Линии молчаливых изгибов

пока  было  тихо,  ты  слышал  себя,
когда  стало  громко,
всё  встало  на  место,
и  никто  не  пришёл,
не  расправил  постель,  ночевать
возле  дома,  знакомого  с  детства,
а  камни  лежали  у  всех  на  виду,
и  дверь  подпирала  побитая  кошка,
а  рядом  стоял  молчаливый  покой,
аристократ,  в  своём  роде…

а  жадные  руки  всё  больше  мечтали,
клещами  горло  больное  лапать,
видя  свой  смысл  только  в  одном, -
не  выпускать  вид  на  жительство  ласки,
а  можно  построить  и  не  достроить,
потом  повиниться  среди  развалин,
не  родиться  на  свет,  потом  появиться,
чувствуя  -  сердце  вбивает  сваи.

и  фонарным  столбам  полезен  столбняк,
раз  сумрака  лапа  придавлена  светом,
если  тебя  рядом  нет,
не  значит,  что  ты  не  придёшь  этим  летом,
ты  можешь  слушать  свою  тишину,
в  эшелонах,  грохочущих  между  мирами,
прозу  стекла  алмазом  писать,
или  цветы  разводить  над  навозом.

но  время  забьёт свой  косяк  между  стрелок,
заплачет  от  едкого  дыма  по  кругу,
не  дано  другим  знать,  как  молчанье  включает,
внутри  тебя  механизм  Будды,
там  холодно  ранам  оставленным  греться,
там  сердцем  в  упряжке  душа  понукает,
там  время  в  другом  измерении  рыщет,
своё  молчаливое,  тусклое  золото,

пухом  летает  корявое   облако,
слышаться  звуки  свирели  сопливой,
выдохи,  лезвия  бритв  обнажают,
вдохи  скребут  их  и  затупляют,
на  лицах  глаза  неоправданно  злые,
их  взгляды  из  стороны  в  сторону  носят,
с  красной  строки  оплавлены  буквы,
сплавом  горящего  лавой  молчания.