Мастер и Маргарита-02

поэма по мотивам романа
«Мастер и Маргарита»
М. А. Булгакова

(редактор: Дмитрий Силкан)

Глава 2

Понтий Пилат

«Светало. Ранним утром,
четырнадцатого числа,
весеннего месяца Нисана…»
– так начинался
                текст романа…       
В плаще кровавого подбоя,
походкой бравой, как солдат,
шёл прокуратор Иудеи:
великий римлянин – Пилат!
 
И терпкий запах кипарисов
дразнил его тончайший нюх.
Лишь голова болела лихо,
как будто с выпитых сивух!
Пол мозаичный у фонтана,
где кресло Понтия Пилата –
здесь от решения сатрапа
зависит жизнь глупца, пирата.

Клочок папируса о действах –
на арестанта с Галилеи:
ему вменяются злодейства…
И казнь распятьем – за идеи!
Перед Пилатом –
                в кровь избитый,
в одеждах-рубище,
                сандалиях –
стоял тот пленник неумытый.
Ему – лет тридцать,
                в тех реалиях.
За обращение к игемону
с любовью:
               «Добрый человек!» –
побитый Максом Крысобоем,
чтобы общался верно ввек!

Пилат:
«Скажи, за что тебя схватили?
Взывал обрушить Храм Основ?!
Ведь про тебя мне говорили:
ты – проповедник меж врагов?»
Иешуа:
«Но игемон, все слухи праздны!
А записи? Возможно, лгут…
Я веру в мир – нёс не напрасно:
храм Истины воздвигну тут!»
Пилат:
«Зачем, бродяга, ты смущаешь
народ базарный своим словом?
Откуда Истину ты знаешь
в сим одеянии холщовом?»

Но с каждым словом
                у Пилата
раскалывалась голова –
от боли разум жаждал яда,
а не признаний чудака…

Иешуа:
«Вот Истина, на самом деле:
боль, беспокоит голова!
Твои же мысли в бренном теле –
желают смерти естества…»

…Над гипподромом
                солнца луч
уже пробрался в колоннаду:
в пространстве
                продолжая путь,
вмиг осветил он анфиладу.
Внезапно боли испарились,
и прокуратор стал вещать:
«О, лекарь, это –
                божья милость?
Как это надо понимать!?»

Иешуа:
«Поверь на слово – я не лекарь!
А боль – ушла сама собой…
Тебе б легко помог аптекарь.
Прошло – и славно. Бог с тобой!»
Игемон:
«Ну, хорошо. Ответь, будь смелым:
ты ль подбивал тут местный люд
к поджогу храма? Было дело?
Или, возможно, ты лишь плут?!
Так поклянись, что всё – неправда,
своею жизнью, Иешуа!
Пора отбросить все лукавства:
на волоске ж твоя судьба!»

Иешуа:
«Поверь, что я не слабоумен.
Мои же речи – суть просты.
Не ты мою подвесил душу –
так не тебе сжигать мосты!»
Игемон:
«Теперь я понял: в чём загадка
и как ты управлял толпой…
Ведь ты умён… А речи – сладки.
К тебе тянулся мытарь, гой».

Влетев внезапно в анфиладу,
спустилась ласточка с небес –
вмиг улетев за колоннаду,
крылом коснувшись занавес.
Затем, махнув над головою
у прокуратора крылом, –
взлетела где-то за стеною,
исчезнув в небе голубом.

Увы, философ сей – безумец!
Его, быть может, отпустить!?
И выслать из Ершалаима:
что суждено – тому и быть!
Вот секретарь подал Пилату
другой папирус, для суда –
лицо префекта воспылало
и онемели враз уста!
И мысль
            мгновенно пролетела
о чести кесаря – в испуг!
Донос Иуды – вот в чём дело!
Ах, проповедник:
                ближний круг!
Тогда Пилат, миг поразмыслив,
построже узника спросил:
«Что говорил ты в афоризмах
про кесаря, к чему манил?»

Иешуа:
«Я размышлял о новом мире,
без власти кесаря – и впредь,
про царство Истины в эфире…
Ко всем придёт благая весть!
Потом ввалились чьи-то люди
и начали меня вязать…
Возможно, это часть прелюдии:
в тюрьму пришли меня сажать!»

И тут его вдруг осенило:
«К Иуде близится беда!..»
Пилата фраза возмутила:
«О добрых людях?
                Как тогда?»

Пилат:
«Неужто веришь ты, несчастный,
про то, что Истина придёт
и мир изменится, прекрасный:
власть, кесарь, раб, Искариот?»
Иешуа:
«Поверь мне, игемон: то – правда!
И царство Истины – в миру!
Да, Бог – един. И то – прекрасно!
А скоро я к нему приду...»
Пилат:
«О, боги, ненавистный город!
Зачем мне выпал этот суд?
Тут во дворце – Великий Ирод…
Искать здесь правду, меж Иуд?!»

Не принимая в счёт приметы –
полёты ласточки, как знак –
Пилат не внял добра советам:
«Казнить
              в присутствии зевак!»
По приглашению Пилата –
первосвященник во дворце:
для обсуждения доклада,
где состраданья во жреце!?
Ершалаим бурлит для зрелищ!
Помиловать кого-то в срок
толпа на Пасху возжелает:
Фортуну выбрать? Или – Рок?!

Пилат:
«Хотел знать мнение Каифы:
синедриона в чём вердикт?
Так Вар-Равван или Га-Ноцри –
кого помилуют в сей миг?»
Каифа:
«Синедрион наш милосерден:
гуманность выражает суть!
Помилован им не Га-Ноцри,
а Вар-Равван, не обессудь…»

«Ответ Каифы
                предсказуем!» –
подумал про себя Пилат.
Префект в сей миг неописуем:
он удивлён решеньем – как?!
Пилат сразился в аргументах:
«Га-Ноцри – явно не в себе:
нелеп в речах, в иных моментах.
А Вар-Равван – убил в беде!»

И трижды действо повторилось:
первосвященник – при своём!
Так ходатайство не сложилось –
на казнь Га-Ноцри поведём...
Пилат от злости, в возбуждении,
первосвященнику в лицо:
«Побереги себя во бдении,
судьбу народа своего!
Каифа, ты не жди покоя:
ведь понимаешь, кто Он есть!?»
Кивнул Каифа – в грусти, стоя –
да съёжился от мыслей весь.

Толпа гудела, словно улей –
Ершалаим желает знать:
кого отпустят накануне,
кому же – смерть не избежать?
Когорты держат люд базарный
в преддверии жестоких драм –
чтоб огласить
                вердикт коварный,
префект взошёл к народу сам.

Вдохнувши
                раскалённый воздух,
свой голос разогнав на крик –
чтоб волю Рима
                здесь исполнить,
Пилат всем объявил вердикт.
Толпа притихла, будто в храме,
дыханье затаив на миг:
из четырёх судимых – в драме
отпущен Вар-Равван под крик!

Верёвки срезаны с запястий,
(убийцы злого и врага!) –
настигнет суд его
                Всевластный:
накажет Божия рука!..
Гремят щиты из оцеплений:
на гору Лысую отряд
ведёт виновных –
                без сомнений
вершить мучительный обряд.

Продолжение следует...