Кто же был первым русским летописцем? Продолжение

Начало : http://stihi.ru/2021/02/19/4737

ПРОСТРАНСТВО, СОБЫТИЯ, ЛЮДИ.   
   Последний из перечисленных выше пунктов заслуживает подробного рассмотрения. Начнём его с топографических указаний, связанных с описанными событиями. Центром событий,
безусловно, является Киев. Опуская топонимы греческого происхождения в рассказе о 1-м походе Игоря, мы далее встречаем упоминание о холме с кумиром Перуна и о церкви Св.Ильи в Киеве. Последняя точно привязана к местности: «над Ручаем, конец Пасынчей беседы». Названа р. Лыбедь, обтекавшая киевскую крепость. Далее в тексте упоминаются: древлянский град Коро-стень, ряд мест в Киеве, Вышгород, Новгород, Плесков (Псков), село Ольжичи, киевская гавань Почайна, реки Дунай, Днепр, Десна, Мста и Луга. Для датировки текста важно замечание лето-писца, что сани Ольги «стоят в Плескове и до сего дня». Сани эти, конечно, не в музее хранились, а стояли на дворе и до средины XI в. не дожили бы. Т. о., текст этот писался не намного позже упоминаемой поездки Ольги (947 г.), видимо, в те же годы, к которым мы приурочили деятельность «летописца Ярополка».
   Возвращаясь к перечню топонимов, для эпохи Святослава отметим: Оку, Волгу, хазарскую крепость Белую Вежу на Дону, земли ясов и касогов, Переяславец на Дунае. Географический кругозор летописца расширяется вместе с расширением пределов Руси. Описано схождение к устью Дуная торговых путей из Чехии, Венгрии и Руси. Далее названы придунайский город Деревестр, Белобережье в устье Днепра, днепровские пороги. В эпоху Ярополка названы: древлянский град Вручий, города Полоцк и Туров, стан Владимира под Киевом «меж Дорогожичем и Капичем», г. Родня на устье р. Рси, р. Волхов.
   Все названные объекты указаны на местности верно. Летописец имел ясное представление об их положении. Ряд точных топографических указаний относится непосредственно к Киеву и его ближайшим окрестностям. Автор их, если и не родился в Киеве, жил там достаточно долго, знал город и его окрестности, названия, которые использовали местные жители. Все прочие то-понимы даются в связи с интересами Киева и деятельностью киевских князей. Итак, мы вправе считать этого летописца киевлянином, притом с хорошими географическими познаниями.
   Теперь обратимся к называемым в тексте именам, не касаясь здесь имён, находящихся в текстах договоров. Прежде всего, это, конечно, имена князей и членов княжеского рода, образующих три поколения: Игорь, Ольга, Святослав, Ярополк, его брат Олег II, Владимир. К ним присоединим побочную жену Святослава, мать Владимира Малушу, её брата Добрыню, их отца Малка Любечанина (которого некоторые авторы безосновательно смешивают с Малом Древлянским), не упомянутую у Лаврентия жену Святослава (угорскую королевну), жену Ярополка (гречанку, бывшую черницу), жену Владимира Рогнеду Полоцкую.
   Сверх того названы (начиная с 945 г.): воевода Свенелд (Свеналд), его сын Мистиша, «кормилец» юного Святослава Асмуд, древлянский князь Мал, киевские бояре Борич, Гордята, Ники-фор, Воротислав, Чудин, воевода Претич, безымянный пловец-киевлянин, безымянный же печенежский князь, некие киевские бояре, посылавшие к Святославу, ещё ряд безымянных послов, печенежский князь Куря, Лют Свеналдич, ещё один печенежский князь Илдея, Рогволод Полоцкий и его сыновья, князь Тур, Блуд, Варяжко и пр.
   Вряд ли кто-нибудь в средине XI века помнил эпизодических персонажей – Асмуда, Курю, Варяжко. И уж совсем не надо было выдумывать им имена, если переписчик хотел «оживить» некий эпизод. Имена эти сохранились только благодаря старым записям. Тут мы опять имеем указание, что данный текст писался ещё в Х веке, и автор был современником названных лиц. Время его деятельности плавно перетекает в эпоху «летописца Ярополка».

СВИДЕТЕЛЬСТВА ОЧЕВИДЦЕВ.
   Теперь обратим внимание на некоторые подробности описанных событий.
   Игорь советуется с дружиной «дошед Дуная». Игорь с дружиной, утверждая клятвой заключённый договор, «клали оружье своё, и щиты, и золото». Древлянские послы к Ольге «числом 20… пристали под Боричевым в лодье». Копьё «детского» Святослава «пролетело меж ушей коня и ударило в ноги коня». Разделение древлянской дани: «2 части дани идёт Киеву, а третья Вышгороду». Ольга «установила по Мсте погосты и дани, и по Луге оброки и дани». Святослав ходил в походы «воз за собой не возя, ни котла, и мяса не варил, но, потонку нарезав, конину ли, зверину ли, говядину ли на углях испекал. Ни шатра не имел, но подклад постелив и седло в головах».
   Показателен рассказ об осаде Киева печенегами в 968 г. Вот как описан эпизод с отроком-гонцом, вышедшим из осаждённого города. «Он же, вышел из града с уздою и бежал сквозь печене-гов, говоря: “Никто не видел ли коня?” Ибо умел по-печенежски, и мнили его своим. И как приблизился к реке, сверг порты, бросился в Днепр и побрёл…». Далее Претич со своими людьми увозит Ольгу с внуками на ладье, и тут – следующий эпизод: «Видев же се, князь печенежский возвратился один к воеводе Претичу и рече: “Кто се приде?”. И рече ему: “Люди оной стороны”. И рече князь печенежский: “А ты князь ли еси?”. Он же рече: “Аз есмь муж его, и пришёл в сторожах, и по мне идёт полк со князем, без числа множество”… Рече же князь печенежский ко Претичу: “Будь мне друг!”. Он же рече: “Тако сотворю”. И подали руки между собою. И дал князь печенежский Претичу коня, саблю, стрелы. Он же дал ему броню, щит, меч». То, что это, безусловно, свидетельство очевидца, уже отмечалось историками. Но более того, свидетельство это было записано вскоре после событий. Перейдя в предание после нескольких устных пересказов, оно вряд ли сохранило бы упоминание, что отрок шёл с уздою и «сверг порты». Вряд ли запомнилось бы, и было передано, что говорил по-печенежски отважный отрок, и какими словами и дарами обменялся воевода Претич с печенежским князем. 
   Далее сказано, что Ольга умирает «по трёх днях», и что она «заповедала не творить тризны над собою». В 971 г. указана численность русского войска, и добавлено, что Святослав для гре-ков прибавил 10000 к действительному числу. О голодной зимовке в Белобережьи сказано, что была «по полугривне глава конская».
   Много подробностей находим мы и в статье о Ярополке, что отмечено выше. Подробно описано, как Олега Святославича в панической давке спихнули «с мосту в дебрь», где он был за-давлен падающими людьми и конями. Летописец ссылается на свидетельство некоего древлянина, видевшего это, и далее пишет: «И послал Ярополк искать брата, и влачили трупы из гробли от утра и до полудня, и нашли Олега под трупами, вынесли его и положили его на ковре». А вот как описывает свидетель убийство Ярополка: «И приде Ярополк ко Владимиру. Яко полез в двери, и подняли его два варяга мечами под пазуху. Блуд же затворил двери, и не дал за ним идти своим». Вряд ли сохранился бы в устной передаче и перечень языческих кумиров, поставленных Владимиром.
   Приведённые подробности не могли сохраниться в устном пересказе четырёх или пяти поколений сказителей. Их не могли и выдумать летописцы конца XI – начала XII в., а главное, им незачем было выдумывать такие детали. Примечательно, что всё это было известно «классикам» нашей истории и отмечено в их трудах. Но, по непонятной причине, как «классики», так и продолжатели их не сделали определённо очевидного вывода. А вывод таков: первичное летописание наше началось ещё в средине X в., до крещения Руси и задолго до Никона, Нестора и Сильвестра.

ЧТО ОНИ ГОВОРИЛИ.   
   Теперь послушаем речи русичей Х века, как их записал современник событий.
   Первый случай приводимой им прямой речи – это впечатление о «греческом огне», записанное, безусловно, со слов участника похода 941 года: «Яко же молонья, иже на небесех, греки имеют у себя. И се, пуская же, сжигали нас. Сего ради, не одолели их».
   А вот что говорят Игорю созванные на совет дружинники, вернее, кто-то старший из них, от имени всех: «Да если так глаголет царь, то что хотеть более того – не бившись, иметь злато, и серебро и паволоки? Кто ведает, кто одолеет – мы ли, они ли? Или с морем кто советен? Ибо не по земле ходим, но по глубине морской – общая смерть всем». Здесь, как и в предыдущей цитате, мы слышим живой разговорный язык наших предков, как его слышал и записал летописец. Заметьте, язык этот отнюдь не скуден словами и выразительными средствами. Здесь и поэтическое сравнение, и риторические вопросы, и практические рассуждения, и философский вздох.
   Ещё одно заявление князю от лица дружины: «Отроки Свенельда изоделись оружием и портами, а мы наги. Пойди, княже, с нами по дань, и ты добудешь и мы!». Речь Игоря, отпускающего часть дружины: «Идите с данью домой, а я возвращуся, похожу ещё». Речь древлян к Игорю: «Почто идёшь опять? Поимел уже всю дань». Все эти речи показательно кратки и ёмки. Если не сам летописец присутствовал при них, то они переданы ему людьми, действительно их слышавшими. Невозможно приписать их сочинительству автора-монаха, жившего более ста лет спустя.
   Ольга, уже знающая об убийстве мужа, встречает древлянских послов столь же краткими, потрясающими по внутреннему трагизму и скрытой издевке словами: «Добрые гости пришли». А вот как отвечает Ольга императору через его послов, прибывших за обещанными дарами: «Когда ты столько же постоишь у меня в Почайне, яко же я в Суду, тогда тебе дам». (Суд – гавань Царь-града, где княгиня долго дожидалась приёма у императора). Это – не пересказ дипломатического ответа, это – характер. Характерен диалог Ольги и Святослава, резко отличающийся по стилю от обрамляющих его комментариев и нравоучений редактора XI века:
   - Я, сын мой, бога познала и радуюсь. Если ты познаешь, и радоваться начнешь.
   - Как я захочу иной закон приять один? А дружина моя сему смеяться начнут!
   - Если ты крестишься, все возымеют то же сотворить!
И последняя речь Ольги к сыну: «Видишь меня больную сущую. Куда хочешь от меня идти? Погреби меня, и иди, куда хочешь». Это невозможно сочинить, это надо было слышать.
   Приходится экономить место. Поэтому, не повторяем диалог Претича с печенежским князем, опускаем речи осаждённых киевлян, их укорительное, отнюдь не верноподданническое послание Святославу, речь Святослава о нежелании княжить в Киеве, с «экономическим обоснованием» утверждения нового своего «стола» в Переяславце. Перейдём сразу к важному разговору Святослава с новгородскими послами. Послы просят у него себе князя и добавляют:
   - Если не пойдёте к нам, то найдём князя себе.
Это не придуманное смиренным монахом «Придите княжить и володеть нами».
Святослав:
   - А кто бы пошёл к вам?
Ярополк и Олег не идут. Добрыня втихомолку советует послам просить Владимира, и те говорят:
   - Выдай нам Владимира.
   - Вот он вам! – отвечает Святослав, и никто не подозревает, к каким важнейшим события в истории Руси поведёт этот разговор. Всё по делу, без лишних слов. И никаких комментариев, как могло быть записано только до возвращения Владимира в Киев.
   Далее, мы слышим речь Святослава к своему войску перед сражением: «Уже нам здесь пасть! Потягнем мужественно, братья и дружина!». И другую, с известными словами: «Ибо мёртвые срама не имут». И ответную речь воинов: «Где глава твоя, тут и свои главы сложим!». Не имея возможности повторять всё, отметим совет Свенельда князю: «Пойди княже на конях окольным путём, стоят ибо печенеги в порогах». Все эти речи услышаны и переданы летописцу участниками похода (а, может, и сам он был участником похода). Приписать их, как и предыдущие цитаты, монаху XI века никак нельзя. Невозможна и столь точная передача их в устном виде в течение 100 лет, да ещё при резком изменении языка и общественного сознания русичей на этом этапе.

ЗАЧИНАТЕЛЬ . ЧТО ЖЕ ОН ПИСАЛ И КОГДА?
   Первооснову рукописи составляет повесть, видимо, начинавшаяся описанием деяний Олега, и содержавшая рассказы об Игоре, Ольге и Святославе. Это – типичная династическая хроника, представляющая непрерывное повествование, первоначально не разделённое на ежегодные записи и не датированное. Его хронологическая канва даётся перечнем лет княжений, приведён-ным выше, до слов: «А от первого лета Святослава до первого лета Ярополка лет 28». Из этого следует, что данная хроника была написана в первые годы княжения Ярополка, хотя, быть может, начата ещё при Святославе. Сия повесть была задумана, как рассказ о предках для юного Ярополка, либо для всех братьев-Святославичей. Начиналась она, как и должно было в роду Ольговичей, от Олега – основателя династии Великих князей киевских и самого русского государства.
   Именно при Олеге Киевское княжество – одна из славянских земель – превратилось в Русь, в державу, объединившую племенные и местные подразделения восточных славян. При Олеге состоялось международное признание державы, удостоверенное русско-византийскими договорами. Статья содержит реалистический рассказ о переходе Олега из Новгорода в Киев, о подчинении им окрестных славянских племён. Есть в ней и подробные, со многими цифрами, сведениями о войске и флоте Олега, о полученной им дани (хотя некоторые цифры, безусловно, неверны или неправильно прочтены переписчиками и переводчиками). Описана церемония вза-имной присяги Олега и византийских царей Леона и Александра при заключении договора.
   Совокупность данных говорит о том, что первоначальная статья об Олеге, видимо, плохо сохранилась (известно, что первые страницы рукописи более всего портятся). Вследствие этого, она была заново составлена и переписана, уже в средине XI или даже в начале XII в. Возможно, было и хуже – статья могла подвергнуться кардинальной правке при фальсификации русской истории в связи с внедрением в неё «легенды о Рюриковичах».  Восстановить её первичный вид, увы, невозможно. Но важно, что в исходной рукописи она была, что подтверждается и включением княжения Олега (за № 1) в перечень княжений. Мы вправе предположить, что первый летописец выполнил эту часть работы так же добросовестно, как и последующие. Целью его труда было создание повести об основании Русского государства Олегом и о деяниях его преемников.
   Достаточно сравнить рассмотренные выше слои с неловко вставленным перед ними мало правдоподобным и путаным рассказом о Рюрике, чтобы убедиться: там поработала другая рука и человек с совсем  другим мировоззрением.
   Можно принять, что основа повести была написана около 973 г., а после 980 г. к этой основе добавлена «хроника Ярополка». Это и есть древнейшая часть нашей летописи, и её автора мы далее по праву именуем «Зачинатель». Он тождественен тому, кого ранее мы назвали «летописец Ярополка». От рукописи, переданной им «хранителю», и пошло наше летописание.

ОЧЕНЬ КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ.
   «Зачинатель» не оставил нам своей подписи и никаких сведений о себе. Этим он отличается от Нестора и Сильвестра. Его преемники, видимо, уже не знали его имени, либо по какой-то причине не назвали или вычеркнули его. Но текст, отнесённый нами «зачинателю», позволяет установить основные вехи его жизни. Именно, это те фрагменты, где мы вправе предположить непосредственное присутствие повествователя при описываемых событиях или участие в них. Отметим их.
   В 941 г. «зачинатель» слышит от участника 1-го похода Игоря рассказ «о лядьнем огне».
   В 944 г. он присутствует на совете Игоря с дружиной в устье Дуная. В том же году он присутствует при приёме Игорем греческих послов и клятве Игоря в соблюдении договора.
   В 945 г. он присутствует при разговорах Игоря с дружиной по поводу древлянской дани, или узнаёт об этих разговорах и о речах недовольных древлян от лиц, их слышавших.
   В 946 г. он присутствует при сражении с древлянами киевского войска, в котором находятся Ольга и малолетний Святослав, однако, уже сидящий на коне и мечущий копьё.
   В 947 г. он, вероятно, сопровождает Ольгу в поездке по северным землям княжества.
   Рассказ о поездке Ольги в Царьград описан явно не им, а скорее её спутником, священником Григорием, которого называет в своей книге принимавший Ольгу император Константин.
«Зачинатель», видимо, не участвовал в этой поездке. Но он присутствует в Киеве при отповеди Ольги императорским послам. По летописи это 955 г., вернее же – 957. В те же годы он присут-ствует при доверительных беседах Ольги с сыном (который уже подрос и имеет свою дружину).
   Судя по записи 964 г., «зачинатель» близок к Святославу, возможно, участвует в его походах. Но записи 965 – 966 г. о знаменитом походе Святослава на хазар столь скупы, что не могут принадлежать участнику. Либо «зачинатель» не участвовал в этом походе, либо его запись была утрачена и позднее заменена кратким сообщением по сохранившемуся преданию.
   Но в 968 г. «зачинатель» находится в осаждённом печенегами Киеве, участвует в советах киевлян и в отправке гонцов к Претичу и Святославу, сам беседует с Претичем, либо присутствует при его разговоре с печенежским князем.
   В 969 г. он присутствует при последних беседах Святослава с матерью и при погребении Ольги.
   В 970 г. он присутствует при беседе Святослава и его сыновей с новгородскими послами и при отпуске Владимира в Новгород.
   События Балканского похода Святослава в 971 г. описаны столь подробно, что мы вправе считать «зачинателя» его участником. Он описывает не только военные действия, но и дипломатию участников, совещания у Святослава и его размышления вслух, подписание договора. Примечательно, что он имеет сведения из Царьграда и о посылке переяславцами послов к печенегам. Он, видимо, присутствовал при последнем разговоре Святослава и Свеналда, а затем либо сам провёл некоторое время на голодной зимовке в Белобережьи, либо встречался с уцелевшими соратниками Святослава. В связи с этим интересен вопрос: как попал в Киев текст договора Святослава с императором Цимисхием? Договор этот, конечно, хранился в походной канцелярии князя. Вряд ли он был сразу отправлен в Киев, который в договоре никак не обозначен, и от которого Святослав, в сущности, отказался. Маловероятно, чтобы князь отправил его со Свеналдом, пока ещё сам надеялся прибыть в Киев. Тогда остаются два варианта. Либо, не надеясь уже пробиться в Киев, Святослав отправил туда из Белобережья доверенного человека, сумевшего обойти печенегов. Либо такой человек уцелел в бою у Днепровских порогов и пробился-таки в Киев с текстом договора. Этим человеком, скорее всего, и был «зачинатель».
   Далее, он слышит, как Свеналд подстрекает Ярополка на Олега, присутствует при отыскании тела Олега и его погребении, слышит укор Ярополка Свеналду. По летописи – это 977 г. В 979 г. он, возможно, присутствует на приёме Ярополком печенежского князя и византийских послов. В драматическом 980 году он находится при Ярополке в Киеве и Родне, присутствует при последнем разговоре Ярополка и Варяжко. После того он жил, видимо, ещё несколько лет, находясь не у дел, но имея ещё возможность получать некоторые сведения: о подробностях измены Блуда и убийства Ярополка, о препирательстве Владимира с варягами, о войне Варяжко с Владимиром и др.
   Итак, «зачинатель» был свидетелем и участником событий русской истории не менее 40 лет (и каких лет!). Если в 944 г. он уже допускался в совет, надо думать, он был уже не юношей, а зрелым мужем. Тогда он родился, видимо, не позднее 920 г. В 980 г. ему было уже за 60.

ЧТО ЕЩЁ МЫ О НЁМ ЗНАЕМ?
   Это, конечно, человек русский. Сие видно не только из языка, но из его мировоззрения, круга источников и интересов. Он не отделяет себя от руси, в отличие от авторов переводных хроно-графов и пришлых византийцев, для которых русь – чуждое племя, «поганые».
   Он – киевлянин, во всяком случае, большую часть жизни прожил в Киеве. Но, видимо он постранствовал по Руси по служебным делам и сопровождал князей в заграничные походы. У него достаточно широкий и верный географический кругозор.
   Он – не христианский священник и не священнослужитель славянского культа, человек вполне светский. По совокупности данных, он принадлежит к верхушке военно-дружинного сословия.
   Более того, он близок княжеской семье и постоянно присутствует не только на важных советах и приёмах, но и при доверительных разговорах князей и княгинь. Уже во время Ольги он принадлежит к т. н. «старшей дружине», к ближним боярам. О родстве его с княжеской семьёй данных нет.
   Этот человек не просто грамотный, но хорошо владеющий русским письменным языком. Более того, это – талантливый писатель. Без многословия, длинных описаний и лишнего украша-тельства, только подбором фактов, слов и речей персонажей, он создаёт их живые портреты, окунает нас в атмосферу событий. Поучиться бы у него нашим писателям, пишущим на исторические темы!
   Он избегает комментариев и нравоучений, своих оценок персонажам и их поступкам он не даёт – пусть дела говорят сами за себя!
   У него хорошая память. До конца своего труда он сохраняет ясность мыслей и изложения их.
   Он образован не только литературно. Мы уже сказали о его географическом кругозоре. Добавим к этому кругозор политический. Из текста видно, что он считает десятками и сотнями тысяч, представляет умножение и дроби.
   Мы должны признать его первым настоящим историком Руси. В истории он – стихийный материалист. Он не верит в предзнаменования, чудеса, вмешательство богов. Исторический про-цесс у него происходит из реальных обстоятельств и поступков людей. Возможно, это его личное мировоззрение, но, может быть, таково было общественное сознание русичей Х века. Выдумок и фантазий он избегает. У него нет вымышленных князей и придуманных генеалогий. Нет сказочных царств и племён, вроде псоглавцев и одноглазых. Поэтому, его рассказ внушает обосно-ванное доверие. Он не льстит кому-то из князей. Он отмечает нерешительность и жадность Игоря, робость, податливость на влияния и чрезмерную доверчивость Ярополка, коварство и жестокость Владимира. К Ольге и Святославу он обнаруживает приязнь, но без лишних славословий.  Он пишет правду.
   У нас нет сведений о каких-либо старших современниках его, у которых он мог бы заимствовать знания и взгляды. Знания он, видимо, добывал сам, где мог, сам освоил писательское ис-кусство, сам пришёл к своим убеждениям. Это был человек незаурядный.
   Преемники «зачинателя» оценили его труд и отнеслись к нему с уважением. «Продолжатель», описывающий события 1014 – 1036 годов, пишет в том же стиле. Основной текст «зачинателя»  сохранён автором свода 1037 г.

БУЕГАСТ. 
   «Полно! – восклицает оппонент – Да мог ли быть в средине Х века такой человек среди славян, поганых “невегласов”? У них и грамотеев-то не было, пока не понаехали греческие священники! И договоры им писали греческие писцы» (вот только почему-то по-русски!).
   Между тем, наши «раскопки» закончены. Мы выявили древнейший пласт нашего летописания. Мы, в сущности, определили и автора его. Нам неизвестно только имя «зачинателя». Попробуем и его установить. Не может быть, чтобы такой человек нигде не был упомянут!
   Сначала ответим оппоненту по поводу грамотеев. Они, однако, были! Мы не знаем, были ли грамотны русские князья, но ясно, что они не могли управлять государством и поддерживать отношения с иными державами без грамотных людей. Значение письменности, они, безусловно, понимали. Не наша летопись, а император Константин, принимавший Ольгу в Царьграде, упоминает в её свите переводчиков (двух или трёх). Это, конечно, были не устные толмачи, а люди, умевшие читать и писать – к императору ехали, а не на толковище с дикими печенегами. Тот же Константин упоминает Григория, видимо, «домашнего» священника Ольги, который в летописи назван «презвутер». Ещё ранее, при Игоре, в Киеве уже стояла церковь Св. Ильи. Её настоятель, был, конечно, человек грамотный. Жена Ярополка, бывшая греческая монахиня, была грамотна, по крайней мере, настолько, чтобы читать Псалтирь и Евангелие.
   Но все эти лица не могут быть авторами рассматриваемого текста по своему происхождению и положению. Искать «зачинателя» надо в другом круге. Этот круг нам указывают тексты договоров, каждому из которых (кроме договора Святослава) предшествует список послов. 
   Совершенно ясно, что послы не были случайными людьми, попавшими под руку придворными или вояками-рубаками. Для ведения переговоров, заключения письменных договоров, нужны были люди, умевшие читать и писать, по крайней мере, по-русски (Ивановым письмом), а желательно и по-гречески. От них требовалось сравнить тексты, удостовериться, что «льстивые греки» писали, как договорено, и не вписали лишнего. Они должны были прочесть и растолковать текст князю и его советникам, а, при надобности, и переписать его. И уж конечно, они были людьми, достойными доверия. Среди них и будем искать «зачинателя». Ещё один аргумент в пользу этого круга – большое число упоминаемых «зачинателем» посольств в обе стороны и его вероятное присутствие на переговорах и приёмах послов. Он описывает ход переговоров, церемонии клятв, приводит речи сторон. Это – не случайно, а говорит об определённой «специализации» чиновника. Летописцы-монахи к посольским делам не допускались и были чужды этому. 
   Не будем рассматривать договоры Олега, в которых «зачинатель» не мог участвовать по возрасту, т. к. иначе он не дожил бы до 981 г. Договор Игоря содержит в себе наибольшее число имён. Но можно сильно сократить этот список, исключив из него купцов и второстепенных послов, видимо, от удельных и племенных князей. Во главе списка стоят: «Ивор, посол Игорев, великого князя русского; Вуефаст Святослава, сына Игорева; Искусеви Ольги княгини». Далее идут послы брата и племянников Игоря, не подходящие нам по своему положению. Надо полагать, что послами Игоря и Ольги были люди более опытные, пожилые. Они не дожили бы до Владимира, либо удалились бы на покой по смерти Игоря и Ольги. Малолетнему же Святославу, вероятно, был назначен и более молодой представитель – будущий «зачинатель». С этих пор он и остался на службе у Святослава, пока не перешёл «по наследству» к Ярополку. Это предположение согласуется с отмеченным присутствием «зачинателя» при дальнейших переговорах с греками и присяге Игоря, с возрастом и длительной карьерой «зачинателя» при киевском дворе, с той симпатией, которую он выражает к Святославу, с тем доверительным положением, которое он занимал. Это соответствует и его кругу информаторов, и его участию в разнообразных посольских делах. Возможно, что он был «кормильцем» Ярополка, почему и оставался в Киеве, пока Святославичи были малы. Итак, мы знаем имя: Вуефаст. Больше некому.
   Но что это за имя, какого языка? Так оно записано в списке послов. Но надобно его ещё прочесть. Напомним, что договоры писались Ивановым письмом и были переписаны кириллицей уже при Ярославе. Но к тому времени знатоков Иванова письма уже не осталось. Переписчик стоял перед сложной задачей. Он «перевёл» на кириллицу содержательную часть договоров, опираясь на знакомые корни и формы слов, на контекст и смысл, на свои догадки. Труднее было с именами, произношения которых он не слышал. Он сделал единственно возможное и правильное – повторил в своей рукописи имена послов, так как они были написаны в оригинале. Княжеские имена были ему известны и записаны в новой орфографии. Остальные же имена дают нам представление о буквенном составе Иванова письма, и здесь мы видим значительное отличие от кириллицы.
   В списке имён нет 5 букв нынешнего нашего алфавита: ё, й, щ, э, ю, а также отсутствуют юсовые буквы древней азбуки. Почти отсутствуют 8 букв (довольно распространённых): ж, з, х, ц, ч, ш, я, ; – их случайное появление 1 – 2 раза произошло от переписчиков протографа. Самая частая в русском языке буква о встречается ненормально редко. Зато а встречается слишком часто, причём в начале имён, что чуждо русскому языку. И совсем невозможно для русского произношения чрезмерное употребление буквы и звука ф. Причина этих явлений ясна: изобретатель Иванова письма использовал греческий алфавит, не соответствующий звуковому составу русского языка и имеющий недостаточное число букв. Для ряда звуков он не нашёл подходящей греческой буквы. Поэтому ему пришлось некоторые буквы использовать в разных звуковых значениях. На заре своего возникновения письмо было «тайной», именно потому, что никак не удавалось однозначно сопоставить буквы и звуки. Правила чтения не были утверждены и общеприняты. Они передавались устно от учителя к ученику. Этих-то правил и не знал переписчик XI века. 
   Возвращаясь к имени Вуефаст, видим, что его вторая часть начинается как раз с чрезмерно частой буквы ф, которая обозначает здесь иной звук. А именно, это тот самый звук, промежуточный между г и х, который и поныне звучит в разговорной речи на Украине и в южнорусских областях. Вспомните хрестоматийный рассказ «Филиппок»: «Хве и хви – фи». У греков не было такого звука и адекватной буквы. В данном случае читать надо г, и мы сразу обнаружим схожие славянские имена. У западных славян был бог Радегаст (так пишут германскую форму, славяне говорили Радогост или Радогощ). У антов Причерноморья, по греческим источникам, был царь с тем же именем (иногда пишут Ардагаст) и князь Кологаст. У болгар был князь Гостун. А в Новгороде княжил знаменитый Гостомысл, не допускаемый почему-то в учебники и энциклопедии.
   Первая же буква имени – это греческая «бета», и читать её надо по древней традиции, как нынешнее русское Б. Вот мы и прочли имя «зачинателя» – Буегаст. Возможны варианты произ-ношения – Буегост или Буегощ. Толкование очевидно: буйный гость. Можно, кстати, припомнить и остров Буян, и «буй тур Всеволод» из Слова о полку Игореве.

РУКОПИСИ НЕ ГОРЯТ.
   Осталось сказать немного. О Буегасте мы знаем довольно, пожалуй, более, чем о других русских деятелях Х века, кроме князей, но неизвестны его предки и потомки. Впрочем, в XIX веке существовала необычная и непонятная дворянская фамилия – Бухвостов. Не есть ли это искажённое временем «Буегостов»? Такие формы зафиксированы уже в тех же списках послов.
   Видимо, после смерти Ярополка удалившийся от двора Буегаст забрал с собой княжеский архив, в котором, помимо его рукописи была «папка» с договорами и другие документы.
   Архив Буегаста последовательно переходил к Хранителю и Продолжателю, а затем достиг Апологета, который превратил его ( с добавлениями) в Летопись
   Далее важное значение приобретает передача летописания в Киево-Печерский монастырь. Так, через Нестора и Сильвестра текст Буегаста вошёл в Повесть временных лет. Повесть же эта разошлась во множестве по городам удельной Руси и, в конце концов, достигла и нас.
   Многие поколения известных и безымянных летописцев передавали друг другу светоч нашей истории. Но наибольшая наша благодарность тому, кто зажёг этот светоч столь ярким и сильным огнём, что затушить его стало невозможно. Буегаст долго и верно служил русскому государству, он был и первым нашим историком, и первым нашим писателем, великим деятелем нашего просвещения.
   Слава тебе, Буегаст! Даже если тебя звали не так.
   Аминь.