С обратной стороны её глаз

      Вечер снова подходил к концу, а рассказ всё не был написан. Несколько дней подряд мысль о письме не отпускала её. Но как-то всё не складывалось. Суета, дела какие-то, спешка - всё это каждый день на потом откладывало писательскую работу.
      Нынче была суббота, мысли в очередной раз натолкнулись на название "С обратной стороны её глаз", внутри, словно малые дети, копошились и гомонили тёплые воспоминания. Молитва делала их всё более ясными, ощутимыми, наполненными, и вот уже рассказ начал проступать сквозь толщу обрывочных фраз, оттенков чувств, пережитых когда-то событий.
      В этот февральский вечер она была одна в своём доме. Уютный свет настольной лампы ограничил небольшое пространство рабочего стола, на стене, в круге света привычно оказалась молитва о семье с образом Богородицы, часы с именной подписью, подаренные на юбилей мужа друзьями, и фото в рамке, что стояло подле, на журнальном столике, справа от неё. С фото на неё смотрел её Вовушка. Он теперь всегда был с ней. С тех пор, как чёрная полоса перечеркнула уголок портрета, он обрёл своё место по  соседству с её рабочим столом и всегда был рядом. Вот и сейчас он смотрел на неё ровным взглядом с еле заметной улыбкой мягких светло-карих глаз. Они отправляли её в недавнее прошлое, лет на тридцать назад. Она была спокойна и пребывала в прекрасном состоянии духа - в любви.
- Девочка моя, я так давно наблюдаю за тобой. Ты такая смешная. Ищешь слова какие-то особенные, не находишь, терзаешься в сомнениях. А я так вот тихонечко смотрю на тебя, просто смотрю на тебя - с обратной стороны твоих глаз. Что ты напишешь, неважно ведь, потому что написано уже всё, жизнью нашей написано, жена.
- Вот ты говоришь Фотиния теперь. А для меня ты всегда была ею. Может, я и не признавался в этом, но света в тебе видел много. С тех пор, как письма твои читал в курсантском училище, я видел этот свет и хранил его всегда так глубоко, что никому ходу ни было в те глубины. Этот свет и сейчас там.
- Ты идёшь к вечной любви дорогой веры, различаешь пока лишь размытые контуры в предутренней мгле, в тайне времени. Я проведу тебя этим путём, за ручку проведу, как раньше, помнишь?
В полной тишине её мира ровным приглушённым шуршанием привычно о чём-то вещал ноутбук, свет лампы возвращал в тихие семейные вечера, и она даже не заметила, как перейдя на шёпот, почти слилась с поглотившей её тишиной и радостью воспоминаний:
- Вовушка мой, Вовушка...
Всегда моя молитва Богу о тебе будет. Ты вернул меня к жизни. Расколола боль утраты каменное сердце, и потёк из него ручеёк покаянный. Теперь ручеёк этот до смертного часа со мной будет. Прости меня, любимый. За всё прости, за боль, за раннюю разлуку . Теперь вижу её и чувствую. Пред тобой и пред Богом винюсь.
- Не гоните, молю, ваша я, ваша... Господь и Бог мой, прости любимому все прегрешения, вольные и невольные, даруй жизнь вечную и Царствие Небесное! - она всё ещё что-то говорила, но слов было уже не разобрать, так как говорила она одними губами тому, кто слышит.
      Пахота покаяния поднимала и переворачивала в ней такие глубокие пласты сознания, что казалось она изменяется даже на клеточном уровне. Будто создаётся кем-то заново.
      Пахота покаяния... Она как искусный реставратор снимала слой за слоем бездарный новодел её жизни, намалёванный наспех, без любви и старания, безвкусный грубый ядовитый, с творения гениального мастера. В это самое время засевалось доброе поле обретённой ею веры. Она рождалась заново.
      Почти три года, как она похоронила мужа. Лютая боль утраты стала для неё тем самым разрядом тока на сердце, который завёл его по новой. Чтобы стать фотинией, ей нужен был этот сильный разряд.
      Вера изменила её, и боль отступила. Вдова знала как-то, что они будут вместе, правда, объяснения хоть какого-нибудь этому не находила, это знание было где-то за гранью её понимания. Только вместе, в том месте, где нет времени, где торжествует победившая любовь.
      Они были знакомы с детства, учились в одном классе, вместе закончили школу и поступили в институт. Она в педагогический, он в военный. Вовушка уехал в далёкий сибирский город Кемерово на четыре долгих года, в курсантское училище. Вернулся лейтенантом. Свадьба была счастливая, долгожданная.
      В этот миг она вернулась из памяти в настоящее и вспомнила их первый танец. Музыка звучала, звучала, она всё не кончалась, музыка их любви, чистоты, почти детского безоблачного счастья.
- Давай вальснём, Свет, ну, давай, не бойся, - тихонько говорил он и уже настоятельно раскачивал их руки в такт песни "Обручальное кольцо", а она боялась, трусиха. Как же без репетиции, вдруг не получится. Танцоры-то оба так себе. Это была только их тайна и осталась такой навсегда.
      Спустя тридцать лет, она всё так же, будет жалеть об этом не случившемся вальсе. Но счастье было, огромное, созидающее, заполнившее до краёв маленькую вселенную их любви.
      Эти короткие минуты абсолютного счастья что-то поменяли в них, сплавив два "я" в одно безупречное счастливое "мы" пред людьми и пред Богом. Пышной свадьбой в восемьдесят девятом для них закончились щедрые восьмидесятые. И на пороге уже замаячила тёмная глыба девяностых и нулевых, вторгшаяся без объяснений в область света, сильно покорёжив его.
      Время делает людей. Время оставляет след в биографиях, а порой изменяет людей до неузнаваемости. Дети родились в девяностых. Рождение детей - щедрый подарок Бога. Он очень любил их. И потому несмотря на тьму эпохи, смутного времени перемен, поглотившего всё поколение, Он сохранил их, хотя бы и ценой жизни одного. Всемогущий и милостивый Бог.
      Голос любви то затихал, то прорывался нежностью далёких лет. Сколько счастливых разных дней было прожито вместе, сколько событий важных и не очень случилось в этой жизни, одной на двоих.
      Выросли дети, безупречно повторили их внешне: один маму, второй - папу. Она просила память оставить ей свет, свет любви. Тридцатое июня, последний поцелуй, холодные, уже остывшие губы...
      Так начиналась Фотиния, так она начинала видеть, смутно ещё первое время, расплывчато и скудно, но уже видеть. Свет был с ней, даже в самые тяжёлые годы безвременья, но она не видела его, просто не замечала. Когда время раскрылось для неё, действительность начала меняться.
      Она пришла в храм. Увидела грязь, что скопилась внутри, и обратилась к Богу в молитве. Удивительная вечная любовь забрала её боль, утешила, подарила уверенность, что всё происходит совершенным образом для всех: для неё, для любимого, для каждого, рождённого в жизнь.
      Вечер стал ночью как-то незаметно. Незаметно и не случайно, как всё, что бывает у Бога. Пришёл новый день, двадцать первое февраля, день рождения Фотинии, вот уже третий её духовный день рождения.
      Её время бежало, запыхавшись, как старый дед, но будто всё торопилось куда-то. Сейчас, в своих мыслях она была с любимым, вне времени. Неведомое ей, оно имело такую особенность: куда-то деваться, когда они с Вовушкой вдвоём, не останавливаться и не замедлять ход даже, но совершенно растворяться в настоящем, просто исчезать.
      Ничего не изменилось для неё с тех пор. И сейчас, когда она думала о родной душе, она узнавала и приближала совсем другую действительность, ту, что внимательно и бережно наблюдала за ней - с обратной стороны её глаз...

<21.02.2021>