Ни дорог, ни вороньих раскатистых дрязг

Ни дорог, ни вороньих раскатистых дрязг.
Дом, заваленный снегом по горло.
Только цепи собачьей мерещится лязг
Вдоль кривого, как нечисть, забора.

Никого. Пустота от крыльца до крыльца.
Вышел месяц, как нищий на паперть.
Из пореза его в половину лица
Хлещут звёзды на чёрную скатерть.

Было время: здесь пёс с неподдельной тоской
Выл, когда проходили цыгане.
Все ушли, даже он. Звук остался цепной.
Нет не то. Просто мелочь в кармане.

Просто ветер скулит и, то руку лизнёт,
То вьюнком дурковатым наглеет,
То, как зверь во всю мочь из трубы заревёт,
То газету к воротам приклеит.

Там за полем вдали свет трамвайных огней,
Чехарда их копытного стука,
Там дорога сидит на цепи фонарей
И рычит недоверчивой сукой.

Там воркует на рельсах толпа голубей.
Ночь в цветные витрины одета.
И дворняга качаловских, местных кровей
Залетает в трамвай без билета.

Круг за кругом, и снова: аптека, ангар,
Склад, цыган разбитная ватага,
Снова облако тает по кличке Мухтар.
Мчит трамвай. Смотрит в небо дворняга.