Литературные призраки Эссе

                СЕРГЕЙ  НОСОВ
               


                ЛИТЕРАТУРНЫЕ  ПРИЗРАКИ 

 
        Как     «утопить»   опостылевшую  действительность в  омуте  вымысла,  как  превратить  ее  в   воздушный  фантом,  который    счастливо  сдувается   с   «обеденного  стола»   жизни  простым  дуновением   легкого ветра  фантазий?  Обо  всем  этом  прекрасно  знал   не   только  приснопамятный   «социалистический  реализм»  со  всеми  его  извращениями  -  прекрасно   знала  об  этом  и  русская  классическая  литература.
       Рискнем   заметить:   наиболее  известные  и  замечательные   герои  этой  классической  нашей   литературы  -  обыкновенные призраки.   
      В  действительности,  в  «яви»  русской жизни   их  никогда  не  было,  нет    и  не  будет. 
       Ошибался,  наивно  ошибался   романтик  российского  имперского  консерватизма,  Конст. Леонтьев,  когда  и  пафосно,   и  забавно   заявлял  во  всеуслышание,  что  нам,  мол,  верноподданным Императора,   не   такие  графы   нужны  как  граф   Толстой,  а  такие  графы   как  граф  Вронский,  которого,  между  прочим,  придумал  как  раз   «нежеланный»  для  России,  в  глазах  Леонтьева,  граф     Толстой.
     Леонтьеву  совсем   не  приходило  в  голову,   что   без  Толстого  не  было  бы  и  Вронского,  что  без  Толстого  не  существовал  бы,  наконец,  и  сам  роман  «Анна  Каренина»,  и  многое другое,  что  сумел  гениально  выдумать   «ненужный»  России  граф  Толстой.
      И  заметим,  что  подобное  восприятие  изящной  словесности   как   некой   квинтэссенции    реальности  для  русского  общества  всегда  было  очень   типично.
       Славная  наша   писательница  Тэффи,  например,  вспоминала,  что  была   в  юности   влюблена  в  князя  Болконского   из  толстовского  «Войны и  Мира».  А  не  менее  славный  поэт  Яков  Полонский   вспоминал  и  нечто   еще  более  удивительное:  что  был  он  в  юношеские  годы  влюблен  в   Царь-девицу  из  сказки  Ершова «Конек-горбунок».  То  есть воспринимать обыкновенную  популярную детскую  сказку  как  материальную  реальность  в  России   для  пылкого  молодого  человека  с  умом  и  талантом  -     вовсе  не  проблема. 
         Это  весьма  примечательно  на   самом  деле,  что  в  нашей  России    традиционно подтверждался  и подтверждается       на  все  сто  процентов  следующий   мудрый  философский   тезис:  человек  видит  только  то,  что  ему  кажется,  а  кажется  человеку  только  то, что   он  желает  видеть.
           Так,  если  тебе  кажется,  что  ты  счастлив  -  ты  и  счастлив,  если тебе   кажется,  что  у  тебя  горе  -     тебя    горе  непременно  и  охватывает.  Причем,     в  чем  это  горе для  тебя заключается   даже  неважно:  ты  «по  полной  программе»  переживаешь  свое  горе,  если  веришь,  что  оно  к  тебе  явилось.   И,   конечно,  горя может и  вовсе   не  случиться,    если  ты  его переживать  не  хочешь. 
        Например,  умирает  близкий  тебе  (  по  родству  или  так  просто -  «близкий  близостью  душевной»  )  человек  -  жалко,  конечно, но  ничего  не  поделаешь,   судьба..,    иногда  даже  находятся  «плюсы»  в  случившемся  -   наследство,  больше  места  в  квартире,  свобода…  Но  может  умереть  просто  твой  любимый  кот  или  пес  или   даже твои  любимые  рыбки  в новом  аквариуме  -  и  ты  страшно  страдаешь  и  плачешь  в  подушку,   если,  конечно, вовремя     настроишься  на  то,  что,  вот,    пришло  в  твою  жизнь  нежданное  большое  горе.
      Герои  Чехова,  в  частности,  горько  страдали  лишь  от  того,  что   вырубают их  любимые  деревья   («вишневый сад»), поскольку почему-то  связали  в  своем  сознании  с  судьбой  этих  деревьев  свою  собственную  судьбу… 
        Так,  в  принципе,  можно  связать  свою  судьбу  с  чем  угодно  -  с  тем,  что  какой-то  черный  кот,  например,  вздумал  перебежать  тебе  дорогу,  с  тем,  что  солнце    скрылось  за  тучи  как  только  жена  ушла в  магазин и    бросила  тебя   ради  каких-то  тряпок…
         Человек,  как  принято  говорить,  творец…  И  потому,  собственно,  человек  (в  отличие  от  животных)   в  основном  сам  творит  те   состояния жизни,  в  которые  попадает.
         Это  только  кажется,  что  действительность  существует  независимо  от  нашего  сознания  -     наше  сознание  само  творит  окружающую  действительность  так  же  как  наши  «мозолистые  руки»,  например,  способны  передвигать  куда  угодно  вожделенную   кровать  в  нашей  спальне…   
       В  России   это  давно  доказано  самой   «плотью  жизни».
Одно  время   у  нас  считалось,   что  люди    явно   не  равны   друг  другу,  что   каждому  из  людей  -  свое.  Одни  -  сытые   дворяне,  другие  -  бедные  крестьяне;   одни   -  важные  господа,  другие  -  жалкие  крепостные  рабы. Объединяло  этих  людей  только  то,  что  все  они  поклонялись   верховному  «помазаннику  Божию» т.е.   Императору.   
        Потом  такая  жизнь  перестала  нравиться,  и  было  твердо  решено,  что  все  равны.  То  есть   «равнее  всех»,  конечно,  коммунисты  (они  всегда  впереди),  но  и  остальные,  «прочие граждане»   тоже  равны,  поскольку  у  них  просто  ничего  нет  и  владеть  им  нечем,  делить  им  нечего..
            Наконец,  надоело  и  это  -    скучно,  не  за  что  бороться,  кроме бесплотного коммунизма, все   люди  братья  и  нельзя  толкнуть  даже  соседа,  не  говоря  о  начальниках…
          И  тогда  было   решено  вернуть  в   мир   борьбу  и  «рынок».  Рынок  быстро   восторжествовал,   и  все  стало  продаваться  и покупаться,  включая,  естественно, любовь,  совесть  и  саму  жизнь.               
           Однако,  такой  «демократический  правопорядок»    импортированный  с  Дикого  Запада  с  опозданием   лет   на  двести,  оказался   слишком  экзотическим.
         И  тогда   прошли  к  мудрому   компромиссу:   продается,  но  -  не  всегда,   равны,   но  -  не  все,  воруют  -  только  избранные.  Однако,  при  этом   все  дружно,   «соборно»  верят  в  Бога.  Больше  всех  верят  большие  начальники,   затем  по   «степени  веры  во  Всевышнего»  идут  крупные   бизнесмены,  затем  начальники  поменьше,  бизнесмены  помельче…   и  так  до  последнего  пьяницы.   Но  и  он   -    не  без  креста,  хотя  и  с  бутылкой  вместо  головы.
          Такой   «правопорядок»  был  быстро  признан  самым  родным  и «суверенным»,   что  и  было   доведено   до  сведения  граждан  с   помощью   самых современных   средств  массовой  информации.
         Возникает  только  один   «итоговый»    вопрос:  а  чего  мы,  собственно,  лет  эдак  сто   с  лишним   так  суетились? Отвергали,  ниспровергали,  снова  устанавливали   и  опять  с  вожделением   ломали  до  самого    основания..,  а  чего  во имя? 
       Намного   мудрее  было  бы:  ломать  -  понемногу,  отвергать  -  не  всерьез,  принимать  -  полушутя.  Так  и  жили  бы  в  свое  удовольствие   в  окружении   тихой  гармонии:  и  насилие  нестрашное,  и  вранье  не   чрезмерное,  и  днем  довольно  светло,  и  ночью  довольно  темно,   и  зимы  холодные  есть,  и  лето  теплое  бывает..,  чем  не  «Божья  Благодать»!
         Однако,  вернемся  к  художественной  литературе.
     Александр  Герцен  в  «Былом  и  думах»,  если называть  вещи  своими  именами,  ненавязчиво  похвалялся,  что  он,  мол,  нашел  реальный   «аналог»   лермонтовскому  Печорину  -   некого  Печерина,  свободомыслящего  юношу-студента,  что-то  пылко  сочинявшего,  сочинявшего,  сочинявшего, а затем   покинувшего Россию    навсегда  и   ставшего   где-то   в  Ирландии  католическим  монахом.
       Герцен,  по  сути  дела  «из  любви  к  искусству»  (чтобы  увидеть  лично  и  потом    красочно  рассказать   как  прав  был   юный  гений,  Лермонтов,  как  в  России  «душно»  человеку  с  умом  и  талантом)  даже    писал  письма   этому  Печерину,  встречался  с  ним… 
      Но  тогда  уже    фанатик-католик,  который  публично  жег  протестантские  Библии,  Печерин  этот   все  же   мало  походил  на  лермонтовского  Печорина,  одинокого   разочарованного  во  «всем  и  вся»  скитальца.    Прототипа,  увы,  так  и  не  вышло… Да,   и не  могло  выйти.   Лермонтовский  Печорин  -   персонаж  насквозь  выдуманный.   Таких  как  он  в  реальной  русской    жизни  не  существовало.
       Да,  были,  конечно,  праздные  дворяне,  которые   пресыщались  жизнью  даже  раньше,  чем  в  нее по  настоящему вступали  и  все  норовили  попробовать,   все  испытать,  чтобы  затем  на  все  и  наплевать,  «проигрывая  в  карты»    и  своих крепостных,  и  свою  душу. 
        Но  их  образы  далеко  не  так  красивы  и  загадочны   как  образ  Печорина  из  «Героя  нашего  времени». 
         И  вообще эти   «герои  нашего  времени» -  Онегины,  Печорины,  Рудины,  даже  Обломовы  -   персонажи,  прежде  всего,  сказочные.  Это  какие-то  романтические   рыцари   без  войска,  рыцари  «лишенные  наследства»  из  средневековых  легенд… 
         Наряжены  они  их  создателями,  конечно,  в  «русском  стиле»,  но  по  сути  своей  -    они   аляповато   украшают   российскую  действительность,  а  не ярко отражают   ее,  как  доказывала  традиционная  русская  критика  во  главе  с  Белинским.      
        Не  хотели,  традиционно  не  хотели  в  России   признавать,  что  художественной  литературой  всецело  правит  вымысел,  правит  своевольная  и  прихотливая,  а  нередко  необузданная,  диковатая  писательская  фантазия. 
      Эта    фантазия   создает  и  создавала   не   реальных  героев  «русской  жизни»  (или, допустим,  немецкой  жизни,  китайской  жизни…),   а  только  некие  красивые,  обольстительные  или,  наоборот,  ужасные,  отвратительные тени  и  призраки.
           Однако,   наивному  читателю  всегда  кажется,  что  эти тени  и  призраки  материально  существуют,   реально   по  жизни  бродят   -     он  в  них  верит,  а  писателей,  творцов  этих  призраков,  этого  вымысла   -  обожествляет.  И  все  это  -  совершенно  зря! 
          Никаким  самоучителем  по  жизни,   никакой  открывательницей  истин   художественная  литература  не  является. 
       Фактически  литература  находится      в   тягостном   рабстве  у  произвола  безудержной   фантазии   и  жить   без   «вывертов»  и  «гримас»  этой   фантазии   просто  не  может.
       Чему,   если  быть   до  конца откровенными,   научили  нас  Толстой  и  Достоевский?  -_  Да,  ничему  не  научили,  живем  как  и  жили,  скорее  даже  еще  суетливее,   мелочнее   и  пошлее,  чем в  прежние  эпохи! 
       А  что эти наши  национальные  гении  проповедовали?  - В  сущности, только     общеизвестное:   смирение,  нестяжательство,  веру  в  добро  и  красоту. 
       Не  будь   их  романы   и  иные  творения   сладостным  художественным   вымыслом,  никто   и  не  стал   бы  их  особенно  долго  и  всерьез    слушать  -  прописные  истины,  как  известно,  быстро  надоедают.   
         Так  называемая   жизненная  мудрость   русской  классической  литературы   и  ее  так  называемая  философская  глубина   в  весьма  значительной  степени    -    обыкновенные мыльные  пузыри,  готовые  лопнуть  от  любой  серьезной  критики  в  любой  момент.
        Мы  не  шутим.
        Наша  классическая  литература  -  преимущественно  литература  «больших  идей».  И  мы  убеждены,  что     при  всех  возможных  исключениях  и  оговорках,    во  многом,  очень  во  многом  был   прав  Владимир   Набоков,  не  воспринимавший  всерьез  «идейность»  большой  литературы  и  «литературу  больших  идей», ядовито  посмеивавшийся   над   Достоевским,  Горьким,  Томасом  Манном.
         Однако,   сам-то   Набоков   в  конце  концов со  всей  своей  верой  в  безидейное  «чистое  искусство»  к  чему    пришел?  -   К  своей  «Лолите»,    к  апофеозу  больного  сознания,  лелеющего  и  смакующего  свои  извращения  как  «самое  дорогое»  в  реальной  жизни,  среди  ее,  якобы, всепожирающей   пошлости.  Этим  и   прославился,  как   известно,  на  весь  мир.
        И  этим,  в  сущности,   Набоков  славен в  современном  мире  и до  сих  пор,   поскольку  «Лолита»   его   как  бы  то  ни  было  есть   действительно  лучшее,  наиболее  художественно   впечатляющее  и  убедительное  из  всего,  что   Набоков  написал. 
        Но   признаемся  себе   честно: такая   слава,  увы,   не  самой  высокой  пробы,  что-то  родственное «славе»  маркиза   Де-Сада…
       Кстати, эта набоковская  девочка,  Лолита    -  тоже  призрак,  своего  рода  сладостное эротическое  привидение,  посещавшее  набоковские  писательские  грезы,  а  отнюдь  не  сколько-нибудь   реалистический  персонаж.  Можно  сказать,  она  слишком  соблазнительно   прекрасна,  чтобы  существовать  на  самом   деле. 
       Девочки    возраста   набоковской  Лолиты,  конечно,  были,  есть  и  будут,  но  они  -  не  феи,  а  еще  достаточно  глупые  дети,  и  для  того,  чтобы  наделять  их даже  в  своих   фантазиях   чертами  «фей   любви»  надо,  увы,   перечеркнуть  в  себе  весь  здравый  смысл,   а  попросту  говоря,  в  достаточной  степени  «рехнуться».
        Так  что  еще  неизвестно,  кто в  конечном  счете  более  был  «не  в  себе», -   утонченно-изощренно-извращенно  и  бездонно   похотливый    Набоков   или  «жестокий  талант»  Достоевский,   который  своих  героев   с   христианской любовью   мучил  и  мучил,  мучил  и  мучил,  мучил  и  мучил…
       Достоевский  проповедовал  духовно  светлые  «большие  идеи»,  но  его  сознание    было  вместе  с  тем  не  чуждо   извращенного  мучительства.
                Набоков эстетски отрицал  любые  «большие  идеи»  в  литературе  во имя  «чистой   красоты» ,  но  и  его  сознание    было  не  чуждо  извращенного   сладострастия,  чреватого похотливо   наглой   эксплуатацией  «детской  плоти»  и  тем  самым   все  тем  же   мучительством…
       Кричащие  литературные  противоположности  сошлись  в  парадоксальном   «поцелуе»,   равно  свидетельствуя  об  одном  -      в   так  называемой   большой  литературе   очень  часто  торжествуют искусно  воплощенные  в  художественное  слово  болезненные  «вывихи»  сознания  и  фантазий,  принимаемые   за  откровения    и  художественные  прозрения,  тогда  как  оценивать  их  должна  по  большей     части   психиатрия.
       Художественная  литература  -     точка  преломления безудержных  фантазий,   неуемного  лицедейства (актерского   подражания  жизни  во  всех  ее  видах  и  формах)  и  торжествующего  алогизма,  «выворачивающего  наизнанку»  весь  здравый  смысл,  который  в  жизни   содержится. 
          И  это  -    художественная  литература,  «изящная  словесность»  в  своих  лучших,    на  века   запоминающихся   проявлениях  и  достижениях,  таких,  например,  как  творчество  Гоголя,   Кафки,  Джойса,  того  же  Набокова.
         Что  же  говорить  о  литературе  «второго  эшелона»  и  «второго  сорта»… 
       Это   нередко  и  даже  чаще  всего просто  «мрак  и  бред»,  где  каждый  «творец»  изгаляется  в  своих  диковатых   фантазиях    как  только  может,  что,  надо  сказать,  и  нравится  массовому  читателю,   который  и  ищет  в  «читабельной»  художественной  литературе  только  способное  поразить,   ошеломить,  озадачить   (как  «щелчок  по  лбу»  среди  бела  дня),  ищет,  говоря    по   старинке,   «эдакое»,  чтобы  потом  глубокомысленно,  важно  заявить:  «вона  значит оно  как  закрутил-то,   господин  сочинитель,   чудно».         
        Новую  жизнь,  настоящую,  материальную,   из  крови  и  плоти   художественная  литература   (и  классическая,  и,  тем  более,  не  классическая,  с  историческим  предназначением  -  «в  макулатуру  нашего  времени»),  естественно,  не  создает  (из  слов  реальность  не  создается!),  а  жизнь  старую,  уже  существующую  -  не  копирует  и,  если  «краюшком»  все  же  отображает  порой,  то,  в  сущности,  так  же  «точно»  как  издевательская  галерея  кривых  зеркал   в  парке  культуры  и  отдыха…
        Так  что  же    все  таки   литература  тогда  так   неустанно  творит?  -  Ответ  очевиден  как  ясный  день:  только  тени  и  призраки,  «бродячий»  вымысел,  способный  закружить  голову,  замутить  воду,  одурманить,  ошеломить  и  околпачить. 
       В  этом  смысле  и  в этом  «контексте»  лучший   и  наиболее  убедительный  в  своей  роли  литературный  герой  в  нашей,  ставшей  классикой,  литературе  -   булгаковский   Воланд   со  своей  славной  свитой  «кудесников»,   берущий  на  себя  роль   мага   и  демиурга,  а,  в  сущности,  весь  состоящий  из  упоительной  «дьявольщинки»,  которую  обиженный    советской  властью   и  необычайно  талантливый  писатель,  Михаил  Булгаков,  с  наслаждением  выпустил  «на  волю»,  в  жизнь,  чтобы  сполна   отомстила  она  и  его жестокой   к  талантам   эпохе, и  его   недругам,    и  его   более  удачливым  и  пронырливым  коллегам  по  «писательскому  цеху»  за  ту    вакханалию  привилегий  и  удовольствий,   которую  они  себе  посреди  советской  бедности  и  бытовой  неустроенности  благополучно  «урвали»…
        В  одном  из  последних  своих   записанных  интервью,  уже  незадолго  до  смерти,  Борис  Стругацкий  заметил,  некоторым  образом  комментируя  явления  нашей  классической  литературы,  что  в  писателе  должен  быть  необычайно  развит  актерский  талант. 
          Это  очень  верно.  Писатель  постоянно  искусно    мимикрирует  в  своем  творчестве,  как  бы  гримасничает  и  гримасничает,  создавая  «рожицы»  (образы)  своих  героев   как  создавал  их,  в  частности,  Гоголь…   
       И  не  случайно  эти  гоголевские  «хари», -   эти  Ноздревы,  Собакевичи,  Городничие  и  прочая   «нечисть»,  -     так   живучи,  так  легко,  как  привидения,  «перескакивают»   или  «переползают»    из  эпохи  в  эпоху,   что   проницательный,  зоркий  на  «нечисть»   Бердяев  более чем   полвека  спустя   после     появления  этих  гоголевских  «харь»  на  «Свет   Божий»   назвал  их  с  ненавистью  и  злостью  мерзкими   «духами  русской  революции»  (революции  1917  года),  о  которой  эти  гоголевские  «хари»  на самом  деле,  сидя  в  своих  поместьях  и  чиновничьих  креслах  в  середине  Х1Х  века,     и знать   не  могли,  и  ведать  не  ведали…
       И  прав, увы,  прав  был  Бердяев!   Призраки  тем  и  отличаются  от  живых  людей,  что   они  -  бессмертны.  Стареть    призраки   просто  неспособны,   они  только    перевоплощаются  и  перевоплощаются…  без  устали  и  без  конца. 
          И   видят  эти  призрачные,  бесовские  «хари»  наши выдающиеся  Гоголи  и  Гофманы,  Кафки  и  Набоковы…   и  отображают,  отображают..,  смакуют  и  раскрашивают.   И  рождаются  тогда  в  литературе   не   только   глупые,  пошлые  и  старые    Коробочки,  но  и  юные, нежные  и  сладостные   Лолиты..,  и  бредят  ими  наши  славные  писатели,  лелея  «бесовщинку»   в  самих  себе.
         Вы  спросите:  а  как  же   наша  «здоровая  и  честная»   литература,  где  же  наш  «Буревестник»  и   наш  человек,  который  «звучит  гордо»?  -   Как  где?  -   Известно  где:  в  мусорной  яме  жизни  и  истории,   большевикам,  знаете  ли,   продались   с  потрохами…  А  где  же  князь Андрей Болконский?  Где  Пьер?  -  Опять  же,  известное  дело:  в  эмиграции    с  1917  года,  англичанами  давно  стали,  то  ли  лордами,  то  ли  лейбористами… 
         А  кто  же  остался-то,  где  наши  нынешние  герои?  -  В  который раз приходится  повторять:   известно  где  -   в  животном  мире.  Вы  почитайте  Пелевина  -   «Жизнь  насекомых».  Хороший  писатель,  правдивый   и  такой  весь  из  себя  отечественный,  суверенный.   Второй  Платонов.    Вместо  «Котлована»    у  него  «Чапаев  и  пустота»  написана.   Славная  книга,   веселая.
        На  этом  позвольте     закончить  нашу   статью,   поскольку  место   для  таких  статей  как  наша  в  нынешних  журналах  строго   ограничено  -   квота,  знаете  ли,  новые  правила,    минкульт  и  минюст  распорядились,  «18+»,  забота  о  несовершеннолетних,  борьба  с  гомосексуализмом   в  массах..,  да,  и  вообще  -  жизнь  у  нас  и  без  литературных  привидений    и   призраков   полна    чудес.

          
СВЕДЕНИЯ ОБ  АВТОРЕ:
Носов  Сергей Николаевич.  Родился в Ленинграде ( Санкт-Петербурге)  в 1961-м году. Историк, филолог,  литературный  критик, эссеист  и поэт.  Доктор  филологических наук и кандидат исторических  наук.  С 1982 по 2013 годы являлся ведущим сотрудником   Пушкинского Дома (Института Русской Литературы) Российской Академии  Наук. Автор большого числа работ по истории  русской литературы и мысли и в том числе нескольких   известных книг  о русских выдающихся  писателях и мыслителях, оставивших свой заметный след в истории  русской культуры: Аполлон Григорьев. Судьба и творчество. М. «Советский писатель». 1990;  В. В. Розанов Эстетика свободы. СПб. «Логос» 1993; Лики творчестве Вл. Соловьева СПб.  Издательство «Дм.  Буланин» 2008;  Антирационализм в художественно-философском творчестве  основателя русского славянофильства В. В. Киреевского. СПБ. 2009.
    Публиковал произведения разных жанров  во  многих ведущих российских литературных журналах  -  «Звезда», «Новый мир», «Нева», «Север», «Новый журнал», в парижской  русскоязычной газете  «Русская мысль» и др.  Стихи впервые опубликованы были в русском самиздате  - в ленинградском самиздатском журнале «Часы»   1980-е годы. В годы горбачевской «Перестройки»  был допущен и в официальную советскую печать.  Входил как поэт  в «АНТОЛОГИЮ РУССКОГО ВЕРЛИБРА», «АНТОЛОГИЮ РУССКОГО ЛИРИЗМА», печатал  стихи в «ДНЕ ПОЭЗИИ РОССИИ»  и «ДНЕ ПОЭЗИИ ЛЕНИНГРАДА», в журналах «Семь искусств» (Ганновер), в  петербургском  «НОВОМ ЖУРНАЛЕ», альманахах «Истоки», «Петрополь»  и многих др. изданиях, в петербургских и эмигрантских газетах. 
После долгого перерыва  вернулся в поэзию в 2015 году. И вновь начал активно печататься как поэт и в России и  во многих изданиях за рубежом от  Финляндии  и Германии,    Польши и Чехии  до Канады и Австралии  - в журналах «НЕВА», «СЕМЬ ИСКУССТВ», «Российский Колокол» , «КАМЕРТОН»,  «ПЕРИСКОП», «ЗИНЗИВЕР», «МОСТЫ» (ГЕРМАНИЯ), «КЛАУЗУРА», «ПАРУС», «АРТ», «ЧАЙКА» (США)«АРГАМАК»,  «КУБАНЬ».  «НОВЫЙ СВЕТ» (КАНАДА), « ДЕТИ РА»,   «ЗОЛОТОЕ РУНО», «ЛИТЕРА   НОВА», «МЕТАМОРФОЗЫ» ,  «СЛОВО/WORD» (НЬЮ-ЙОРК),  «ЮНОСТЬ»,  «НОВЫЙ БЕРЕГ» (КОПЕНГАГЕН), «ГРАФИТ»,  «ЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИ» (ФРАНКФУРТ-НА-МАЙНЕ), «ЦВЕТ НАСТРОЕНИЯ», «СОВРЕМЕННАЯ ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА» (ПАРИЖ),  «ЮЖНАЯ ЗВЕЗДА»,  «LiteraruS» (ФИНЛЯНДИЯ), «МУЗА»,  «СИБИРСКИЕ ОГНИ», «ИЗЯЩНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ», «НЕВЕЧЕРНИЙ СВЕТ,  «СТУДИЯ» (БЕРЛИН), «РОДНАЯ КУБАНЬ», «ПОСЛЕ 12»,  «БЕРЕГА», «ДЕНЬ И НОЧЬ»,  «НИЖНИЙ НОВГОРОД» . «ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ» и др.,   в  изданиях  «Антология Евразии», «АНТОЛОГИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ХХ1 ВЕКА», «ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ», «ПОЭТОГРАД»,  «ДРУГИЕ», «КАМЕРТОН»,   «АРТБУХТА», «ЛИТЕРАТУРНЫЙ СВЕТ», «ДЕНЬ ПОЭЗИИ» , «АВТОГРАФ»,  «ДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕ», «Форма слова»  и «АНТОЛОГИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ХХ! ВЕКА», в альманахах « НОВЫЙ ЕНИСЕЙСКИЙ ЛИТЕРАТОР»,   «45-Я  ПАРАЛЛЕЛЬ»,  «ПОРТ-ФОЛИО» (КАНАДА),  «ПОД ЧАСАМИ», «МЕНЕСТРЕЛЬ», «ИСТОКИ», «ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ БУКВ», «ОГНИ НАД БИЙЕЙ»,  « АРИНА НН» , «ЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИ» (ГЕРМАНИЯ), «СИБИРСКИЙ ПАРНАС», «ЗЕМЛЯКИ» (НИЖНИЙ НОВГОРОД) , «СЕВЕРО-МУЙСКИЕ ОГНИ», «КОВЧЕГ»,  «ПРОАРТИНФО», «МЕГАЛИТ»,  «ЛИКБЕЗ» (ЛИТЕРАТУРНЫЙ АЛЬМАНАХ),  «ЗОЛОТОЕ РУНО»,  в сборнике посвященном 150-летию со дня рождения К. Бальмонта, сборнике «СЕРЕБРЯНЫЕ  ГОЛУБИ (К 125-летию  М.И. Цветаевой), В сборнике «МОТОРЫ» ( к 125-летию со дня рождения Владимира Маяковского( и   в целом ряде  других   литературных  изданий. В 2016 году стал финалистом ряда поэтических премий – премии  «Поэт года», «Наследие»   и др.   Является автором более 13-ти тысяч поэтических произведений. Принимает самое активное участие в сетевой поэзии. Стихи переводились на несколько европейских языков.  Живет в Санкт-Петербурге.