Колдун

Уважаемые читатели, представляю Вам очередную сказку моей дочери Нифонтовой Лидии. Эта сказка из ее цикла "Бабусины сказки" в этом цикле собраны не придуманные ею  сказки, а облеченные в эту форму рассказы моей мамы о деревенской жизни, суевериях и страхах жителей деревни начала  20 века. Надеюсь, что Вы не пожалеете об утраченном времени. С уважением.



- БаУшкааа…
Бабушка вздыхает и ворочается, поскрипывая старой кроватью.
-Баушка, а баушка…
-Чего тебе, Мишук? Спи ужо.
- Баушка, расскажи сказку.
В печке потрескивают дрова. За окнами зима скомит, скребется в дом, пытается открыть ставни, заглядывает в трубу, поднимая ворох огненных искр, и шуршит на чердаке. В избе темно, даже у большого серого кота глаза почти не светятся. Он развалился в ногах, наминая лапами бока одеялу, и блаженно мурчит.
- Ну, расскажи, - тяну я.
- Ладно, слушай буде, - сдается Бабушка. – Жили-были старик со старухой, спали они в одной пестерюхе. Вот и весь сказ.
Тишина. Слышно лишь, как старые ходики шлепают на стене. Тик-так, тик-так.
-Эх-хе-хе, - снова вздыхает Бабушка. – Давно это было, сама я не видела, но старые люди сказывали. Жил у нас в деревне Колдун.
- Колдун?
- Колдун, как колдун. Самый, такой, обыкновенный колдун. Сколько ему лет, никто уже и не помнил. Мужичонка, такой, неказистый, щупленький, седенький да хромой на одну ногу. С бадожком все время ходил. И такой, надо сказать, пакостник был. То у кого скирду соломы разметает, то собак деревенских сгоношит – всю ночь лают, окаянные, то на скотину порчу наведет, она враз доиться и перестанет. А еще, люди сказывали, что умел он свиньей оборачиваться. Стукнет бадогом о землю, приосанится, и вместо человека оказывается большой пятнистый хряк.
Вот, глянется ему девка, он тут же свиньей обернется и увяжется за ней, ни на шаг не отстает. Девки в деревне красивые, все, как на подбор, но краше всех была в ту пору кузнецова дочь – Настасья. Лицом румяна, брови у нее соболиные, губы, словно спелые ягоды и коса ниже пояса – все при всем, есть на что посмотреть.
Пошли девки, как-то вечером на поскотину за коровой, и Настасья с ними. Идут, хохочут, песни поют. Тут ее Колдун и заприметил. Оборотился свиньей и увязался следом, бежит, похрюкивает. Уж они его и гнали, и палкой били, и убежать старались – все напрасно, не отстает.
Так и стал за ней следом ходить, как тень. И сделалось Настасье так плохо от этого, словно бы жизнь из нее вынули. Глаза ее синие потухли, щеки побелели, лицо осунулось, бледная она стала и больная. Так и зачахла бы совсем девка, кабы не повитуха с Выселок.
- Ты, Настасья, вот что сделай, - говорит ей, - возьми осиновую палку. И если эта свинья за тобой снова увяжется ты ее этой палкой и отходи. Да только старайся не только по свинье попадать, но и по ее тени. Бей, да приговаривай: «Чур меня! Чур меня!»
Так Настасья и сделала. Ох, и завизжала свинья на всю улицу, а потом и совсем пропала.
Колдуна, старики говорят, через три дня на базаре видели. Он был весь в синяках и все время жаловался, что у него бока болят. Больше он за Настасьей не бегал. Так-то.

- Ну и выдумщица ты, бабуля. Колдунов же не бывает.
- Бывают, Мишук. Да они и сейчас есть.
- Ну, нееет…
-  Вы вот сейчас, Мишаня, все телевизор смотрите, компьютеры всякие, и ничего дальше носа-то своего не видите и не слышите. А ты возьми, выключи все, да и по сторонам оглянись, присмотрись хорошенько, прислушайся… Тут они, чудеса-то. Рядом.

Нифонтова Л.В.