Ты пришёл на минутку ко мне навсегда...

***

День влюблённых раз в году — как это мало!
Не вместить ему столь пыла и огня!
Сколько жизнь бы ни клевала и ни мяла –
этот праздник ежедневно у меня.

Пусть давно уж не жена и не невеста,
и давно уж не попутывает бес,
только в сердце снова тесно — словно тесто,
поднимается влюблённость до небес.

Хоть бы вечер — хоть пока ещё не вечер,
без любви моей ушёл бы — да ни в жисть!
Снова тянется соломинкою встреча,
словно этим говоря мне: удержись.

Ах, остатки, всем известно, как вы сладки.
Будь же счастлива, как крошкой воробей.
На прорехи ставя новые заплатки,
в книге жизни открываю я закладки
на страницах всех любовей и скорбей.

***

Ты пришёл на минутку ко мне навсегда,
снег расчистил в душе, растопил ото льда,
чтобы больше не ведала злого.
Как угодно пусть душу мою искорёжь -
но теперь никуда от меня не умрёшь,
я узнала волшебное слово.

Ты во мне прорастаешь как тихий цветок,
моей жизни застенчивый новый виток
в одинокой безгласной пустыне.
Я с балкона смотрю тебе истово вслед,
сколько б мимо холодных ни минуло лет,
этот взгляд никогда не остынет.

Я на ветер слова, ну а ты их лови,
все они о незамысловатой любви,
невесомой, туманной и зыбкой,
что порой проступает сквозь сумрачный день,
за тобою скользя неотступно как тень,
пробавляясь одной лишь улыбкой.


***

Два неслагаемых, несочетаемых,
множим на ноль и в итоге зеро...
Только бы было в душе обитаемо,
только бы не умирало перо.

Боль безоглядна, а радости крохотны,
но драгоценен полночный улов.
Вытерпи, вытерпи, лист мой безропотный,
эти уколы мучительных слов.

Не убежать от судьбы неизбежности,
не усмирят седуксен и глицин.
Я не привита от вируса нежности,
не родилось ещё этих вакцин.

День из улыбок от солнечных зайчиков,
ночь из намёков расплывчатых снов...
Лёгкие зонтики строк-одуванчиков -
нету для  жизни надёжней основ.


***

Обнять тебя нельзя, а ты любить не можешь.
И давний наш дуэт немножко глуповат.
Ты, Боже, тут ничем, похоже, не поможешь.
Никто не виноват. Никто не виноват.

Но теплится душа в немеркнущей беседе...
Чуть тлеет огонёк, но в нём — мильоны ватт.
Пусть вечно зелен он, как виноград весенний.
Никто не виноват. Никто не виноват.

А сердце рвётся вон, колотится как птица,
наперекор всему блаженствует: виват!
И зелень глаз твоих на солнце золотится…
Никто не виноват. Никто не виноват.


***

А я люблю тебя как дура,
и это мне не победить.
Неуходящая натура,
я не умею уходить.

И если вдруг однажды в небо
в свой жаркий полдень испарюсь,
то после снова сверху снегом
тебе на голову свалюсь.

И не криви ни бровь, ни ротик,
пойми, закон вселенной всей –
круговорот воды в природе,
круговорот любви моей.

***

Люблю когда — прибавить и умножить,
а вычитать из жизни не люблю.
Как если бы стреножить, обезножить,
когда себя я в чём-то обделю.

Но больше всех прибавок, умножений
люблю, когда я надвое делю
свой вечер, или тайну отношений,
делю себя, а попросту люблю.

Делю я своё сердце без опаски,
вручаю от него тебе ключи.
Скажи мне это слово по-испански
иль попросту его мне промолчи.

***

Как страшно никому не верить,
ромашек лепестков не рвать,
души окованные двери
на стук чужой не открывать.

Страшнее, если их откроешь –
и будет некому войти...
Лишь ветер над пустою кровлей
закружит листьев конфетти.

А я гадаю по ромашке
и в трубке голос твой ловлю,
чтоб сквозь помехи и промашки
расслышать тихое люблю.

***

Незабытое Богом место -
остановка для наших встреч.
Ты был послан несчастья вместо,
от отчаянья уберечь.

Две скамьи и навес над ними
охраняли от мира нас.
Дребезжали трамваи мимо,
вечер ласковый тихо гас.

Бог то место не забывает,
он всё помнит и нас там ждёт.
Дождик даже не задевает,
и так нежно там снег идёт.

Свято место отныне пусто –
проезжая, смотрю в окно.
Что-то шепчет шестое чувство…
Всё давно уже в прошлом, но...

***

Пахнет молодостью непрожитой -
проживи меня, проживи!
Солнце корчит смешные рожицы,
и вокруг вся земля корёжится
невозможностью нелюбви.

Я от счастья хочу зажмуриться,
словно это светобоязнь.
От улыбки отвыкла, курица,
и привычнее стало хмуриться...
Это молодости боязнь.

Пахнет снегом, арбузом, ёлкою,
прокатиться зовёт ледок...
И подглядываю как в щёлку я -
это юность тряхнула чёлкою,
подожду ещё вдруг недолго я -
мир раскроется как цветок.

***

То, что я люблю — уже не тайна
и известно всем давным-давно.
Непрактично, иррационально,
но другого просто не дано.

Ничего мне от любви не надо,
это ведь не фонд и не собес.
В ней самой и радость, и награда,
и благословение небес.

Можно жить без всяких мерлехлюндий,
быть как люди в доме и в быту,
а душа одновременно любит
и бредёт в возвышенном бреду.

У кого-то бешеные страсти,
у кого-то ревность и тоска,
а любовь - безоблачное счастье,
так легка она и высока.

Ни о чём не просишь, не хлопочешь,
всё в себе навеки обретя.
Просто любишь, ничего не хочешь,
и лопочешь что-то как дитя.

Лишь тепло внутри тебя хранится,
лишь тепло все годы напролёт...
А другим — такое только снится.
Как неокольцованную птицу,
отпускаю я любовь в полёт.


***

Сколько поводов для смеха, для ухмылок и пародий
эта жизнь предоставляет, как бы ни была черна.
И во времена любые я верна своей природе,
хоть где тонко, там и рвётся моя тонкая струна.

Моя слабость — это сила, хоть всегда меня бесило,
что давно не отличаю пораженья от побед.
От Базарова усвоив — стыдно говорить красиво,
иногда грешу я всё же выражаться как поэт.

Я смеюсь над этой жизнью и судьбой моей плачевной,
только губы для улыбок раздвигаю уж с трудом.
Скоро, скоро он погаснет, свет зари моей вечерней,
и заколота я буду нежным месяца серпом.

***

Когда я умирала и прощалась,
послав тебе с ошибками слова,
и кажется уже не умещалась
пылающая в лаве голова,

когда я вся была как южный полюс,
как будто бог меня уже унёс,
твой слабый спотыкающийся голос
мне показался смёрзшимся от слёз.

И эти слёзы растопили лаву,
послав опять соломинки тщету,
и расступилась облаков облава,
увидев жизни блеск и нищету.

И стало ясным словно аз и буки,
что не страшны ни муки, ни беда.
Пусть огонёк зелёный на фейсбуке
лишь для тебя не гаснет никогда.

***

О зима, зима моя,
сколь ни бесишься в азарте,
но тебе желаю я
скорой смерти в тёплом марте.

Гаснут звёзды от лучей.
Ночь, умри перед рассветом.
Дунув на уют свечей,
новый день идёт с приветом.

Свет в туннеле, как маяк,
манит ласковым виденьем.
Лёгкой смерти, жизнь моя,
перед будущим цветеньем.

***

Я научилась говорить прости
всему, что прежде плакало и пело,
и жизни пряжу нежную плести
из пауз, многоточий и пробелов.

Шептать вдогонку и смотреть вослед,
в графе желаний проставляя прочерк,
и больше не вытаскивать на свет
всё то, что затаилось между строчек.

Как мёда золотистого струя
стекала из стиха у Мандельштама –
так будет тихо течь судьба твоя,
в элегию переливая драму.

Оттаивать в надышанном тепле,
пить медленно, любить не поспешая,
и жизнь в конце раскроется тебе -
бесшумная, безгрешная, большая.


***

Привязанность… а что это такое?
В руке верёвка, чтоб не отпустить?
И никогда не знать себе покоя
от страха за разорванную нить?

Чем ты владеешь? Лишь одной верёвкой,
отнюдь не тем, кого связала ей.
Порвётся привязь — и судьба с издёвкой
вернёт тебя к отдельности твоей.

Как эфемерны, мнимы эти узы,
ослабишь хватку — и рука пуста.
Одна любовь не ведает обузы,
она легка, свободна и проста.

Она парит над крышей невесомо,
не забирает, только отдаёт.
Не нужно ей ни привязи, ни дома,
она гнездо на дереве совьёт.

Открыты все замки, ворота, дверцы.
Неведомы ей хитрость и корысть.
Зачем держать, что принадлежность сердца,
что даже смерти не отнять ни в жисть.


***
Обними, пожалуйста, на прощанье.
Просто так, как когда-то отец и мать.
Потому что скоро уже – с вещами…
Потому что некому обнимать.

Обними, как будто мы на вокзале.
Оглянись напоследок в моём дому.
Руки заняты… ну, обними глазами.
Или просто мысленно… я пойму.

Может, это последнее здесь прощанье.
Где-то там за облаком ждёт такси.
Там недолго ждать меня обещали…
Слышу, как сигналит мне нотой си.

Цвета сини… Помчит с холодком до дрожи.
И надвинет молча ночь капюшон…
А пока обними меня, мой хороший,
как бы ни был наш силуэт смешон.

Открываю дверь, как для птицы клетку...
Для любви футляр оказался мал.
Обними, пожалуйста, крепко-крепко,
как ни разу в жизни не обнимал.

***

Если я, судьбе уступя,               
не проснусь однажды в постели,
то ты знай, что «люблю тебя»
мои губы сказать хотели.

Мы не то, что лежит в гробах,
что землёй потом засыпают.
С милым именем на губах
мы счастливые засыпаем.

И ты знай через все нельзя –
я с любовью ушла в нирване,
навсегда с собой унося
в край воздушного целованья.

Прилетать к тебе по утрам
будут ласточки и синицы,
а мне будут всё сниться там
твои губы, глаза, ресницы.

Это то, чем горит звезда,
то, чем движутся все светила...
Ты прости, что любить всегда
мне дыхания не хватило.


***

Когда меня не станет – 
меня заменят птицы
и снег на крышах зданий,
и солнце, что садится.

Я стану лишь другою,
за облаком скрываясь
и радугой-дугою
оттуда улыбаясь.

А ты окно откроешь,
как музыкой влекомый,
и чашку вдруг уронишь,
услыша звук знакомый,

увидя луч блеснувший,
что прикоснётся, грея…
И шелест листьев: ну же,
узнай меня скорее!

Почувствуешь мурашки,
прошепчешь: быть не может…
О, все мы умирашки,
никто нам не поможет.

Мы обречённо верим
могилам и оградам…
А ты откроешь двери –
а я незримо рядом!

***

Улыбки твоей той лучик,
что в сердце моё проник –
был как золотой ключик,
его отомкнувший вмиг.

Блеснувший как из-за тучек –
так шёл он твоим глазам...
Как солнечный зайчик, лучик
души отворил сезам.

Когда что-то в жизни глючит
и сердце даёт сбои –
пусть глаз твоих тёплый лучик
проникнет в глаза мои.

После сплошных отлучек –
вспышкою о былом...
И снова жизнь мою включит
как лампочку над столом.

***

Ты мои секреты знаешь все,
говорить с тобою не устану.
Знаю, что умру я не совсем,
я в тебе потом ещё останусь.

Пусть даётся эта жизнь в наём,
оставляя горестные меты,
всё равно с тобою мы вдвоём –
хоть на разных полюсах планеты.

Огонёк фейсбука как маяк
освещает серость наших буден.
Да хранит тебя любовь моя
и тогда, когда её не будет.

***

Вчера я поздно возвращалась.
Моё окно не освещалось.
Меня там ждал лишь твой портрет,
компьютер, лампа, табурет.

Я в прошлом времени застряла,
шаг по привычке убыстряла.
Но не ответит на звонок
ни муж, ни мама, ни сынок.

Звонок самой себе в квартиру,
глухому и пустому миру.
О пусть услышит тот звонок –
кто тоже так же одинок.

И мир наполнится ответом,
и вспыхнут окна тёплым светом,
и будет чайник и уют,
и руки шею обовьют.


***

Чтобы свет не гас –
починил мне люстру.
Был четвёртый час,
было мне не грустно.

Нам не подошли
правила морали.
А звонки всё шли –
трубку мы не брали.

В свете тёплых глаз,
в нашем мире книжном
что связало нас –
разве объяснишь им.

Мы забыли всех
среди блюд и чарок.
Чехов – книжка-сейф –
от тебя подарок.

Я туда запру
все свои печали,
чтобы на миру,
притаясь, молчали.

Чайника свистки
и звонки мобилы.
Я сожгла мостки,
я тебя любила.

Только ты и я
в ореоле тайны.
О мечта моя,
радости всем дай нам.


***

Человек с молоточком устал стучать.
На сердцах сургуч, на губах печать.
Золотник мой дорог, но очень мал.
Этот призрак, морок всё отнимал.

Но остался ты, чтоб свече гореть,
чтоб не дать душе моей умереть.

Пока в трубке слышу твой бой часов
и сияет созвездие Гончих Псов,
пока ангелы там о любви поют –
нас с тобой не догонят и не убьют.


***

Твою улыбку фотоснимком
как бабочку сачком ловлю,
и если говорю с заминкой,
то чтоб не вырвалось: «люблю».

Салаты губы уплетают,
глаза вливаются в глаза.
Так незаметно пролетают
четыре радостных часа.

Уступит лето место Лете,
и жизнь моя слегка странна,
но, несмотря на многолетье,
как прежде, вымыслу верна.

Писать о том о сём не лень же,
но как бы строчки ни крои –
всегда слова на номер меньше,
чем те, что в сердце и в крови.

Твои объятия не грубы
и даже нежны были б, но
нечаянно целуешь в зубы,
а мне неловко и смешно.

Идёшь, души моей созданье,
твой провожаю взглядом путь.
Прощай, до скорого свиданья,
(что нужно сердцу – подчеркнуть).

***

Люблю, когда ты уезжаешь,
и радость сигналит отбой,
и только что руки разжались,
но всё ещё дышит тобой.

Где прибрано всё для тебя лишь,
душа наконец налегке,
и время всё тянешь и тянешь,
с застывшей тарелкой в руке.

Как быстро бежит, вот беда-то...
Не хочется лишнего знать,
не думать, что будет когда-то,
а лишь вспоминать, вспоминать.

И вишенка стынет на торте,
украсив обыденный кров,
и этот часок – словно орден
на чёрном сукне вечеров.

Слова на губах расцветают,
роняя на стол лепестки,
и жизни, что врозь обитают,
как будто бы снова близки.

***

Я растворюсь в тебе как кофе,
чтоб ощутить себя опять
не на краю, не на голгофе,
на годы, двинутые вспять.

Жизнь обещаниями дразнит,
забыв печалить и грозить.
Не знаешь сам, какой ты праздник,
как можешь всё преобразить.

Как будто распахнулась дверца,
так вольно дышится взахлёб...
А это просто воздух сердца,
ума отринувший поклёп.

Мой дар никем отмечен не был,
быть может, он и небольшой,
но я поэт под этим небом,
как перед Богом и душой.

В грязи, в грызне и в копошизне
иное есть между людьми...
Как мало времени для жизни,
как много для моей любви.

Мне в этом весело болтаться,
то воспаряя, то стихав...
И, как обычно, проболтаться
в неуправляемых стихах.

***

Я с собой унесу эту встречу, –
много встреч, что сольются в одну.
Стану ветром, древесною речью,
к твоему прислонившись окну.

Стану веткой, любимою строчкой,
на губах шелестя на ходу.
Я не буду твоей заморочкой,
незаметно и тихо уйду.

И, освоив иное наречье,
стану снова легка и бела.
Я с собой унесу нашу встречу,
что невстречей большою была.

Не ступи на упавший листочек.
Слушай, что тебе птица споёт.
Дождь письмо из одних только точек
– догадайся! – из тучек пришлёт.

Буду светом лицо твоё гладить,
буду снегом тебя обнимать,
согревать тебя или прохладить
и у смерти навек отнимать.