История любви Глава 3

 
–  Да? Хм. Я давно уже повзрослела, с тех пор как вылезла из трясины. –
Сонно произнесла она.
И почувствовала себя, или всё же, увидела себя, что она стоит окруженная светом и смотрит на небо. Вверху белое пушистое облако, но отчего-то пошёл дождь.
Не мелкий моросящий, но и не ливневый, а просто тёплый летний дождь крупными каплями покрывал Ольгу словно одеялом.
Ей стало тепло, легко, как будто её поднимало вверх, и согревало солнышком. Она чувствовала, эти солнечные лучи и дождь и ещё что-то, такое, что именно это оно и поднимало её вверх.
А вверху, над дождём горела новая звезда. Ольга чувствовала, каким-то образом она с ней связана.

Как-будто это она, Ольга – сверхновая звезда, которая появилась вследствие взрыва, затмевающая своим взрывом целую галактику. Этот взрыв воспроизвёлся, она видела рождение новой звезды.

«Осознание жизни позволило душе воспрять. Жизнь дала тебе осознание своих поступков, и теперь душа может свободно парить. Ты только продолжай размышления о жизни, не отбрасывай. – Услышала она вновь в сердце. –
Осознай целостность.

В сознании замелькало водоворот разных картинок, поверх этих картинок пронеслись журавли. Явь или прошлое?
А может, не осознанное что-то было в её жизни? Какая-то ошибка? Я что-то ещё пропустила в своём познании? И в разборе не дошла до сути?

Ольга не успевала рассматривать картинки, что неслись перед её глазами, и хотела, чтобы они остановились. Как они закрылись проливным дождём. И её унесло в этот водоворот, лишь успела подумать.

«Я тону? Как я очутилась в воде?

Она старалась выплыть из этого водоворота, но он уносил её в омут, а она старалась всё же, выплыть,  барахталась, но её тянуло и тянуло вглубь. И она, обессилив, смирилась и дала себя утащить в этот омут, думая.

«Сейчас полежу на самом дне, там тоже хорошо. Оттуда так же видно небо, облака, и даже звёзды. Отдохну и вынырну».

Свернулась в комочек, прижав руки и ноги к груди, словно эмбрион.
Но на дно она не попала, а наоборот, её потянуло в сторону, крутануло в этом водовороте так, что сердце готово было выпрыгнуть.

Оно не успевало ни за телом и тем более за сознанием. Её подняло так высоко, словно струёй воды, как фонтаном  и сквозь воду она услышала музыку.

Пела и плакала скрипка под звуки органа, к ним прибавилась флейта, к ним прибавилось шум моря, шум дождя. Красивая музыка, как же она любила эту музыку. Она могла её слушать часами.

Музыка моя страсть. – Подумала Ольга. – Музыка – моя любовь, в музыке уходит и растворяется боль. В музыке можно думать, размышлять. Но отчего, сейчас-то сердцу больно? Музыка звучит, а боль не уходит.

Сквозь воду просвечивалось небо, солнце, музыка продолжалась, и к ней присоединилось пение птиц.
Ласковый день и высокий атлет в светлом костюме, и хрупкая маленькая девушка в нарядном платье и в туфлях на высоких каблуках.
Диссонанс? Возможно, но смотрятся божественно.

Почему? – Криком кричит её сердце, её душа. – Почему, я опоздала родиться?
Так нельзя же. Боже, почему? Он ведь всегда был моим. Он мой.
Мооойй!
А музыка громче и громче, сознание потерялось в музыке. Фонтан опустился, и она вновь оказалась в водовороте, в этом тёмном омуте.
Её вновь утащило на самое дно.
Вверху замелькал свет, яркий свет и он её потянул вверх. Выныривая в струе воды, вновь услышала музыку и невнятный разговор, и радостный смех. И увидела себя, себя ещё малышкой, лет двенадцать ей было. Услышала, как её зовут.

–  Лёлька, иди домой, мы на танцы.
–  Я тоже с вами, я уже большая, тоже хочу танцевать.
–  Лёлька, мама не разрешит, мы в другую деревню пойдём, а это далеко. И папа узнает, будет ругать меня, что не уследила за тобой.
Домой! Марш домой! Некогда мне за тобой следить.
А там всякое может случиться.

–  Что случится со мной? Соня, Майя. Соня, а то тётей буду звать.
–  Ну, вот что с ней поделаешь? Высечь бы эту засранку, да брат самую высечет, за свою любимицу. Идём, шантажистка, но только назовёшь меня тётей, прибью.

– Ага. Не буду. Майя, Сонечка, тётушка моя любимая.
–  У, ты мне! – Замахнулась на неё Соня. –  Я тебе покажу тётушку.
–  Ну, не буду, не буду. Правда, не буду. Лучше я Леру буду называть тётей.
– Вот и зови Валерку тётей, а меня не стоит. Я молодая.
– Так вы ровесницы, Сонь.
– Всё равно я молодая.

Музыка всё громче, и громче и вот уже расслышала слова песни.

«Я готов целовать песок, по которому ты ходила».

Толпа, все танцуют, кто во, что горазд. И вдруг она увидела вновь высокого атлета в белом костюме с той же девушкой.
Сердце защемило, её маленькое сердечко заплакало.

«Как? Почему? Он же мой! Я, что опоздала родиться? Опоздала!»

А они уже подходили к ним, а она ничего не слышала, что говорили, что отвечала старшая сестра и тётя. Зато увидела, как он взглянул на неё и удивлённо поднял бровь, спросил.
–  Воробышек!? Что ты здесь делаешь? –  Услышала, как он обратился к сестре. – Что делает здесь ребёнок?

Больше она ничего не услышала, лишь звенело в ушах, «ребёнок».
Мир померк у неё в глазах, раздвоился. «Он назвал меня ребёнок».

Видела, как сестра увлекла его в танец. Пришедшую с ним девушку увлёк кто-то другой, но на сердце всё равно было тяжело. Соня тоже ушла танцевать со своим парнем, а она осталась одна. Одна!
Все вокруг танцуют, и она смотрела как Майя, её сестра танцевала с ним, с её любимым. А в сердце больно было.

«Почему? Почему она меня опередила? Ведь я должна была родиться вперёд неё.
А почему она?
Ты обманула меня. – Кричала я ей, молча. – А ещё сестра называется. Меня все обманули. Обманули! Опоздала родиться»

Чуть постояв, на слабых ногах от обиды, и чтобы не разрыдаться,  тоже стала производить танцевальные движения.

Танцевать она любила тетушки, и сестра старшая научили. И вскоре вошла в раж, танцевала и ничего не замечала.
Что танцевала, не знает, всё воспроизводилось само.
Сознание как будто всё отключило. Даже не заметила, что круг освободился, и вся публика в восклицаниях,

–  Давай! Давай! Вот даёт девчонка! Неслось из толпы.

В свои двенадцать лет она смотрелась старше, на все пятнадцать лет, а то шестнадцать лет ей давали. И отец строго следил за ней, зная её любопытство во всём. Но сейчас она в гостях у бабушки и тётушек, и она расслабилась, дала выход своей обиде через танец.

«Мол, вот смотри, я не хуже сестры. И что ты там прилип к ней?

Её окружили взрослые парни, танцуя вокруг неё. Каждый тянул к ней руки, они хватали её. Сознание возвращало её в явь, и ей становилось страшно, но вдруг кто-то схватил её за ворот курточки и легко закинул за себя, заслонил. Она ещё продолжала танцевать, и услышала.

–  Это девушка со мной. Прочь. – И подхватил её по талии, легко перекинул себе на плечо, понёс с танцплощадки.
–  Юра! –  Кричала сестра. – Ты куда её?
–  Домой препровожу. Нечего ей здесь делать. Зачем взяла с собой? Ты посмотри, слюней-то сколько испустило.

А она обалдевшая, от того, что он держит её в своих руках. Ну и пусть не в объятиях, пусть, словно куль на плече, всё равно же, на его плече.
И она изловчилась, и обняла его за шею рукой, и лицом приникла к его шее.

Что она почувствовала внутри себя, она не знала, как объяснить.

Восторг, полный восторг в сердце, сердце так стучало и бухало, но что-то тёмное, тяжёлое вклинивалось, старалось разъединить их. Она слышала свой крик, а он тихо с нежностью успокаивал её.

Фонтан воды вновь обрушился, увлекая её в омут, протащило по дну, и вновь выбросило на поверхность. Её или сознание?
Не осознавала, почему она в воде. Но успела схватить его руку.
Ольга крепко держала его за руку и мелькнуло в мыслях.

«Ни за что не отпущу».

Ты его любишь? –  Кто-то спросил её внутри неё. – Любишь, любишь.
Кричит  сердце.

Люблю. Шептала она, очень люблю так, что сердцу больно. Люблю.

Она чувствовала его всеми своими клеточками. Чувствовала его руки, видела себя в его руках, свою голову на плече, а он прижимал её к своей груди.

«Держись воробышек, ещё немного»

А сердце пело, и кто-то в нём произнёс. –

«Огненной птицей из пепла возрождается вновь, чистая и нежная ваша любовь. Он без ума от тебя, за тебя свою жизнь отдаст. Но не страшат вас невзгоды, вы ровно прошли. Этот миг запомни, счастье он сулит».

А кто это сказал, не понятно ей, но от этого ей стало так приятно.
Она ликовала, что даже не почувствовала боль, какая-то ветка хлестнула её по щеке, не сильно, но чувствительно, но из блаженства её это не вывело.
Лишь фонтан воды лился и лился, а она внутри фонтана, внутри потока воды.

Потом ей стало холодно, очень холодно. Холодно ей было давно, согревало её его присутствие. Чувствовала, как он надевал на неё какую-то одежду.

«Но к чему она в воде?»  Подумала она, а как почувствовала его торс, упругие жёсткие мышцы, она прижалась щекой с наслаждением.
Но холод не давал ей насладиться его присутствием.
Ей стало не выносимо холодно,  озноб пронизал её так, что дрожало всё тело.
И внутри   был танец, танец озноба и со степом зубов.
Зубы яростно отстукивали чечётку, что сильно отдавалось в голове болью.
А он разжал руки и услышала его голос.

– Она вся промокла и замерзла, переодеть надо. Сегодня, погода отчего-то раскапризничалось, фонтаном льётся вода, что с неба, что с земли брызжет.

А она чувствовала, её раздевали, чувствовала его руки на своём теле, но отчего-то ей радости не доставляло, наоборот, он слишком больно гладил её.

–  Больно. –  Прошептала она.
–  Раз больно, значит отойдёт. –  Сквозь пелену шума услышала Ольга.
– Кто отойдёт? Куда отойдёт?

Она открыла глаза, всё было, как в тумане. Вновь какая-то толпа, и все на одно лицо. Казалось все пространство заполнено толпой. Что-то говорили, чем-то её поил какой-то старик.

–  А куда делся он? Где он? Любимый? –  Спросила она и вновь закрыла глаза. И услышала.
–  Ну, вот теперь она будет спать. Грелку надо. Укройте её ещё теплее, полностью закутайте, грелка где? Богдан?

И она почувствовала, как её ноги приподняли и положили на что-то теплое и тёплым накрыли. Руками своими она произвела движения в воздухе, ища его руку, нашла, прижала к щеке своей, осознала, что это его рука, и уснула.

Ольга просыпалась медленно.
Вначале проснулось сознание, сквозь закрытые веки она ощущала яркий свет, солнечный луч.

– Здравствуй солнышко! Солнышко, соверши чудо, солнышко.
Тихо произнесла Ольга, не открывая глаз, как всегда при пробуждении по утрам находясь дома в своей постели.
И сейчас она старалась в блаженстве почувствовать лучи солнца, но лучи не касались её лица.

«Почему? – Спросила мысленно она себя. – Я так долго спала?»

И медленно, медленно поднимала веки, привыкая к яркому свету. Свет был кругом, белые стены, белый потолок всё пронизано светом. И не слышно никакого шума, ни шума трамвая, что под окнами грохотал всегда в час её пробуждения. Никакого другого шума, кроме пения птиц, откуда они доносились, не ведала и не вникала.

– Я, что в больнице? – Удивлённо произнесла она. – Как я попала туда?

Но не слышно, ни больничного шума, ни городского шума, наоборот, пение птиц звучало ещё сильнее и ещё какие-то звуки не разобрать, толи шум деревьев, толи листья шумели, стучали брызгами какими-то. Она повернула голову, осмотрелась и определила.
Нет, это не больничная палата, это комната, жилая комната.

Напротив неё стоял диван,  далее огромный шкаф и повидимо старинный. И над ним и вокруг него стеллажи с книгами. Далее письменный стол возле окна. И кресло, такое большое, что в него можно поместиться полностью с ногами и ещё место останется.

– Это где я? – Произнесла вопрос, но тоже не получила на него ответ. Интересно.   

И повернула голову, увидела ещё окно,  чуть дальше, женский туалетный столик с зеркалом, или очень старинный или сделано под старину. И вновь такое большое кресло под окном. Окно было открытым, и вот оттуда доносился шум,  и пение птиц, и шелест листвы, и брызги слетали с деревьев, стучали о стекло раскрытых створок окна. Тянуло испарением влаги, теплой, знакомой с детства, когда бывала в деревне, и после дождя наступало жаркое тепло. И этот сладкий аромат, аромат леса после дождя.

– Я что в лесу? Где я?

Она хотела сесть, но тело слабое, не слушалось, вроде руки, ноги шевелились, но подняться было тяжело. Без сил опустилась на подушку, закрыв глаза, стала вспоминать. Что последнее она запомнила от прошедшего дня?
Так это, как её уговаривала тётушка пойти с ней на выставку.

– Так, это я помню. – Произнесла она. – Я пошла, помню, помню, стояла в зале рассматривала картины. С кем-то разговаривала. Картина. Точно картина, картина «Путь домой», она меня тянула. Потом глаза, синий взгляд, почему-то запали эти глаза мне. –
Ольга лежала и пыталась вспомнить. Вспомнила его взгляд.

Почему он смотрел на неё удивлённо? А может потому, что я угадала название картины?

Ольга молчала, мысли остановились, затем они вновь зароились.

Нет, – помыслила Ольга. – Взгляд его был удивлённым раньше, ещё о картине не разговаривали. И даже, как мне тогда показалось, чуть растерянным.

Что же случилось? И где я? Ещё слышала какой-то крик. Какой?
А какой не вспоминается. И где Лера?
Ведь мы должны быть вместе. Надо встать. Вставай! – Приказала она себе и откинула одеяло, а под ним она обнаружила себя нагой.

– Ох, ты! – Испуганно произнесла она. – Это что?
Спросила себя или пространство, и вновь быстро накрылась одеялом.

Эй! – Крикнула она. – Кто-нибудь есть? Лера! Эй! Отзовитесь кто-нибудь.

Она осмотрелась, недалеко от кровати стоял стул и на нём аккуратно сложена её одежда, трусики, бюстгальтер, а платье повешено на спинке стула, но платье не её. Белье было её, а платье – нет. – Странно, а моё где?

Она с трудом поднялась, заворачиваясь в одеяло, потянулась к стулу, взяла бельё. Всё чистое стиранное пахло приятно, но не стиральным порошком или мылом, а лесом. Аромат живой травы.

Интересно! Кто меня раздел? Что-то ничего больше не вспоминается. Что же придётся надеть платье, то, какое есть.

Взяв его в руки, ощутила мягкий натуральный шёлк, как когда-то давно были такие платья у мамы. Старинный натуральный розовый шёлк. Но это платье было ещё с красивой вышивкой на груди, на рукавчиках и на кармашках вышиты цветочки, как бы вензель монограмма из трёх буков, в этом красивом цветке.

Надев платье, нежась в состоянии благости, от того, как шёлк скользил по телу. Затем поправила и застелила постель, машинально разгладив все складки морщинки на одеяле, или же это плед, не обратив внимания, стала искать свои туфли.
Поискала туфли, не нашла, вышла босиком из комнаты. Осторожно шла, и осматривалась.

– Эй! – Не громко, но достаточно, чтобы было слышно в другой комнате, произнесла она, но никто не ответил.
Комната, в которую она вошла, оказалась просторным коридором с несколькими дверями с большим окном и лестницей на второй этаж.
Открыв первую дверь, к которой потянулась рука, и оказалась в просторной кухне, в современном стиле, но даже с русской печью в углу.
Здесь вкусно пахло едой. Но есть не хотелось, а вот пить, да.

В кувшине стояла вода, она с удовольствием выпила целый стакан.

Продолжение следует....
Таисия-Лиция.