте: мальчика или девочку?-
-Кого Бог пошлёт, мы любому ребенку с Колей будем рады – отвечает, зардевшись Надя.
-Вы знаете, что после Нового года, мы с Колей переходим в квартиру Тома, а он переселяется к маме, они решили жить одной семьей. Ей так спокойнее будет, а то ведь малыш может ночами кричать, беспокоить её-
На звуки с улицы Анна Петровна резко оборачивается, но понимает, что это сосед прошёл по двору, а не девочка.
-Вы кого-то ждёте?- интересуется Надя
-Да нет, что-то Валюшка задерживается из школы, уже три часа, как должна прийти, а её всё нет. Ужасно волнуюсь.-
-Не волнуйтесь- с теплотой в голосе говорит девушка - может у неё дополнительные занятия?
-Мы все вопросы сами дома решаем, моих знаний для второго класса хватает. Да и не предупреждала она ни о каких занятиях-
За окном сыпет снежок, наметая из под двери в коридор небольшую горку. В нём, хотя и горят два керогаза, холодно и потому обе женщины заходят в свои квартиры.
Уже совсем стемнело, когда Анна Петровна в который раз устремляется к остановке троллейбуса, на которую должна приехать Валюшка. На улице пустынно и вдруг, в конце переулка, бабушка замечает знакомую фигурку, которая бежит ей навстречу. В руках у бабушки ремень, подбежав к ней вплотную, Валюшка юркает, уворачиваясь от ремня и продолжает бег в сторону дома. Она очень шустрая и догнать её бабушка никак не может. Валюшка врывается первой в дом и, добежав до окна, почти залазит на подоконник - дальше бежать некуда. Запыхавшись, подбегает старушка и с силой ударяет ремнем по кровати, что стоит рядом с окном, в изнеможении опускается на стул, закрыв лицо руками.
Валюшка сползает с подоконника и осторожно приближается к бабушке с протянутой рукой к её голове, стараясь погладить.
Бабушка резко поднимает голову, внучка отскакивает.
-Где ты была?
-Я шла мимо Военторга, а там, в витрине, ёлочка с игрушками, я только на минуууточку зашла в магазин на них полюбоваться, у нас таких нет, у них блестяяящие, как маленькие зеркальца, а у нас из папье-маше. Они и красные, и синие, и с блёстками. Я только на минуууточку зашла, а уже говорят "выходите, магазин закрывается". Вышла, а на улице темно - не пойму, как это получилось?-
-Ладно раздевайся, голодная ведь- примирительно говорит бабушка.
Валюшка обхватив её ручонками, прижимается к ней и шепчет:
-Не знаю почему так быстро стемнело, не сердись, я очень тебя люблю, и больше не буду в этот магазин заходить, но такие они блестящие- говорит девочка, а глазёнки её восторженно блестят.
В субботу бабушка заехала за ней в школу, после уроков, и они пошли в тот магазин, где Валюшка простояла полдня, восторженно любуясь игрушками. Купили красную звезду - навершие ёлки и два разноцветных шарика, на большее денег не хватило. Когда Валюшка бережно несла в руках коробочку с бесценными покупками, то личико её ликовало от восторга - глазёнки сияли, а на щеках играл радостный румянец. Встречные, глядя на восторженное детское личико, улыбались. На Новый год, несмотря на тесноту, бабушка пристроила в углу ёлку с новыми шариками и звездой на макушке. Гирлянды, по-прежнему, из цветной бумаги и остальные игрушки из папье-маше, но Валюшка не могла налюбоваться на ёлочку, потому, что видела только новые блестящие игрушки. И прижав кулачки к щекам, уставившись на ёлочку, шептала:
-Какая же она у нас красивая!
03-2020
Свидетельство о публикации №121022503223