Кураеву

Я был не беден, не богат,
На Валентинов день почти зачат.
И мама с папою меня пророчили в верха.
Но как-то раз огромный поп
Свой возложил мне крест на лоб,
Провозгласил, чтоб двигал я в церковные цеха.

И вот я в рясе, вот он я!
Кадилом, знай, машу.
Вокруг народ "Алилуйя! ",
А я едва дышу.
Вот кто-то крикнет всем: "Замри! "
(Не дочитать Плутарха) -
И мы столпимся у двери
В приветствии Патриарха.

Забыл все вкусное и гост -
Мне заменил диету пост.
А матерюсь и свет кляну на старо-русском Я.
И день за днем, и год за два,
Но вдруг нарушил Я права,
Не знаю чьи, но в суд верхи вдруг вызвали меня.

Мол, как жеж, отче, для чего
Себя ты так повёл?
На Патриарха самого
Напраслину навел.
Сказал, мол паству распустил,
Дворцов себе настроил.
Ещё чего наговорил
И так его расстроил.

В ответ ни лаю, не кричу,
Благонамеренно молчу.
В иконы вперил взгляд, авось поможет вдруг мне кто.
Ни Спиридон, ни Серафим,
Шестикрылатый херувим -
Не то что голоса, руки мне не подал никто.

А что в ответ Я мог сказать,
Лукавить, воду лить?
Что в церкви могут повенчать,
А могут и растлить?
Что, мол, порой крадут отцы
(Скажи, я вру на милость?)
У юношей, задрав концы,
Их детскую невинность?

Ты сам, твердят мне, не святой,
Грешки мы знаем за тобой,
Что с женщинами смалу ты давно уж не на "вы".

Да сколько будет у меня
Ещё таких Марин, Татьян!
А совести второй уже не выдадут, увы!

Вскочил, трясет рукой, кричит-
Ответишь ты за все.
У нас страна першит, горчит,
А ты добьешь её.
У нас же скрепы, ты пойми,
Духовность повсеместно.
А ты о церкви говорил
Не там и неуместно.

Другой, поправив афедрон,
Сказал с прищуром мне "Андрон,
Ведь ты же знаешь, что зачем почем и почему.

Тогда к чему весь этот цирк?
У нас не худшие отцы,
А то, что лезут к сыновьям - знать лучше не к чему.

Давай, давай, отец Андрей,
Ты воду не мути.
Таблетку сьешь, водой запей
И с миром уходи.
Не надо шум здесь поднимать,
Злословить и лукавить.
От Бога на России власть,
Сказал апостол Павел".

Включили свет, слепят глаза,
Нет дальше больше так нельзя!
Связали руки, кляп мне в рот, нахмурили глаза.
А я сижу ни жив не мертв,
Эх, мне бы как апостол Пётр
Из Гефсимании тогда по-тихому сбежать.

Пытай, пытай, хоть в печень бей,
Ни слова не скажу!
Я в церковь приводил людей
И ныне привожу.
Но не намерен я скрывать,
И правду в ложь обряживать:
Тех, что Кирилл стал назначать,
Детей пошли обхаживать.

Мне в вену сделали укол,
Мол, говори под протокол -
Такой - то я тогда совсем не то имел ввиду.
Иначе кончишь плохо ты.
А я кричу: "Подай воды! "
Сквозь слезы, еле-еле вслух почти в полубреду.

Весь клир сбежался посмотреть
Как я с ума схожу.
Я не намерен умереть!
Я это докажу!
Держался честно сколько мог,
Не мог себе представить....
Превыше правды только Бог,
А что ещё добавить?

И вот я вновь в себя пришёл,
Себя Я связанным нашел.
Вокруг меня какие-то лбы в подрясниках стоят.
А за спиной моей Иисус.
И Я уже не поведусь
На все, что эти рожи мне с прищуром говорят.

Допрос шёл ровно два часа,
А может Я приврал.
Как было есть им все сказал,
Бумаг не подписал.
Успею совесть я проесть,
На Бога уповаю.
Пишите, вот он я,  как есть -
Весь ваш Андрей Кураев.