Герои спят вечным сном 94

Начало
http://www.stihi.ru/2020/01/16/625
Предыдущее:
http://stihi.ru/2021/02/17/9822


ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ЧЕТВЁРТАЯ
ПАРТИЗАНЫ

« Сколь бог мой страшен и велик,
 Столь тесны вражьих сил пределы!»
Иван Крылов.

Мотивация не может быть навязана извне, она исходит изнутри человека. Кто-то бежит от реальности, кто-то бежит навстречу мечте, один по зову сердца, другой по зову иных органов, а общечеловеческие иллюзии такой же источник бед и несчастий, как и злая воля. Если же хочешь получить представление о том, как видят мир собаки, поднеси к носу кулак и посмотри вниз.

Задержанный диверсант тем и занимается. Превратился бы в мышь, да власти такой не дано ему. Сидит, изучая свои пальцы. Даже кругом глядеть, желания нет, и Дитеру это в диковинку.

На его месте гитлерюнге рванулся бы к безнадзорному пулемёту, которых тут больше, чем умельцев стрелять, и положил бы всех кругом. Этот же – трус. Никак иначе позу шпиона объяснить не получается.

А может, он выжидает? Наверное. Только в два прыжка пропасть не перескочишь. Надо в контакт с ним Дитеру вступить, тогда побег обеспечен. «Ладно. Допустим – убежит, но что потом? Убежит и всё расскажет, чтоб нас вызволили. Ганс. Глупый Ганс ходит, виляя хвостиком, будто собирается помешать, а ведь и помешает».

- Что, молодой человек? - Дэми тут как тут, всё видит. – Что, - говорит, - удалось вам поесть?
- Да. – Ответил Бастиан. – Не забыли. Здесь ничего не забывают. Интересно, почему? Зачем нас кормить наравне с теми, кто будет участвовать в… Как это?

- «В боевых действиях», - хотели вы сказать?
- Именно так.

«Ну что же, - перекрестился мысленно Сулимов, - Если интересуется, надо объяснить малому. Следует ответить на все вопросы, но так ответить, чтоб не задавший их Сушнов в первую очередь получил ответ.

искусство войны на самом деле заключается в искусстве мира. Высший уровень военного искусства - одержать победу над врагом, не вступая в сражение. В разведке есть приём с поэтическим названием «легенда ведёт». Как вы сформулируете посыл изначального вопроса, так его обсуждение и станет развиваться.

людей гораздо легче одурачить, чем убедить их в том, что они одурачены. Иногда кажется, что если человек пострадает из-за своих ложных идей, он одумается. В реальности часто происходит наоборот: чем больше человек вложился, чем больше он потерпел ради чего-то, тем больше его верность.

Так устроена душа. Но обыватель этим не интересуется, зато потом делает некомпетентные выводы этического характера, а недобросовестные политики в своих целях выставляют их как проявление «совести нации». Обыватель часто теряет ориентир и уходит от реальности во внутренние переживания, когда то, во что он верил, оказывается ложью. Ведь, признав свою неправоту, придётся нести ответственность хотя бы перед самим собой, а это весьма неприятно.

Тому примером любая секта: чем более неадекватно ведёт себя гуру и чем больших жертв он требует, тем больше преданность его адептов. Поэтому объяснять людям, что они жестоко обмануты - всегда неблагодарный труд. Они возненавидят вас, а не обманщиков. Тем не менее, труд этот следует совершать - как ради самих обманутых, так и ради тех, кто ещё может быть втянут в этот обман.

Сыня просил расколупать «сороконожку». Нужна провокация и, кажется, подвернулся повод. Придётся по-немецки вещать, по-японски, на суахили, чёрт бы его побрал… чтоб "скалапендр" этот изнутри взорвался. Ну ладно, приступим, хоть Сыне трудно будет уловить идею». Меж двух слово, меж трёх. Сушнов – без внимания. Но Сулимов знает, что понимает Сушнов, и Сушнов понимает, что знает Сулимов.

- Кормить? – переспрашивает он Ганса. – Здесь это принято, всегда принято. Тем более что вы, не приложив к тому усилий, угодили меж всех возможных огней. А особенностью русских является почти физиологическая потребность накормить голодного, защитить обиженного, спасти утопающего…
- От-издить о-уэвшего. – завершил пафосный перечень особенностей Тиханенков.

- Ой, Серёжа! – Выронил пустой котелок Сулимов. – И когда ж ты у нас вырастешь-то, Господи, Боже мой!
- ха-ха-ха… - покатился по камням звенящий дужкой котелок. Понимавшие немецкий ребята «покатились» следом.

- И чо, «вырастешь?» причём тут рост? – Вспыхнул до кончиков ногтей Серёня. – Я совсем, как бы, крайний. Доля у меня такая – от-изживать, занятие, понимаете! Привязалось ко мне! Насильно втюхали! Вот Берлин возьмём, и перестану, тотчас перестану, честное слово, обещаю вам.

Бастиан прежде конца речи Тиханёнка перестал понимать что бы то ни было. Вокруг началось невообразимое. Один хватался за голову, другой тёр коленки, третий раскачивался, едва не падая навзничь. Дэми вообще свился жгутом, издавая невнятное мычание: «И как же перевести! Бедствие какое-то!»

 - Они смеются над собой, - скрепил сердце Вася Деменков, сжалившись над покрасневшим от смущения Гансом. – ведут себя так, поскольку не знают, как объяснить тебе то, что он сказал.
- Почему не знают? А ты знаешь?

- А-а-а-а!!! – Вася вцепился в грядушку телеги, дабы равновесие удержать. – Сейчас попробую. Фраза означает: «силовым воздействием образумить обнаглевшего». Состоит она из двух глаголов, образованных от названий срамных мест. Только почему именно эти места использованы для образования именно этих глаголов, а не наоборот – загадка. Поскольку слова с генитальным подтекстом, у них такая реакция на фразу и её строение.

- Жеваник! – Откоментировал объяснение Валерка Буканин.
- ты бы и так не сумел, - вступился за Деменка Мотя Золотов.

Валерка напыжился было создать конструкцию, но запал шутовства как-то сник, уступив место состоянию, сравнимому с похмельем.
- Да, ребятки, - пересел на телегу с земли Сулимов. – Должность у нас та ещё, я бы сказал.
- И всё-таки, Дмитрий Данилыч, не совсем безнадёжная, правда ведь?

- Правда, Валерик, самая что ни наесть. Котелок-то подыми - возле тебя он – да помыть бы. Что до всяких должностей, - знаете, как говорят: «назвался груздем, полезай в кузов. Уничтожить ещё одну силу, желающую поработить весь мир? Как раз по нашей части. Можно сказать, наша специализация. Мы этим уже больше тысячи лет занимаемся. И это то, что получается у нас хорошо.

***

- А с чего же, дяденька, Михайлу Сырцева не след искать? Он разве предатель?
Едущий охлюпкой на заводном коне Митя передёрнулся, будто в ознобе, от этих своих слов.

- Хвастун, - сказал Федос. – Красавец Мишка, даже Люсьеном дражнят. Все девицы его, вот и невоздержан в речах.
- Правда. Красивый он и добрый, как Алёша Попович с картины. И что ж, из-за хвастовства напрочь отставлен от подпольной работы?

- Нет, почему же. Для связи бегает, Гущина повесил.
- Эвона! Прям на площади! Я слыхал. Из Стомола этот Гущин вывернулся.

- Да. От комля гад и неуязвимый. Сырцев же умудрился подпоить его. Сам, говорят, в петлю полез для потехи. Оба полезли, а вылез один.

- Ничегосе! Хвастун хвастуна ухвастал! Вор у вора дубинку украл, так что ли!
Выходит так.
- А до нас как это относится?

- Каждый овощ на своём кореню. Видишь ты, от расстановок сил тоже успех зависит. В одиночную задачу эдаких спецов можно привлекать: чтоб яркость всем видна. Притом, чтоб  ни справа, ни слева нос не подточил комар. В нашем же случае серой мышкой надо быть, комочком глины с-под копыта.

- А что у нас за дело, дяденька?
- Я ж сказал тебе, больше-то и знать не надо.
- Прости, пожалуйста, Лишнего спросил. Значит, не доразумеваю. Объясни лучше, что меня касается.

- Темнеет, восемь. Стало быть, комендантский час, причём – строго тут. В посёлок не едем. За рощицей скроем коней: по свисту вызов. Я буду за водокачкой ждать. Понимаешь ли?

- Ага. Зависит от того, где вынырну: одним и тем же свистом зовём или коней к водокачке, или тебя в рощицу. Наш Аршин привычный, на мой голос побежит. Твой же Карик с ним узлом съединён. А ты позовёшь – наоборот.
- Правильно. Дровяная кладка есть на станции. Не пользуются ею – для аварийных случаев сложена. Знаешь ли?

- Знаю. Там она аж с советской власти обретается – в прятки играли. Самое верное место паровозы сторожить. А на что, Дяденька, мину-то из города везут? Наши ребята разве их не делают? Наоборот, сколь бывало, городским от нас мины?

- Не ведаю. Другая, может. У Совёнкова спроси. Ещё следует знать тебе: обоз с поста ушёл. Двигается до места, где мину поставим, по той стороне. Светловские болота. Понятен ли приток-отток?

- Ну, так, слыхал о них больше, чем ногами бегал. Только, дяденька, мокроступнику все болота на один манер: вода и кочки.

- Твоя правда, мальчик. Не спеши, если станется там бежать среди дня. Имей в виду: с вагона и с дотов обзор снайперам насквозь. Положат за милую душу, будто зайца.
- Эх, дяденька! Зайчик – не такой уж безобидный зверь. Господи, избави – под лапы ему попасть. А в дотах, сколь я слыхал, забуревшие и озверевшие от скуки сидят. Действительно, на отблески патронов не жалеют.

- Коли так, милый мой, Благослови нас, Господи. За правое дело идём, во имя живущих, во имя всей Земли. На зверя охота, злей которого анчутка один.

***

- Куда мы угодили? – будто наново, припомнил вопрос Бастиан.
 – В партизанский отряд, да будет вам известно. – Произнёс Сулимов и, отвернувшись, нарочито задумчиво рассуждая на заданную тему, принялся чертить палкой песок.

- Спросите, кто такой партизан, и вам расскажут про народного мстителя, бородатого мужика в тулупе с берданкой и топором. Это миф, устойчивый и тщательно культивируемый. На самом деле партизанское движение в вооружённых силах России осуществлялось совсем иначе, называясь по-разному, а чаще (из понятных соображений) не имело названия.

Партизан – слово французское и происходит от "partie" – часть. Это воинское формирование, отряженное от основных сил для ведения специальных действий на фланге или в тылу противника.

Иррегулярные (под конкретную задачу) боевые группы применялись в войнах Русскими с незапамятных времён. На бесчестные нападения жаловался Батый, и полководец Александр Суворов командовал партизанским отрядом в начале своей службы. А я жизнь в ту сторону положил, поэтому информация, так сказать, из первоисточника.

Разрозненные группы сопротивления – не вполне партизаны, даже если объединены идеей. С Бурами, например… горе какое-то, избиение младенца. Индия, Пакистан? Меж собою перегрызлись полевые командиры, позволив сагибам сунуть нож в развилку интересов государственных образований, тем самым расщепив их и подмяв, как бумагу.

А государство по сути своей есть сообщество единомышленников: идея (чаще всего – национальная), помноженная на власть. Даже бунтари, предводители крестьянских восстаний, не пренебрегали идеей государства. Другое дело, что бутафорской была она, и власть – бутафорской, в отличие от дворцовых переворотов. Но именно за государством сила – даже безграмотные атаманы это видели.

Армии (боеспособной, непобедимой) без добровольцев (читай – единоверцев) тоже не бывает. Такую армию если соберёшь, то до ближайших кустов, куда она и бросится врассыпную. Партизанский отряд – тем более. Он – проникающий элемент регулярных сил, и должен быть подобен клинку, иметь те же свойства, подчиняться тому же, (а лучше - более изощрённому) навыку владения оружием.

Главным назначением партий являются действия против коммуникационной линии неприятеля. Командир такого формирования при общности задач с армией пользуется максимальной самостоятельностью, получая из "центра" лишь общие указания, а рядовой при надобности может стать командиром и подобрать собственный отряд, обучив (в свою очередь) потенциальных командиров.

Местный житель (в частности - инородец) имеет возможность присоединиться к "Государевым людям" в качестве проводника или бойца. Но он (даже будучи воином или предводителем воинов), как организатор боевых действий, в русской армии не профессионал, способен лишь на локальный бунт против чингизидов, например, а там - другая метода, и, следовательно - уровень другой.

Небольшие группы предельно мотивированных бойцов призваны опираться на формирования местной самообороны и взаимодействовать с ними. Ставшие под защиту Русских коренные жители Сибири (между прочим), освободившись от притеснений кочевых банд, до сих пор считают командиров таких отрядов своими национальными героями.

Наиболее яркое применение партизанских сил имело место в восемьсот двенадцатом году. Тогда согласованные действия армейского командования и мобильных формирований обратили неудачу неприятеля в разгром. Кстати, план заманить врага в ловушку был разработан до того, как Наполеон вторгся в Россию.

Во главе партизанских отрядов стояли кадровые офицеры, а бойцы - дисциплинированные, преданные Государю, безупречно  выученные кавалеристы. Благодаря именно такой стратегии, шестисот тысячное войско Наполеона было рассеяно и принуждено к оставлению пределов Российской империи. Притом, русские полностью не выиграли ни одного сражения. Хотя именно это в те годы считалось основным признаком военной победы. Читаешь их аналитику - не понимают: откуда что взялось, и помалкивают. Ставят во главу угла Ватерлоо какое-нибудь. Тут же! Земля заколдованная! Мороз помешал! Запутались в штанах и так далее.

Образ партизана-мстителя начал формироваться в начале той войны стараниями двух персон: московского губернатора и придворного историка. Вот слова графа Растопчина, сказанные Глинке 19 июля. Касались они пропаганды, то есть, описания подвига народа:

«Священным именем государя Императора развязываю вам язык на всё полезное для Отечества, а руки на триста тысяч экстраординарной суммы. Государь возлагает на вас особенные поручения, по которым будете совещаться со мною».

Фантазия Глинки по поводу народных мстителей оказалась богатой, неуёмной, и до сих пор служит тому же. Хотя начатая Наполеоном война в России поистине стала Отечественной, ведь отряды ополчения, организованные помещиками под предлогом защиты имущества от мародёров, имелись везде и, разумеется, взаимодействовали с партизанами. Кстати, известно всего лишь порядка двадцати партий общей численностью 3200 человек, не считая ополченцев (кто бы их считал). Для опрокидывания крупнейшей армии Европы вполне достаточно.

А в последнюю войну против Антанты и прочих сил партизанами звались лишь вооружённые группировки, ориентирующиеся на Московскую власть. Остальное – банды, с вашего позволения.

***
«Не всё золото, что блестит, - любит говаривать Дед Мартын, - не вся информация, что полит». Много у него эдаких загадок, о которых Андрюшка отзывается одной фразой: «подрастёшь – узнаешь».

Митя пробрался на станцию и спрятался меж трухлявых поленьев. Не шуточная вахта: день сторожить и ночь сторожить. Благо, дорога однопутная, поезда свищут, сигнал понятен. Можно в промежутках подремать. Про голод же речь… Митя привычный – лесовин: сутки без проблем умеет, а дальше Бог укажет, время покажет. Он и показал белую метку на первом же паровозе: соскочил машинист, обёрткой или пищевым мешком мотает, в буфет бежит за чем ни то.

Словно камень с рогаточного шкурата, легче тени метнулся человечек вон из укрытия. Машинист же высмотрел связчика: не по перрону, а к дровяной кладке жмётся, будто по нужде. И раз! Схватил за руку. Глянул Митя, и дивно ему: этот самый перед ним, Люсьен, которого не надо бы.

- Вот оно, - говорит, - Деменок, дела первые и последние: как стрелу ни кину, всюду в луговину.
- Чего такое? – Пролепетал Митя, осознав, что деться ему некуда.

- Видишь сам, сколь тут немцев, - кивнул на платформу Люсьен, - будто с рукава их вытряхнули. Есть у меня груз, но отдать не могу. И другого, столь же удачного, раза не вот-то дождёшь, чтоб всё совпало (так сказали).

Митя видит немцев, и ещё видит, что все они видят их, и нет спасения.
- Со мной ты приехал, - шепчет Люсьен. – Братик меньшой: не на кого было оставить.

Вот это разворот! Ни свистом, ни посвистом Федос не поможет. Удрать? Глупо и безрадостно. А в буфете за прилавком тётка Марья. «Ну, - думает Митя, - правы они, что Мишку отставляли. Взял бы теперь он мину, самый бы раз малыша родственнице передать».

- Нельзя. – В точку угадал причину его огорчения Люсьен. – Полицаи – полбеды. А эти – СС. На ловца и зверь бежит. Видишь, поезд проверяют с пристрастием – больше в сто разов, чем надо. Влипнем, и поминай, как звали. Благо, уголь у нас, и ночью все кошки серые. Ладно. Щас кормить буду. Выбирай, что нравится.

Мите поглянулись пироги с ливером, жареная рыба и яблоки. Для всей бригады куль получился увесистый, и на обратном пути обыскали их дважды.
- Почуяли, видать, - зачем-то шёпотом объявил ожидавший начальство кочегар Петя Кравинский. – И нам досталось. Хорошо, тендер для такого дела есть. Шмон, как на киче прям.

- А ты бывал ли на киче? - Огрызнулся помощник Дугин. Кондукторов звать?
- Нет, махнул рукой Люсьен. - Опаздываем. Передай харчи по цепочке.

Митя хотел спросить: «как с ним», но Люсьен опередил вопрос:
- Ешь пока. Спущу тебя где-нибудь по ходу вместе с этой штукой.
- А если тут? – заикнулся Митя. - Например, под прикрытием жезловки? *

Ребята (показалось ему) глянули с таким укором, что он почувствовал себя маленьким и глупым.
- Перед Селечовой надо, - сказал Кравинский. - За мостом.
- Да. – Согласился Дугин. – Допрежь того негде будет – скорость велика или досмотр, опять же.

Так и не решился Дмитрий Парфентьич рассказать сыновьям о той ночи. Не стыд за хвастовство, а ужас останавливал от примерки на себя чувства взрослых, посылающих мальчика в безмерную опасность. Не понять благополучным людям, только может, и не надо понимать. Если возникнет надобность, откроется дорога к источнику сил и пониманий.

***
«Пугает», - с первых же слов Сулимова сделал вывод Дитер и банальным образом весь монолог мимо уха пропустил (так ему тогда казалось). Ганс удовлетворился ответом или сделал вид, что удовлетворился.

А там ещё новости: рёв, хрипение! Очень даже себе простое дело: на соседней подводе заработал радиоприёмник. Хлюпнул, звякнул, и, пару сиплых выплесков спустя, брызнули балалайки.

- Наши кони, кони боевые, - соловьём залился Коля Кутузов,
-Закусили удила…
- И в воде мы не утонем, - подхватил Конев Шура,
И в огне мы не сгорим. *

- Закидали, - мрачно припечатал залихватский посвист Прохор. – Уйми ты, ладно уж будет им.
- Неужели так быстро успел зарядить! – Восторженно крутанулся на пятках Борька Гад.

- Что ты, Бог с тобой, - утешил его Давыдка. – Ваш только сейчас варить поставили. Этот был уж готовый почти. А тебе чем не нравится песня?
- Мне обстановка на фронте не нравится. – Сказал Прохор.

- Поправляй, мой друг, поправляй. – Подтвердил Сулимов дело, в необходимости и неизбежности коего тут никто не сомневался, кроме Сушнова, пожалуй.

***
- Вот она, сказал Люсьен, когда паровоз, набрав скорость, выровнял ход. – Это стрелки. Это крутить. Сейчас, допустим, девять, а ставишь на двенадцать. Десять будет час; одиннадцать – два; двенадцать – три; час – четыре. В час дня по Москве должен остановиться механизм. Понятно тебе?

- Ну да, только сам почему не установишь время?
- Заблокировано. Стряхнём при транспортировке. Вот отпускающий рычаг. Минуты хоть по ударам сердца считай, а может у твоего напарника часы есть.

«Часы-то есть, да где напарник», - хотел сказать Митя, но понял, что близко нельзя к сердцу подпускать такие вопросы: пригодится оно хоть для счёта ударов.

«Надо же! – ужаснулся минёр, - Сами делают своих подзрывать! Подумай ты! Селечово! А ведь не знают, что мина туда предназначена. Им над ней возвращаться. Господи, оборони, чтоб не их поезд в Андрюшкин расклад попал! А чей тогда? Разница ли? Все едино на смерть идём (Федосово дело) – во имя жизни».
Так рассуждал Деменок в свои без малого восемь лет и боялся, что обсчитается с часами.

***
Поют мальчики. Голоса, конечно, - сказал Бастиан. – Но то, что я слышал в ночь перед тем утром… Ни с чем не сравнить! Мировой уровень! Потрясающее мастерство! Неужели так и заглохнет в болоте? Кто они, где?
- Кладезь – место называется, - отвечал ему Сулимов. – Туда подобное свозят, картошку перебирать. И выросло её столько - до весны хватит.

«Зачем он? – Дрогнул сердцем Вася. – Наверняка затем, чтоб название хутора было упомянуто при разборе там. Очередная кандидатура для внимания фашистов и, как следствие, - разгром».
Небо с овчинку Васе показалось. «Надо, - решил он, - загодя фотоматериалы скрыть в топине. Благо, нержавеющие бочки ещё остались.

Однако, Кладезь не Ясенев. способов защиты на порядок больше. Подъезд машиной возможен лишь один, а прочее: тропинки, тропы, тропочки… ненароком перекинул мостик, и ступай «утятам» в клюв. Между тем, площадь сельскохозяйственных земель на Кладезях  велика, хоть по островам разбросаны. Сверху же глянуть – сплошной огород. Картошка ноне уродила, да сберечь бы.

«Пусть их, - успокоил себя Вася. Не больно-то раздавят. Выстрел по такой мишени - в белый свет, как в копеечку. Всё (гляди ты) дрянь отвлечётся от массовых ликвидаций, а мы поживём, так надо понимать».

***

«Бумбум-бумбум», - реденько стучат колёса по мосту. На тормозах, однако. Был уклон, на подъём поехали. Самый раз диверсанту «полустанок».
- Имей в виду, - шепчет напоследок Люсьен, - справа откос заминирован. Слева пахота, но это ничего: колобком прокатись иль попрыгай – тебе видней, как сделать.

Спустили Митю. Мягонько ушёл. До встречного поезда девять минут. «Место правильное. Луна – волчье солнышко! Дай ей Бог здоровья! Мост – как на ладони. Теперь бы понять, что такое столбун и где он второй от моста. Нечто должно торчать, если эдак называется. Ого! Фигура человеческая! Заметит или как? Нет. Спиной повернувшись. Он, столбун и есть. Который-то по счёту?» - Митя решил двигаться вперёд, считая шпалы: обнаружит следующего столбуна и прикинет расстояние, а также - половину расстояния.

Путаница, честное слово: для середины восьмидесятая (Федосова) шпала кажется не правильной. Надо на сорок шестой ставить (как сказал Мишка), чтоб столбуна минимально задело взрывом, ведь меж них обычно – порядка пятидесяти метров. А здесь оказалось сто - вдвое больше. Следовательно, середина – девяноста какая ни то быть должна?

Вдоволь наползался Деменок. Благо, маленький серый комочек поджимает лапки. В домотканом. Для наблюдателя из предмостника и паровозной бригады вроде зверушки на пути. Это и спасло. Столбун уже третий, середина вычислена, заведены часы, а под ладонью от приближающегося поезда пульсирует рельс.

И всё-таки после восьмидесятой поставил (как Федос хотел). Скатился, будто заяц, сунув руки под одёжу от греха подальше (чтоб для следаков человеческую ладонь не штамповать). Колючую проволоку довелось увидеть в последний миг. «Вот, - подумал Митя, - обуглюсь я тут, и мину найдут». Пришлось листом распластаться, по столбуньей тропе ползти до речки, а там уж под заграждение поднырнуть.

Ну ладно: берег, так берег. Легонько повёрнутая на сход луна светит до бессознательных состояний. Облачка бы, да нет его. Ползи, Парфёныч, в тени срезанного Господним «ножом» откоса, чтоб с амбразуры не заметили. Ползёт он, ползёт, только что такое! Тряпка под рукой! Мертвец? Откуда здесь? Нет, живой, шевелится!

Вот где крайний миг пришёл. Повернулся этот-то, и видит Митя вовсе небывалое: сестра Ларка перед ним. Тут рассудок и отъехал.
- Миленький, очнись! Зачем же так! – Шепчет она, поливая водой и без того мокрого Митю. – Надо тихо тут, умница ты мой!

Он и понимает, да шумелка испортилась, хоть бы вздохнуть.
- Как ты здесь? - Лариса в который уж раз спрашивает. Сама же братика целует: ладони, щёки, глаза.

- Отстань, - наконец разлепил он губы. – Живой я, небось, не сдохну.
Дождались облаков, проскочили топь. - Ищи обоз, - велел Митя сестре, - Доложи Степану. Сам я этим краем побегу обратно, вызволить со станции Федоса, и как бы он её ставил?!!


1. Передача с паровоза на промежуточную станцию и обратно жезла – разрешения проезда по одноколейному пути.
2. Солисты в песне из к/ф "Боевые друзья".


Продолжение:
http://stihi.ru/2021/06/17/5966