009 Записки военного инженера

180-й
(из  цикла «Записки военного инженера»)
часть 1. Дело труба
По возвращению из Союза, меня ждали ремонтные работы в 180-м полку. Первым делом я принял ремонт водопровода от Штаба Армии до 180-го полка. Шести километровый водопровод проложили трубопроводные войска, но запустить не смогли. Почти весь водопровод «потек». Тогда командование приняло «мудрое» решение, заставить строителей все исправить. Легко сказать исправить, все 6-ть километров труб были уже закопаны, но когда строители предложили, просто поверх негодного водопровода проложить новый, то командование призвало не транжирить государственные деньги, а ремонтировать, то, что уже проложили. Видимо не хотели кого-то серьезно наказывать. Весь водопровод был собран из оцинкованных 6-ти метровых раструбных труб Д76, соединенных между собой уплотнительными манжетами. То ли манжеты были не качественные, то ли трубы не были рассчитаны на такое давление, но водопровод «потек по швам», т.е. оказался не пригоден для подачи воды. Когда я принимал дела, ремонтировало водопровод всего два наших солдата, точнее один электросварщик и один «сакист» (т.е. боец, отвечающий за работу электросварочного аппарата и охранявшего сварщика, у него с собой был автомат). Так как вода была нужна 180-му полку, то каждый день из него присылали до 10 человек копать ямы. Т.е. каждые шесть метров в месте стыка выкапывалась яма, и наш Коля зимой и летом заваривал стыки труб. Проблема была даже не в дикой жаре летом и холоде зимой, а в том, что зазор у труб был целых 6 мм, и пока весь цинк не выгорит, сварка не  начиналась. С учетом земляных работ, в день получалось не больше двух стыков, т.е. 12 метров. А когда шел дождь или температура воздуха была выше 50-ти градусов, то работы ненадолго останавливались. Были дни, когда удавалось заварить и три стыка. Одно время к ним наведывались малолетние афганцы, с целью что-либо выпросить, обменять или стащить, но все варианты оказались малоперспективными. Однажды копать ямы пришли десяток «дедов», участвовавших ранее не в одной операции. Сакист был таджиком и посмотрев на него, «деды» заявили, что ямы для стройбата копать не будут! Ну что ж, сказал Коля, сейчас проверим какие вы воины. Забрал автомат у Сакиста, и послал того выставить банки примерно на 80 метров. После первого выстрела «дедов» осталось четверо. Тогда выставили новые банки, уже явно больше 100 метров, попали двое, Коля и Сержант. Выставили банки еще метров на 30-40 дальше, попал только Коля. После чего Коля невозмутимо кинул «дедам»,  а теперь …… копайте. Так стреляли, конечно, не все бойцы стройбата, только пара человек, но, сколько я знал электросварщиков, у них рука всегда твердая. Если бы в стрельбах участвовал Сакист, его бы то же отправили копать.
Следующим этапом был ремонт казарм в 180-м полку. У нас в части, за глаза, его называли полком Аушева, хотя Руслан Султанович, был Начальником Штаба полка, а командовал  полком Федораев Иван Васильевич. Но, Аушев был Героем Советского Союза и по слухам,  душманы давали за его голову, миллион долларов, а может быть и местных афганей, я точно не скажу.
Мой первый обход казарм закончился в первой же казарме. Я спокойно зашел в казарму, «на тумбочке» стоял часовой и на его вопрос, товарищ лейтенант, Вы к кому, я честно ответил, что буду заниматься ремонтом. Вид у меня был еще тот, просмоленный бушлат и резиновые сапоги, а на голове солдатская панама. Когда я уже все осмотрел и собрался идти в следующую казарму, появился майор. Увидев меня, он сначала наорал на часового, а потом потребовал доложить ему, кто  я такой, и что делаю в расположении его части еще и в таком виде. Я ему объяснил, что принято решение выполнить частичный ремонт казарм полка, а я просто пришел определиться, с какой казармы мне начинать. У майора оказалось умное и доброе лицо, приятный голос и он доброжелательно предложил, начинать именно с этой (его) казармы. Как позже выяснилось, это был командир батальона, который совсем не хотел оказаться вторым или третьим.
Условия службы в Афганистане были такие, что не всегда получалось прибыть в свою часть на обед или ужин. Но в Афгане был своего рода коммунизм, тебя всегда накормят в любой воинской части. Как-то раз мы задерживались явно до поздна, и я решил сначала всех своих отправить на ужин. Когда опаздываешь на много, можно было и голодным остаться. Ребята пошли с той ротой, в которой вели ремонтные работы, а я двинул в офицерскую столовую. В этой столовой я был первый раз и поэтому зашел в первый попавшийся зал, где уже ужинали офицеры. Снял с плеча автомат, а затем и бушлат, я сел за свободный стол и стал ждать официантку. В офицерских столовых, по крайней мере, в Кабуле, в столовых работали официантки. За соседним столом сидело два старших офицера, которые косо посмотрели на меня, но ничего не сказали. Когда я уже поел, естественно очень быстро, один из них меня спросил, почему я пришел в зал для старших офицеров. Спрашивать у голодного лейтенанта с автоматом, он видимо не решился, тем более, что видел меня в первый раз. Пришлось объяснить, что я здесь в первый раз и зашел туда, где была открыта дверь, он улыбнулся и показал на зал для младших офицеров, так на будущее.
Часть дороги в полк проходила между поселком и минным полем. Как-то на повороте, с  КАМАЗа соскочила бетонная плита (пустотка), она упала на землю и треснула. В таком виде ее использовать было нельзя и плиту просто оставили, там, где она упала. Уже на следующий день, проезжая мимо я увидел на плите десяток маленьких афганцев, примерно от 7 до 15 лет. И так продолжалось неделю, уже с утра на плите копошились дети. Проезжая мимо в очередной раз, я с удивлением обнаружил, что детей нет. Остановив машину, я подошел к плите. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что за неделю детвора раздробила весь бетон только для того, что бы забрать металлическую арматуру.
В очередной раз, выезжая вечером из 180-го полка, выяснилось, что машина может ехать только прямо и на лево, а на право не может. Дорога была извилистой, и мне ничего не оставалось, как развернуть машину и гнать ее задом. Быстро темнело, машина медленно шла задом, а в свете фар за ней шел человек в панаме и пытался подсказывать водителю. Где-то за 2,5-3 часа мы все-таки добрались до части. Часовой вызвал зампотеха и пару водителей. Зампотех как-то грустно посмотрел на меня и спросил, почему я не позвонил по военной связи и не остался до утра в полку? Ты что не знаешь, что пару недель назад на этом участке расстреляли ГАЗ 66 с офицером и четырьмя автоматчиками, а ты шел один пешком в свете фар, и ребенок бы не промахнулся. Только теперь до меня дошло, какую глупость я сделал. Почему то вспомнились две картины Верещагина, «День неудачи» и «День удачи», на одной из них на фоне трупов душманов курили русские солдаты, а на второй картине уже другой душман держал в руках отрезанную голову одного из этих солдат. Радовало только то, что удача опять оказалась на моей стороне.