Пушкинский венок

    "О, никогда не порвётся кровная, неизбывная связь русской культуры
     с Пушкиным. Только она получит новый оттенок. Как мы, так и наши потомки
     не перестанут ходить по земле, унаследованной от Пушкина, потому что
     с неё нам уйти некуда". Владислав Ходасевич

I. РАННИЕ ГОДЫ

Где сквозь снег проступали сибирские травы,
Где кедровник шумел о былых временах,
Я учился читать по стихам из "Полтавы",
Мне Руслан и Людмила являлись во снах.

Эти ранние годы, как соты из воска,
Всё вбирали в себя – от картинок до фраз:
На альбомной гравюре я помню подростка
С чёрным блеском арапских мечтательных глаз.

Он товарищем был мне по детским проказам
В суматохе печальных и радостных дней,
И я верил его стихотворным рассказам
Так, как в Бога поверил намного поздней.

Это он научил меня лёгкому слогу,
Это он рассказал о добре и о зле,
Дал мне чувство любви и отправил в дорогу.
И остался... как воздух, как свет на Земле.

II. НОВЫЙ ДОН ГУАН

Пока фантазия за нос водит
Поверивших в волшебство,
Ко мне не Каменный гость приходит,
А то, что сильней его.

Вот, возникая из дальней дали,
Как судеб веретено,
Клинок тяжёлой испанской стали
Нацелен в моё окно.

Вот, прорываясь сквозь сон глубокий,
Вновь голос владеет мной,
Такой знакомый, такой далёкий,
Дарованный ей одной.

Я вижу всполохи и зарницы,
И – конченый фантазёр –
Я вижу бархатные ресницы
Вокруг голубых озёр.

Всё ближе и ближе... И вот уж рядом!
И вот уж светло, как днём!
Она пронзает улыбкой, взглядом
И холодом, и огнём.

Она прошла по векам и странам.
Ты ждал её?! Так – гляди!
И падай раненым Дон Гуаном
С тяжёлым клинком в груди...

III. ПИКОВАЯ ДАМА

Риска пьянящий вкус,
Мистика, ужас, драма.
Тройка, семёрка, туз,
Тройка, семёрка, дама.

Город сковало льдом,
Полночь, кругом ни звука.
Герман крадётся в дом,
В сердце – тоска и мука.

Вырвать из тьмы секрет, –
Только одно осталось,
Чтобы под звон монет
Бросить любовь и жалость.

Но непосильный груз
В бездну влечёт упрямо.
Тройка, семёрка, туз,
Тройка, семёрка... дама.

IV. КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА

Паруса над ладьёю хароновой
И без ветра взлетают, шурша...
Но молитвами Маши Мироновой
Спасены твои честь и душа.

Никуда уж, казалось, не деться и
Не укрыться от лютого зла.
В изувеченной штурмом фортеции
Коченели убитых тела.

Кровью бунт наливался, и точкою
Застывала судьба на мели.
Овладеть капитанскою дочкою
Твой соперник пытался вдали.

А потом – хоть лежи и у трона вой,
Кто услышит обиженный рёв?!
Но молитвами Маши Мироновой
Жив навеки Петруша Гринёв.

V. ДУБРОВСКИЙ

Крики, выстрелы, гулкая дробь подков...
Налетев, ставит точку в конце
Молодой предводитель разбойников
С чёрной маской на светлом лице.

Груз обиды душе не легко нести,
Но любовью сжигается тьма.
Со страниц романтической повести
Улыбается русский Дюма.

И Дубровский проходит по временам
Вспышкой света, рисковой игрой, –
Как потом не хватало героя нам
Вот такого, как этот герой!

Сколько мудрых идей было роздано,
Не осталась из них ни одна;
Сколько "лишних людей" было создано
От Базарова до Самгина!

И пока против Неба войну вела
Злая нечисть столетья подряд,
Благородных разбойников не было
Среди мстителей и дьяволят.

И поныне в широкой известности
Могут быть и убийца, и вор,
Но героем в Российской словесности
Остаётся один... до сих пор.

VI. БАРЫШНЯ–КРЕСТЬЯНКА

В тишине лесной полянки,
Бога ради, не кричи!
Губы барышни–крестьянки,
Как оладьи, горячи,

А в глазах веселье пляшет
Яркой вспышкой на пути.
И нигде не встретить краше,
И смелее не найти.

Льётся алый сок малины,
Вьётся локон цвета ржи...
У простушки Акулины –
Сердце Лизы–госпожи.

Где эпохою иною
Бредит русский соловей,
Вновь она передо мною
Возникает из ветвей.

То зардеется, как роза,
То закроется в слезах...
Это – пушкинская проза
Оживает на глазах.

Это в сердце ноет ранка,
Тает времени узор,
Это барышня–крестьянка
Посылает нежный взор.

VII. МЕТЕЛЬ

Осеннею листвой в белёсой паутине,
Засохшей веткою у старого пруда,
Онегинской строфой, ожившей на картине,
Усадьбой ветхою дворянского гнезда

Нас манит прошлое. И – некуда укрыться.
Тут всё размерено – и краска, и строка.
...Степь запорошена, испуганный возница
Глядит потерянно, слезая с облучка.

VIII. ОНЕГИН И ПУШКИН

Уже столетия они
В седой заоблачной тени
Неторопливую беседу
Ведут, а звёздная река
Бесшумно льёт через века,
Туман стихов, подобно пледу,
Их души кутает порой, –
Поэта слушает герой,
Как сын отца перед дорогой,
Как брата брат,
Как друга друг,
И дым времён, касаясь рук,
Сквозит невидимою тогой.
 _______________
 * Иллюстрация –
    картина Александра Емельянова (1951 – 2024).
   
    Этот цикл складывался постепенно, на протяжение ряда лет.
    Здесь он представлен в законченном варианте.