Сонеты не сплетаются в венок

28.01.21 не стало Дмитрия Тарасенко.
Осознать эту утрату нам (кто знал его близко!) ещё предстоит.
Предстоит вспомнить всё и поведать об этой личности много чего поучительного.
Сейчас я в силах сказать только несколько слов благодарности за то, что он долгие годы был рядом, за его плодотворный литературный труд и бескорыстную дружбу.
Слёзы высохнут, соль глаза не выест, но опалит. Кому надолго, кому навсегда.


НЕУТАИМОЕ

Впереди у нас было ещё целых 20 лет дружбы и литературного содружества. Тогда мы не думали о бренности бытия. Мы пили вино, читали стихи и любили ЮБК. В Диме было то, чего не дано было мне. Большие руки, высокий рост и гениальный – папа.
Дима был рабичич. Он много трудился и помогал другим жить. Кажется, мне – больше всех. Я это знал и ценил его за понимание.
Дима тот, с кем, при моём дурном характере, у меня ни разу не было проблем и даже недоразумений.
Это удивительно.
Он был бесстрашен. В связи с чем, я вспоминаю его фото на краю пропасти и дерзкие статьи в 90-х в защиту русского языка.
Он писал эти филиппики в адрес незалёжной задолго до того, как Украина превратилась в Ukraine.
Я любил его по-братски. И был благодарен за его похвалы в адрес моих литературных способностей.
Дмитрий Николаевич Тарасенко – для меня – личная утрата. И большая потеря для Крыма, который он знал, любил и писал о нём.

СЕРДЦЕ ПОЭТА*
Писатель этот появился намного раньше некоторых своих «годков», сравнительно давно публично «засветившихся». Довольно продолжительное время Дмитрий Тарасенко существовал в отличие от расторопных литературных мальчиков как бы исподволь. Это был уникальный андеграунд, я не скажу, периферийный или невольный. Он сознательно умалчивал себя. Бард, а со временем и краевед-публицист, никак не мог стать провинциалом. Он рос в семье просвещённых. Мать известный литературовед и педагог. Отец – замечательный поэт, старейшина среди крымского литературного «цеха». Причём, случилось это само собой, без какой бы то ни было «инаугурации». Даже самые заласканные местной властью, амбициозные и «непререкаемые» как-то сразу (кто с напускной радостью, кто с неутаимой унылостью) признали за Николаем Тарасенко его профессиональное превосходство, едва он воротился на родину из творческих мытарств по России.
Каково же было расти в тени столь мощной кроны! Однако не «живучесть» такого рода хочу поставить в заслугу Дмитрию Тарасенко. Разве мало того, что питался он, да и по сей день, к счастью, имеет эту возможность, питаться духовными соками, добытыми родовыми корнями?!
Дмитрий умудрился прожить как бы два варианта детства и юности. Подаренный семьёй и обретённый на улице. Дома он имел возможность видеть, слушал тех, что потом стали, если не великими, то значительными фигурами в литературном соцреализме. И в то же время во дворе, в школе, в институте он был своим в среде людей диаметрально заряженных. Он вырос не зашоренным, не напичканным лишь «раритетным чтивом» или самиздатскими «шедеврами», ему доступными. Обретая сочувствие ко всему гонимому официозной идеологией, дыша оппозиционной атмосферой, окружающей подлинно творческого человека, он остался законопослушным, добродушным. Подворотня, сбитые костяшки пальцев, «фонари» и фингалы, табак тайком и портвейн, загрызенный лавровым листом – вся эта специфическая романтика ЮБК, куда родители перебрались из Владимира, не стала (ещё раз, к счастью) для Дмитрия судьбой. Он рано понял, что дело его не так просто. Стал писать рассказы, наверное, потому что не хотел быть вторым Тарасенко, а в перемене фамилии, как и в псевдониме, не видел ни смысла, ни благородства. Он позволял себе, конечно, нисколько не конкурируя с отцом, стихотворчество. Пел свои тексты под гитару. А рассказы печатал. И тоже подальше от крымской земли. В журнале «Байкал», например. Потом этот журнал был вложен в папку с другими изданиями и публикациями, по которым его и приняли в Союз писателей России.
Всё свои книги (стихи и краеведческую беллетристику – о жанре этом чуть ниже) Дмитрий Тарасенко издавал на свои кровные. То есть ему в отличие от отца и других, живших литературой, «и рубля не накопили строчки». Такое настало, а вернее застало его и большинство из нас время. Многие опустили руки. Пытаются кормиться коммерцией, иным чем попало, в лучшем случае журналистикой. Дмитрия кормит и то, и другое, и третье. Он многое умеет. Работает то в котельной, то сторожем, пишет статьи, выступает перед курортниками с рассказами и песнями, может построить дом, отремонтировать машину или водопровод. Таким его воспитал отец. Таким он растит Стаса – младшего сына, который читает и сочиняет с трёхлетнего возраста. Сегодня девятилетний мальчишка владеет пишущей машинкой, водит автомобиль, играет на гитаре… В отличие от своих ровесников принимает жизнь такой, как есть, понимая, что отец у него не «крутой», что писателям живётся трудно, потому что книг теперь не читают.
Не писать же Дмитрий Тарасенко не может, потому что литература – его судьба.
А проза у него особенная. Назвать этот жанр краеведческой беллетристикой, значит лишь слегка сориентировать заинтересованного читателя. Чтобы понять, что делает Дмитрий, надо вспомнить, как писали такие крымские путешественники, как Марков, Паустовский, Терехов. Наш герой обладает редкой способностью слить все свои знания природы, истории, географии полуострова с человеческой страстью к открытиям, патриотическим чувством к земле предков, придать всему этому сплаву добротную, а то изящную литературную форму. Смотрите его документальную книгу о южнобережье «Ялта – берег спасения».
В июле Дмитрию Николаевичу Тарасенко исполняется 50 лет. Его знают многие крымчане. Одни как хорошего учителя. После окончания Крымского университета он преподавал в школах биологию. Другие – как журналиста. Он много пишет на морально-этические темы. Третьи даже не подозревают, что человек, с которым они дежурят в бойлерной, способен обогреть не только городские кварталы горячей водой. Его сердце могло бы согреть значительно большую часть человечества, потому что в этом чутком, отзывающемся на самые тонкие вибрации жизни, сосуде, помещается весь мир.
               

Дмитрий Тарасенко
(Из книги «Коротий сон», 1996 г)

***
Не был я достойным гражданином,–
Как ни стыдно, вынужден признать.
Чтил отца и мать, лелеял сына,
Заполнял сонетами тетрадь.
Заповедей главных не наруша,
Послушаньем злу не потакал,
А когда враньём терзали души–
Торопливо уши затыкал.
От проблем страны неразрешимых
Я бежал в дела свои тогда,
И развал устоев нерушимых
Подоспел без моего труда.
Прокатилась жизни половина,
Шарик солнца обернулся вспять…
Не был я счастливым гражданином,
Как ни горько, вынужден признать.

Я ЛЕТО СЖЁГ
Пропало лето по моей вине,
Ни часа забытья или восторга.
Что не сгорало в жертвенном огне,
То брошено без жалости и торга.
Ни лунный свет, ни тихий свет в окне…
О счастье бормоча скороговоркой,
Я разъезжать затеял по стране,
В дела мирские вглядываясь зорко.
А кто из нас не преступал запрет,
Как будто на пути соблазнов нет
И не от Бога молодость и лето?
Трудом постылым на пределе сил
Я лето сжёг. Я тем и согрешил,
Что свято чтил библейские запреты!

***
Сонеты не сплетаются в венок,
Когда восторги встреч и расставаний
Не сокращают горьких расстояний.
И счастья в них – что воздуха глоток.
Серебряного века чистый слог
Наскучил нам, как праведник суровый.
Принять нектар четырнадцати строк
И опьянеть от них мы не готовы.
Но не надменный златоустый век,
Нам не знакомый не по нашей воле,–
Здесь близкое, ущербное, живое,
Чтоб сквозь житейский, разудалый бег,
Ошибки дел и правильные речи –
Сберечь друг друга ради новой встречи.
–––––––––––––––––––––
*Материал опубликован в газете «Республика Крым» 20 июня 2000 года