Привет через 50 лет! Или Ромовая баба

ПОСТОЯННОЕ МЕСТО ПУБЛИКАЦИИ:http://stihi.ru/2021/02/09/7677
СБОРНИК "О ДУШЕ ЧЕЛОВЕКЕ И ПРИРОДЕ!"
СБОРНИК "РОМАНЫ"


БУМЕРАНГ ЛЕТЕЛ 50 ЛЕТ! Или: ПРИВЕТ ЧЕРЕЗ 50 ЛЕТ!
Или : РОМОВАЯ БАБА. (Название можно сократить по мнению редактора.)

   Я прекратил работать окончательно  в  70 лет. Из них последние 35 лет был адвокатом, а из них 10 лет последних работал в Московской Палате Адвокатов. Работая адвокатом в Москве, несколько лет назад я получил по телефону приглашение на следствие в РУВД соседнего района. Я предупредил шефа и поехал. Оказывается,  обвиняемый несовершеннолетний воришка, приезжий,  мать его уже вызвали и она приехала. Я попросил следователя разрешить мне переговорить с подзащитным отдельно, а потом в присутствии матери. В процессе разговора я узнал, что они из городка, в котором я лет пятьдесят назад бывал, делая пересадки на железной дороге по пути  к своим родным в Цимлянск Ростовской области из Волгограда, где я работал на Волгоградском Тракторном заводе электромонтёром и проживал в молодёжном общежитии.
           После окончания работы со следователем, я сказал матери подзащитного, что бывал очень давно в их городе и даже у меня там была знакомая девушка. Мать спросила у меня фамилию этой девушки и я назвал её, так как она была запоминающаяся, на украинский манер. Эта мамаша ахнула от удивления и сказала, что знает её, долго её не было в их городе, но   сейчас она живёт по старому адресу в своём доме, а  фамилия у неё сейчас кавказская, хотя она не замужем. Я дал мамаше свою адвокатскую  визитку и попросил передать её моей знакомой.
     Через пару дней, вечером в метро у меня зазвонил телефон. Я ответил, но было слышно плохо, и я объяснил, что прошу перезвонить через полчаса, когда я выйду из метро. Голос был приветливый, что-то напоминающий, но незнакомый. Через полчаса я уже ехал в автобусе и телефон зазвонил опять. Я ответил, а со мной нежно-воркующим, грудным, хохлацким говорком поздоровалась моя  давнишняя знакомая , которую я не видел и не слышал лет пятьдесят… Но я узнал её только тогда, когда она назвала свою заковыристую девичью фамилию. Я договорился с нею увидеться в  «Одноклассниках» и я увидел на фото совершенно не ту, которую знал в молодости, потому что из хрупкой красивой девчонки, она превратилась в пышную, круглолицую, самодовольную миловидную  даму украинского «замеса». На тот момент я, кажется,  уже лет восемь жил в Москве и вкратце рассказал мою семейную судьбу и кого я нажил за эти полвека, как мне работается сейчас в Московской Палате Адвокатов, что я, не имея авто, успеваю на метро трижды за день пересекать Москву из конца в конец и приходится убивать время в суде на ожидание московских адвокатов – противников по делу,  которые час и больше «торчат  в пробках» . Она задала вопрос о моей мечте про космос, но я сказал уклончиво, что освоил три типа самолётов, последний боевой, но пришлось приземлиться, так как перспектива не светила и нахожусь в запасе.
    Мы периодически с нею связывались в «Одноклассниках»,   и я даже однажды ко дню рождения написал ей душевный поздравительный стих. При чём о дне рождения она меня предупредила сама. Она сказала, что хранит мой прощальный стих после последней встречи, а я сказал, что последняя была в подвале больницы, где я лежал с ожогами всех степеней. Она, смутившись, подтвердила и перевела разговор на другую тему. После этого она всё чаще меня тревожила в «Одноклассниках» и по скайпу, а я не всегда имел время на произвольные беседы, хотя должен признаться, что её грудной, воркующий говор лез в душу просто «без мыла». Она действовала на меня как птица Феникс. Я неоднократно пытался выяснить у неё, кого она нажила за эти годы, где муж- кавказец, но она отделывалась шутками и сказала, что сбежала ото всех. Однажды она мне сообщила, что у неё намечается отпуск и она едет на две недели по хорошей путёвке на юг. Я пожелал ей хорошо отдохнуть. Через неделю она мне позвонила и сказала, что прервала свою путёвку и хочет на неделю  приехать в Москву, встретиться со мной. Я был застигнут врасплох таким поворотом событий, но мысленно глянув на свой рабочий план, я не увидел в нём никакого просвета для встречи, которую она запланировала без  моего ведома. Потом я смекнул, что это мероприятие мне грозит финансовыми расходами, а я не настолько шикарно зарабатываю, чтобы развлекать даму, да ещё и с «запросами», как я понял. И «заначек» от семьи я не имею. Развить клиентуру можно только с хорошей рекламой, а на рекламу нужны деньги. Замкнутый круг! Я ответил ей, что если она приедет, то я даже не могу ей гарантировать, что смогу уделить ей время, потому что мой «рабочий  конвейер»   в суде и в «ментовке», куда я хожу, когда меня вызывают, а не когда мне хочется. Она бросила трубку,   и я думал, что она  обиделась и больше не позвонит…
  Перед сном, закончив подготовку к следующему рабочему дню, просмотрев свой дневник, отметив, что успел выполнить, что надо доделать завтра, я вспомнил разговор, закончившийся плохо… После него у меня осадок остался нехороший. Просто заноза в душе… И передо мной прошли быстрой лентой кадры нашего очень давнего знакомства.
        Со станции, где я делал пересадку, поезд в мой город ходил только раз в день. И так же раз в день из моего города. Когда я ехал из дому, то поезд приходил на эту станцию вечером, а на Волгоград я садился в поезд рано утром. Я сдавал свои вещи в камеру хранения и выходил погулять. Однажды поздней осенью я ехал домой и на пересадке в этом городке, гуляя вечером от безделья,   зашёл в местный ДК на музыку и попал на дискотеку. Поплясал быстрые танцы в кругу с местной молодёжью, а я был в них большой мастер. Выделилась в группе танцующих одна стройная девчонка с хорошим бюстом и круглой попкой и мы с нею неоднократно оказывались в кругу. От нечего делать мы познакомились и оказалось, что её зовут Оксана и так же от нечего делать я предложил её проводить, а она с удовольствием согласилась и даже сказала, что есть в этом необходимость, так как ей обещали за что-то отомстить. Мелькнула у меня мысль сожаления о возможных приключениях, но… была не была! Было время поздне-осеннее, погода была очень слякотная. Мы шли, осторожно выбирая, куда поставить ногу на разбитом тротуаре, но Оксана тараторила нежным, душевным, воркующим хохлацким говорком, местами употребляя понятные украинские слова. Я спросил у неё за что с нею хотят свести счёты. Она рассказала, что посещала секцию бальных танцев и у неё был партнёр, парень с которым она танцевала уже несколько месяцев. Но к ним в секцию пришла толстушка, дочка большого начальника, якобы по рекомендации врачей, и у неё забрали партнёра, а парни в секции «на вес золота». Оксане сказали, чтобы искала себе другого партнёра. А потом эту толстушку кто-то подкараулил в тёмном месте и пытались с нею что-то сделать, или сделали и их задержали и идёт следствие. Её тоже вызывали в «ментовку» на допрос и очные ставки проводили, но она сказала, что никого не подговаривала, а просто пожаловалась знакомым парням. Что просила что-то сделать, это ложь! Она не могла такого сделать и вообще уже давно забыла про эту толстушку. Я не очень поверил Оксане, потому что звучали её доводы не очень убедительно. Но меня это не касалось, а касалось то, что она со мной и я должен её защитить.  Как только мы отошли от центра в тёмные улицы, Оксана сказала:
-Ну, точно! Ждут!
  Когда нам заступили дорогу около пяти человек, я предупредил:
-Дорогу! Камрады! Кто приближается ко мне на метр, спереди, сзади, сбоку – будет труп! Я предупредил! Дальше дело ваше! Меня не интересует в чём она виновата. Я Оксану должен проводить домой, а через полчаса буду возвращаться, если хотите, соберите толпу больше, но условия будут те же.
  Перед нами расступились, но я шёл с Оксаной, вертя головой вправо, влево. Назад я шёл  очень внимательно, но меня никто не ждал. На вокзале я нашёл место в углу, чтобы не шлёпнули меня по затылку спящего. Но я не спал, а в три часа ночи я уехал. Когда прощались с Оксаной, она попросила у меня адрес в Волгограде и я дал. Вскоре получил письмо, и мы изредка переписывались. Фамилия у неё была с «хохлацким» юмором: Пересягныплытень (чуть я изменил).   Однажды летом я шёл с работы и подходил уже к своему общежитию. На лавочке сидела неприметная ничем – ни по  одежде, ни внешне девчонка лет 17-ти и исподлобья (из под тёмно-рыжей чёлки) с интересом смотрела на меня. У меня мелькнул вопрос в сознании: В чём дело? Вроде незнакомая… Я уже хотел пройти, как она сказала:
-Лёнь! Что совсем не узнаёшь?
   Я остановился, оглянулся и в моих мозгах заработал калейдоскоп памяти… Но безрезультатно! А девчонка с укоризной улыбаясь сказала:
- Ну я, конечно, с дороги и без макияжа, но уж Оксану ты мог бы угадать? Пере-сягны-плытэнь!
 И я узнал… Как же я мог забыть этот воркующий говорок!
- Оксаночка! Ничего себе!
     При этих словах она вскочила с лавочки и бросившись мне на шею, обняла, а я ошарашенный, запинаясь продолжил,  - Я же видел тебя в зимней одежде, а… сейчас ты как… бабочка в полёте! Как ты оказалась в Волгограде, да ещё здесь?
- А что? Я не могла в гости приехать?-  спросила она, не отпуская и плотно прижавшись ко мне упругим бюстом.
- Ну надо было предупредить… - сказал я.
- Я сама не ожидала. Обстоятельства… - и она заплакала, не отпуская меня, - Ну, присядем, я всё объясню… - грустно сказала она, вытирая слёзы, которых я вообще-то не видел.
   Я  сел рядом с нею на лавочке.
   Помолчав и повздыхав, посмотрев вправо, влево, она повернулась ко мне и глядя в глаза, спросила:
- Ты не можешь выручить? У меня неприятность произошла в дороге. Я ехала к сестре, которая живёт здесь в Волгограде и везла ей деньги от родителей, а у меня украли сумочку ночью… Ты не мог бы мне занять пятьдесят рублей месяца на три. Я соберу и вышлю. Или сама привезу…
   У меня при этом мурашки пробежали по спине и замерли, растерявшись…
- Где же я возьму такие деньги?... -  Мы даже в столовую не всегда ходим, сами готовим…
- Так может быть угостишь блюдами своего приготовления? Я голодная как собака. Целый день тебя искала, еле нашла.
- Как ты себе это представляешь? Мне сюда вынести тарелку супа? Я же тебе рассказывал, что живу с УДО – с «зэка» условно досрочно освобождёнными… 
- Так что, даже в гости нельзя зайти? – настойчиво спросила она.
- Нельзя. Я сейчас зайду в общагу, скажу  сокамерникам… ну это мы так друг друга называем, скажу, чтобы ужинали без меня и пойдём в столовую.
- Хорошо, Лёнь, но ты попроси у ребят деньги, может у кого есть?
- Я знаю у кого, сколько есть. Точнее, что ни у кого нет… У нас только завтра зарплата.
-Ой! Ну, я подожду до завтра! – как-то обрадованно сказала она. – Может ты договоришься, по-свойски, чтобы я переночевала у тебя?
- Ты не поняла, что это мужское общежитие, да ещё «зэки»?
-Ну,  и что? Я ж с тобой буду?..
  Я посмотрел на неё,  сокрушённо помотал головой и пошёл.
   Мне надо было предупредить своих  «зэков»  с которыми я жил в своей комнате в общежитии о том, что я ужинать не буду. Дело в том, что был такой  «зигзаг» Партии и Правительства – условно освобождать осужденных с направлением «на стройки народного хозяйства». Потом, наученные  горьким опытом , наши руководители стали делать «Спецкомендатуры» для проживания такого  контингента, а сначала было вот так: расселяли их по молодёжным общежитиям и для надзора и воспитания поселяли в каждую комнату по коммунисту. На нашу комнату коммуниста не хватило и поселили меня – 17-летнего  «кандидата в члены КПСС» -комсомольца. Мои «зэки» восприняли это с сарказмом, сказали,  что дают мне кличку, т.е. «погоняло»  - « Коммунист» и тем самым исправят дискриминацию населения нашей комнаты. Они ко мне относились с уважением, потому что за время проживания в общаге я кое-что научился готовить, а мы решили кормиться  «общаком». Я говорил, что нужно купить и сколько, а они шли и закупали. В виду того, что я взялся готовить, меня освободили от финансирования закупок продуктов и предоставили мне  право  привлекать их для помощи в кухонных делах, а особенно в мытье посуды. Мытьё посуды было дело дежурного по графику.
    Очень их подкупало то,  что у меня был мощный  фотоаппарат «Киев-4» с фотоэкспонометром, все фотопринадлежности и фотограф я был с большим стажем с девятилетнего возраста. Ну, и ещё очень важный элемент добавлял уважение ко мне, это то, что у меня был классный магнитофон «Астра-2» и проигрыватель для пластинок. А среди пластинок у меня было много «на костях», т.е. самопального производства роки и джазы, а ещё  на плёнках у меня уже тогда был Владимир Высоцкий с блатными и тюремными песнями его первой поры.
   Пока я  шёл на второй этаж, думал: Вообще-то у меня в гардеробе в замкнутом чемодане есть отложенные деньги, так как я собираю на демисезонное пальто или плащ с подкладкой, но вот так – взять и отдать… практически безвозвратно… А почему эту неприятность ей  не переложить на душу более близкого человека, на сестру? Неужели она не поймёт младшую сестричку? Непонятная ситуация… Я зашёл в комнату, озабоченный.
- Братцы, ешьте без меня. Я пойду в столовую. Ко мне неожиданно приехала знакомая из Ростовской области и просит пятьдесят рублей взаймы, потому что у неё украли сумочку с деньгами в поезде…
- Ха! Нашла у кого просить! – сказал один.
-А что за знакомая? Ты не рассказывал. Трахались? – спросил другой.
- Да нет! В дороге познакомились и пару писем написали друг другу. Я сказал, ей что денег перед зарплатой даже занять не у кого, а она согласна подождать и просится у нас переночевать…
- Ой-ёй-ёй….- заголосили ребята, - Да это развод капитальный! Молодая кошёлка, или старая лярва?
- Да лет восемнадцать…
- Значит – молодая из ранних! Гони! Не вздумай давать! Разве что на обратную дорогу рублей пять.
- Она говорит, что к сестре приехала…
- К сестре? А у тебя денег просит? Непонятки! Гони!
- Ну, ладно! Ешьте, я пошёл…
- Я даже выйду побачу! Що це воно таке? – сказал кубанец Эдик.
  Я вышел, присел на лавочку к Оксане, спросил:
-А ты в милицию обращалась? Это же кто-то из спутников, кто был рядом? К проводнице, обращалась?
  Оксана растерялась, не готовая к ответу…
 В это время вышел Эдик, глядя в сторону от нас, потом скользящим взглядом «сфотографировал»  Оксану, чуть задержав на ней взгляд и глянув на меня, прищурив один глаз и скривив рот набок, помотал головой отрицательно. Медленно повернулся и ушёл назад.
-Обращалась… Никто ничего не видел…
- А в милицию?
-Да-а… Это бесполезно…
- Ладно! Пошли в столовую!
 Оксана резво вскочила со скамьи,  и мы пошли. Я хожу быстро но, Оксана была резвее меня. Её низкие каблучки старых стоптанных  босоножек, стучали по асфальту как копытца газели. Однако я подумал, что в таких босоножках и в  затёртом сарафане, к соседям за спичками неприлично ходить, а не то чтобы ехать к сестре в гости  в Город-Герой! Она в пути всё время вырывалась вперёд и, оглядываясь на меня, сбавляла ход. Походка у неё была летящая, как у гепарда, которого я видел в программе «В мире животных», а фигурка… была просто – картинка, хотя её скрывал короткий, простенький (очень простенький) ситцевый сарафан с большими карманами ниже пояса. Особенно мне нравился её изгиб спины в районе талии – от позвоночника к попке, от чего попка торчала яблочком, а спереди так же выпирал приподнятый бюст третьего размера! Лицо было симпатичным, но слегка с заметными расплывчатыми «конопушками», которые она не попыталась скрыть макияжем. Волос у неё видимо был тёмно-рыжеватым от природы.  Бабушка моя таких называла – «луданая», а   Пётр Первый таких очень не любил за природное «прохиндейство».  О прохиндействе это я сейчас рассуждаю, а тогда я, просто,   «балдел» от её фигурки и отсутствие макияжа меня не смущало, а даже подкупало.
    В столовой я поставил её в очередь  перед собою и сказал, чтобы брала то, что ей нравится. Она заставила разнос блюдами и блюдцами до предела.
     Когда мы ели, Оксана успевала «тарахтеть» и просила меня придумать,  где ей переночевать, всё-таки надеясь, как я понял, что я завтра найду ей деньги. А я уже тогда решил, что… не найду! Мои сокамерники подтвердили мои сомнения, которые у меня у самого возникли ещё до них.

    В столовой на меня пялили глаза, как бараны на новые ворота, потому что это были в основном «кадры» из наших общаг и мне постоянно приходилось здороваться. Оксана стала перехватывать взгляды в нашу сторону. Заканчивая есть,  она опять провела взглядом по столам ужинающих и по очереди на раздаче, потом спросила:
- А ты кто здесь? Светило или «шишку держишь» ? Все на тебя лупают глазами…
- Просто давно работаю. – ответил я, - Все меня знают.
- Как-то странно смотрят. Как будто осуждают!
- Потому что ты незнакомая… - попытался объяснить я.
-Так вы что? В хуторе живёте что ли?
- Завод - это одна семья! -  сказал я, как с передовицы газеты «Трактор».
- Ха! – иронично оценила это Оксана, - А может у тебя тут есть жена и дети? То есть, семья?
    А у меня на любовном фронте как раз ситуация была «патовая». Я   недавно потерял девушку, которую любил, а она, оказывается уже года три любила другого, женатого и от него «залетела»! Она уволилась из-за позора с работы,  и я её больше не видел, но в душе моей она осталась, как заноза. Эта «заноза» осталась в душе не только у меня.  Эта девушка, Лариса, была очень не простой, а достойной большой любви. Её душу сумел «растопить» её сокурсник, с которым она училась в Политехе на заочном. Тот оказался просто негодяем, воспользовавшимся её доверчивостью. Она забеременела, а он разводиться не собирался. Лариса была видным человеком и в своём коллективе на работе и в заводском народном драматическом театре, куда она и меня завлекла и в наших молодёжных общежитиях, заселённых условно-досрочно освобождёнными, где мы с нею давали небольшие концерты от заводского «Комсомольского прожектора».  Четыре общаги зэков были в неё влюблены. А когда она уволилась, все подумали, что это я её… И чуть не убили меня. И секретарь Заводского Комитета комсомола был в неё влюблён и тоже ревновал ко мне … А я страдал напрасно. С концертами меня выручили наши заводские девчонки из общежития  «Пятьсотвесёлый». Дело в том, что с помощью этих концертов при подведении итогов  в соревновании за звание «Комната лучшего быта» мне удавалось держать в человеческой «узде» этот не простой контингент условно-досрочно освобождённых. Я же ещё был начальником «Комсомольского прожектора» завода, который освещал все недостатки и разгильдяев. Лариса мне помогала своей душевной красотой и аккордеоном, держать наших сокамерников в нормальном русле. После исчезновения Ларисы и выяснения того, что я в этом не виновен, меня выручили девочки «Пятьсотвесёлого». Но я знал, что многие из них ко мне не равнодушны, а выделить из них одну я не мог, потому что на этом их поддержка кончится.
   И вот в таком моём неуютном душевном состоянии, вдруг… Как снег на голову свалилась эта Оксана…  Я подумал, а не попросить ли девчонок из «Пятьсотвесёлого» приютить на ночь Оксану. И понял, что нельзя этого делать. Девчонки от ревности меня не простят и концерты на этом кончатся. А кроме того… Оксана собирается дожидаться нашей зарплаты, а я уже решил, что она обратилась не по адресу, если у неё есть здесь родная сестра.
- Нет у меня в Волгограде ни семьи ни родственников, кроме моих «зэков»… - ответил я на её вопрос.
      После нашего ужина Оксана несколько раз тяжело вздыхала и жаловалась, что объелась, первый раз поев за целый день. Я спросил её, почему ей не пойти к сестре, объяснить всё происшедшее, и может быть она даст совет как поступить. Что зря она не обратилась в милицию и ещё с сестрой это не поздно сделать.
- Да-а! Ты не знаешь мою сестру!.. – как-то странно сказала Оксана. А я подумал, так почему я должен жертвовать такой сестре? Хорошо, что я её не знаю.
- Знаешь что? – сказал я, - Пошли в кино, а потом я провожу тебя к сестре!
- В кино пойдём, а к сестре я не пойду без денег! – категорично сказала Оксана.
     У меня возникло внутреннее возмущение. Получалось, что она требует с меня деньги!  В кинотеатре у кассы у меня возникла мысль попросить у кассира билеты на заднем ряду, чтобы интимно «пообжиматься» и поцеловаться, но я сообразил, что буду ей за это должен… А я уже решил, что девочка просто наглеет и ничего от меня не получит. Разве только на дорогу домой… Я посмотрел на план зала и хотел взять места в середине, но Оксана, перехватив мой взгляд,  сказала, чтобы я взял билеты на последний ряд. Я хмыкнул внутренне и, почему-то, подчинился.
    Только погас в зале свет, я сразу одной рукой обнял её, закинув руку за спину и прижав её к себе, а другой рукой взялся за её упругий бюст. Она покорно  склонила голову ко мне на плечо, глядя на экран. Тогда я  попытался залезть рукой в декольте её сарафана. Сарафан был так туго натянут, что я смог только до половины пальцев проникнуть под сарафан, а она шепнула:
-Не надо! Порвёшь сарафан…
  Я повернул её голову к себе и поцеловал. Она с удовольствием ответила на поцелуй и тоже обняла меня. В общем, кино посмотреть нам не удалось, а я к концу сеанса уже добрался до трусиков.
    Когда мы вышли из кино было уже темно, но ещё не поздно, примерно после девяти вечера. У меня во взбудораженном сексом сознании возникла в общем-то бредовая идея. Провести с Оксаной ночь в «Комсомольском» парке на лавочке с магнитофоном. Мой магнитофон «Астра-2» не транзисторный, а сетевой. Но я же электрик… В парке я смогу подключить магнитофон к сети освещения.
     Мы с Оксаной вернулись к общежитию  и  я  взял магнитофон с кассетами. Мои «сокамерники» внимательно на меня посматривали и переглядывались. Когда я уходил, Эдик сказал:
- Зачепыла вона тоби! Бэрэгысь!  -  а я на это усмехнулся.
  Возле столика вахтёра я остановился, спросил разрешение позвонить и взял трубку. Я просил разрешение у энергетика взять назавтра отгул, так как понял, что ночь будет бессонная. Он разрешил с условием, что в выходной выйду на помощь ремонтной бригаде.
   По пути в парк мы зашли в гастроном, я купил бутылку вина, колбасы, сырки плавленые, конфеты шоколадные, коржики пару бутылок лимонада, батон белого хлеба. Стакан у меня был складной, походный. 
  Пока мы шли в парк я спросил у неё, чем закончилась та история в её городе, где её обвиняли в том, что она подговорила знакомых пацанов трахнуть девчонку. Она, резко изменившись в лице с беззаботного на растерянное, сказала, путаясь в выражениях:
- Ну,.. посадили тех пацанов… А я-то причём? Я никого не просила… Это ей показалось… Всё получилось из-за бальных танцев… парни на вес золота. Не хватает парней. Девочкам ставят условие, чтобы приходили записываться сразу с партнёром. Я пришла с моим парнем, с которым встречалась, а у меня его забрали и отдали толстушке, которую все дразнят «ромовая баба».  Он не хотел с нею танцевать, а отказаться не мог. Ему было приказано танцевать с нею потому,  что она дочка большого начальника у нас в городе. Она толстая и ей для похудания врач посоветовал танцами заниматься. Она танцами занимается, а сама булочки и ромовые бабы жрёт. Мой парень  замучился таскать эту «ромовую бабу» в танцах. Он сказал преподавательнице, что она жрёт сладкие  булки, а та ему пригрозила отчислением. Ну,  я рассказала знакомым пацанам про эту «ромовую бабу» просто так, и попросила   её попугать, а они втроём её трахнули, а их поймали. Все решили, что это я их подговорила… Меня даже в милицию не вызывали!
    Я отметил, что она врёт. Тогда, когда я её провожал после танцев, она сказала, что даже очные ставки были, а теперь говорит, что её даже не вызывали…
   В парке мы расположились на скамейке в аллее параллельной центральной, где поменьше народа. Я размотал два гибких изолированных провода, подключил к магнитофону. Нулевой провод я подсоединил к заземлению опоры. У фазного длинного провода на конце был привязан небольшой груз и изоляция сантиметров на тридцать была снята. У проводов между столбами паркового освещения всегда фазный провод, как положено, был верхним. Я забросил конец своего фазного провода на верхний провод освещения и подтянул до контакта с оголённым местом. Мой магнитофон ожил. Я спрятал свои провода в кустах за спинкой нашей скамейки, а там – спрятал за столбом, чтобы визуально не усматривалось моё нарушение техники безопасности. Оксана внимательно наблюдала за моими действиями. Я включил музыку, а записи у меня были очень душевные: современная эстрада, блатные, цыганские, рок-н-роллы. Возле нас стали останавливаться прогуливающиеся парочки и остановились знакомые УДО из наших четырёх трёхэтажных общежитий с ул. Днепродзержинской. Они поздоровались, я ответил. Они с интересом и вопросом в глазах стали рассматривать Оксану. Я увидел живой вопрос в их взглядах на меня и вынужден был ответить:
- Моя землячка! Проездом ко мне в гости забежала.
   Оксана меня живо и весело поддержала:
- Да, да!  Между прочим в Волгограде первый раз! –и  неожиданно для меня предложила этим парням, - А давайте в картишки сыграем? – достала из своего кармана колоду карт маленького размера.
- Ну, давай… - несколько удивлённо, но с удовольствием ответили парни УДО, - А как? Под интерес, что ли?
- Ну, я бы не против не только под интерес, но денег у меня нет! – ответила Оксана,  с вопросом нагло уставившись на меня и при этом ловко тасуя карты. Моё лицо выражало явное неудовольствие и я сказал:
-Братцы! Вообще-то тут менты ходят и дружинники…
- Нормально, Коммунист, мы секём! – успокоили меня, зыркнув вправо-влево. Они употребили моё погоняло, присвоенное мне моими «сокамерниками», но оно было известно всем, кто меня знал, а знали меня все, проживающие в наших «общагах». Оксана живо перехватила на слух моё погоняло и с сарказмом спросила:
- А ты правда коммунист?
  Я с усмешкой ответил:
- Почти!..
- А ещё народный артист! – сказал другой парень
- Ой! С тобой страшно общаться… - хихикнув сказала Оксана, сидя на скамейке,  и  быстро раздавая карты трём стоящим перед нею парням.
- Да что-то никто не боится меня. – сказал я с усмешкой, глянув на парней.
- Это свой Коммунист! И наш артист! – сказал один из УДО, остальные кивнули.
   Вдруг, один из УДО резко изменил выражение лица и злобно глядя, то на Оксану, то на меня, сказал:
- Э! Подруга Коммуниста, а тебе надо бояться не только его, но и нас! Карты-то у тебя краплёные!
 При этом другие УДО стали щупать свои карты, округляя свои глаза на Оксану.
- Да вы что? – воскликнула она, - Это не мои! Мы в поезде играли с соседями по купэ и они ушли, забыли карты! Вот почему я проиграла! – заплакала она.
  Один из УДО вынул из кармана зажигалку, раздвинув карты веером, поджёг крайнюю и подождав, пока загорятся все, кинул их в урну. Другие парни просто бросили их в урну и отвернувшись, не прощаясь пошли. Один сказал, уходя:
- Землячка достойная у Коммуниста! Лариска бы её оценила как надо!
        Вдруг один из «зэка» остановился и махнул мне рукой. Я встал, подошёл к нему, а он почти шёпотом спросил:
- Ты хорошо знаешь землячку?
- Да не землячка она, - ответил я, - На пересадке на узловой станции познакомился. Второй раз вижу.
- С узлово-о-о-й? Да на узловой живёт народ особого сорта. Там все живут железной дорогой, даже те, кто на ней не работает! Держи атас! Шуллера никогда свои карты не забудут! Брешет она!- сказал он с горькой усмешкой и пошёл.
    Оксана, продолжая плакать, села на скамейку и бормотала:
- Откуда же я знала…
 Стоявшие  три пары, слушая музыку, иронично переглядывались, так как поняли ситуацию с картами Оксаны. Я видел, что переглядываясь, они оценивают и её внешний вид, мягко сказать, не прогулочный… Мне было страшно стыдно! Хотелось взять магнитофон с кассетами, оставить Оксане пакет с харчами и уйти. Но, глядя на неё, жалкую, плачущую, я не смог этого сделать. Я понял куда делись те деньги, которые, якобы, родители передали сестре Оксаны. Хотя странно, что родители её в таком виде, без гостинцев отправили к старшей дочери, наверное,  к семейной. Одна ложь прояснилась, но видимо она не одна.
- А где у тебя сумочка? – спросил я, - У тебя деньги в кармане что ли лежали?
- Они сумочку украли… Я сначала выигрывала, а потом стала проигрывать. Когда проиграла тридцать рублей, то остановилась. Они сказали, что я утром могу ещё отыграться: Утро вечера мудренее, сказали. А утром их не оказалось… И сумочки с оставшимися деньгами и свидетельством о рождении.
- Так ты ещё несовершеннолетняя? – спросил я.
- Ну да… - ответила она, размазывая слёзы рукой без платочка. Я достал из кармана чистый платочек и отдал ей.
- Ой! Спасибо! – благодарно глянула она на меня.
    Слушающие музыку не убавлялись, а добавлялись. У меня стояла кассета, которую я купил в аэропорту с рук за десять рублей. Пел цыганский эмигрант Теодор Бикль. Запись была чистейшая прямо с концерта. Мне, год назад,  в аэропорту предложил эту кассету за десять рублей парень небольшого роста с тяжёлым подбородком и тяжёлым басом. (Позже, через несколько лет, когда я увидел Высоцкого в кино, я понял, что это был он. Он встречал в Волгограде девушку, которая летела из Италии и у него не хватало денег на билет в Москву). Один парень, из стоящих перед нами, подошёл ко мне и, поскольку музыка мешала разговору, нагнулся ко мне и спросил:
- Так это на батарейках магнитофон, что ли?
  Я, смутившись, сказал:
- Нет! Это собственная реконструкция. Аккумулятор воткнул…
- Вот это да! – удивился парень и только он отошёл, как появились два милиционера. Они приостановились, с интересом посмотрели на меня, на Оксану. Она уже вытерла слёзы, но при виде милиционеров, как-то задёргалась, видимо боясь вопросов. Но они отвернулись и пошли дальше, не заинтересовавшись, от чего работает магнитофон. Они были не молодые и видимо с такой музыкальной техникой не встречались. Оксана, да и я, облегчённо вздохнули и переглянулись. Я сказал, нагнувшись к Оксане:
- Если бы они спросили документы, то тебе было бы трудно им объяснить их отсутствие! Ты должна была написать заявление в милиции и тебе бы, наверное,  дали какую-то справку, что ты обращалась.
     Оксана ничего не ответила и покосилась на сумку с нашими харчами, притянула её и заглянула.
- Да! Пора бы нам накрыть поляну, но как-то неудобно перед людьми…
  Оксана, нагнувшись ко мне сказала:
- Меня другой вопрос интересует. Ты не купил салфетки? Мне в туалет надо…
- Забыл. Используй мой платочек, у меня в сумочке ещё есть. Туалет за танцплощадкой.
- Спасибо! – сказала она и ушла.
   Я поставил на магнитофон другую кассету с танцевальной подборкой,  и публика стала танцевать. Я понял, что на лавочке выпить и закусить не получится. Осмотревшись, я увидел в двадцати метрах старую заброшенную эстраду с не большой сценой. Там стоял один фонарь с лампочкой, остальные не горели. Можно отойти и там выпить, и поесть, потому что уже желудок начал требовать. Но как быть с магнитофоном? Я не мог раскрывать секрет моего нарушения, да и забирать музыку у танцующих, как-то было неудобно. Оксана уже возвращалась. Я подошёл к одной парочке, которая внушала мне доверие и попросил, если будут уходить, то нас чтобы предупредили, потому что мы отойдём к эстраде. Они с удовольствием согласились и сказали, что пока не уйдут и поблагодарили за музыку, потому что на танцплощадке играла какая-то неудачная самодеятельная группа местного «разлива».
  Оксане я объяснил,  и мы пошли к сцене эстрады. Я открыл вино, выпили по очереди из моего стаканчика и стали закусывать, поглядывая на скамейку с магнитофоном. Там танцевали  пар пять, а время было уже часов десять вечера. Здесь, вдали от центральной аллеи комаров было значительно больше и мы стояли почёсываясь и отмахиваясь.
 Оксана спросила, уплетая консервы:
- А тебе восемнадцать стукнуло?
- Стукнуло… - ответил я, накладывая консервы на кусок.
- А в армию не идёшь?
- Нет. Летать буду учиться.
- В училище!?
- Нет. По системе ДОСААФ.
- Да-а-а? А что там не только на шоферов учат?
- Нет. И радисты, и танкисты и водолазы и ещё много чего. А на лётчика и Юра Гагарин так начинал учиться.
- Да-а-а? И ты можешь космонавтом стать?
- Я так и планирую. Я ещё пацаном в Москве хотел проситься, чтобы меня отправили в космос вместо собачек!
- Ты чё! Сдурел?
- Почему сдурел? Я был уверен, что вернусь и пользу принесу стране!
- Ну ты, бля, герой!- захохотала она.
  Мне так захотелось сказать ей: Сама ты бля! – но еле сдержался.
Она заметила моё состояние и спохватилась:
- Ой! Извини, я же просто трусиха и мне это не понятно. Я высоты боюсь. А ты и с парашютом прыгать будешь?
- Буду. Но я уже прыгал ещё в пятнадцать лет и чуть не сел на высоковольтную линию. Перелетел через неё…
- Ё-ё-ма, Ё! Ужас! Зачем ты прыгал?
 Я налил  вина, выпил сам, налил ещё и дал ей вино, начиная рассказывать: 
- В 1962 году я поступил в ПТУ в Кировском районе и только неделю проучился. А у нас был второкурсник парашютист и пригласил меня посмотреть на парашютные прыжки команд парашютистов со всей области. Даже ночь переночевал в парке в октябре месяце, ради того, чтобы попасть на машину с парашютистами. На аэродроме оказалось, что в команде нашего района не явился парашютист и команде будет незачёт. Мне предложили прыгнуть, и я не смог отказаться, чтобы не подумали, что я трус. А так как я прыгал в последнем взлёте, а к этому времени поднялся ветер, а у меня был вес меньше всех и меня унесло за пределы аэродрома, да ещё и через высоковольтную линию перелетел. Меня тащило с парашютом ветром по пашне, где были глыбы свежей вспашки и я летел как глиссер по волнам, аж протёр чехол запасного парашюта на груди.
     Оксана хохотала, сгибаясь пополам. А я сказал:
- В этом ничего смешного нет. А вот недавно у нас на врачебно-лётной медкомиссии действительно был юмор. Среди нас был парень деревенский, стеснительный. Мы стоим перед кабинетом хирурга в одних трусах, а нам рассказывают, что хоть врач мужик пожилой, но сидят в кабинете за столом две девчонки студентки в белых халатах. Врач при них всё рассматривает, спереди и сзади, говорит, а они записывают. Нам всем было не по себе, а этот парень, Витя, он деревенский, вообще от стыда заранее с ума сходил. Подходит его очередь, втолкнули его в кабинет… Дальше потом нам уже рассказывали после медкомиссии. Он вошёл, врач спросил имя, отчество, фамилию. Он так стеснялся, что даже невпопад отвечал. Врач говорит:
- Достаньте пол руками!
Витя спускает трусы и достаёт свой предмет, откормленный на сельских харчах…
Врач растерялся, говорит:
- Молодой человек! Я просил достать пол руками!
Витя тоже возмутился и говорит:
- А я что? Не руками, что ли? – зажав его в два кулака.
Когда девочки со смеху упали под стол, он понял, что он сотворил и выскочил из кабинета, как ошпаренный, треснув по лбу подглядывающего…
Оксана со смеху уже готова была сама ползать по асфальту, но нам крикнули с аллеи, что кассета кончилась и я побежал к магнитофону.  Поставил я новую кассету, включил, а люди, между прочим, стали расходиться, говоря спасибо на прощанье. Подошла Оксана с сумкой оставшихся харчей и не допитым вином, спросила:
- Меня там комары съели! А нам не скучно будет до утра? Сумка почти пустая…
Я глянул на часы, и понял, что магазин закроется через полчаса. Я глянул и увидел, что на скамейке на противоположной стороне, но по диагонали сидели парень с девушкой, а значит я Оксану могу оставить одну с магнитофоном ненадолго.
-Посиди пока, я сейчас вернусь быстро!- сказал я и помчался вприпрыжку  в гастроном. Я взял ещё вина и закуски с учётом, чтобы утром  позавтракать и быстро пошёл назад. Возвращаясь, я шёл через тёмный двор и уже подходя к парку увидел освещённую аллею, на которой оставил Оксану. Мне показалось, что скамья, на которой я оставил Оксану, пуста. Я подбежал к проезжей части улицы Дегтярёва, пересекающей мне путь и убедился, что на лавочке Оксаны нет. Куда она могла отойти? Но и магнитофона нет! Я поводил взглядом по парку. На той скамье, напротив, так и сидели парень с девушкой. Я мельком глянул по улице вправо к площади Дзержинского и увидел мелькнувшую за поворот фигурку Оксаны…  с магнитофоном. Я помчался вслед за нею, но остановился и сунул в кусты свою сумку, чтобы не мешала бежать. Я через 30 секунд достиг угла дома и увидел, что Оксана подходит к троллейбусной остановке и крикнул:
- Оксана! –  и увидел, что она вдруг побежала от меня, но оглянувшись и убедившись, что троллейбуса на подходе нет… остановилась. Я подбежал к ней. Она была бледная и тряслась как в лихорадке… и тяжело дыша залепетала:
- Ты так неожиданно меня бросил одну, а там такие пришли и я… я решила догнать тебя… - вдруг она зарыдала. Я взял у неё из руки магнитофон, не очень лёгкий по весу и сказал:
-Ну, пошли, посмотрим какие там пришли. А почему ты пошла в сторону площади, а не к магазину, как мы шли?
-Я от страха всё перепутала! Ой! Я боюсь туда возвращаться! – рыдала она.
- Ничего! Пошли! Не бойся! – я взял её за руку и почти насильно повёл назад. Проходя кусты, где я бросил сумку, я нагнулся, вынул её и пошли назад. Я вдруг вспомнил один важный момент:
-Слушай! А как ты отключила магнитофон от сети? Ты же могла короткое замыкание сделать и без глаз остаться?
-Да я сама не помню от страха, как я отключала!- говорила она, размазывая слёзы одной рукой, так как в другой у неё была сумка с остатками наших харчей.
  Мы подошли к скамейке,  и я увидел, что концы проводов с изолентой торчат сквозь спинку сиденья, но фазный провод грамотно сдёрнут с провода освещения для безопасности… Это так с перепугу?- подумал я и достал недопитую бутылку из сумки с остатками харчей. Посмотрел на свет, там было граммов 150 вина, допил его из горлышка и бросил в урну рядом, где ещё слегка дымились сожжённые карты. Я очень пожалел, что не купил курить. Я решил окончательно бросить курить ещё перед врачебно-лётной комиссией, а вот сейчас… закурил бы. Пойти спросить у парня, что сидит метрах в пятнадцати с девушкой… Но, если начну, а ночью спросить будет не у кого. Ладно! Перебьюсь, хотя происшествие с загадочной  Оксаной мне сильно перевернуло душу. Врёт в наглую! Уйти?
- Лёнь, ну включи музыку, пожалуйста! Хоть душу успокоить! Просто трясётся всё внутри… - сказала Оксана своим воркующим хохлацким говорком, прижалась ко мне правой грудью и,  взяв мою руку, приложила мою ладонь к левой груди.
- Чувствуешь, как сердце стучит? – проскулила она, - Налей мне тоже вина.
   Я достал из кармана свой раскладной стаканчик, взмахом, лихо открыл его и сунул ей в руку. Достал из сумки бутылку, складным ножом поддел пластмассовую пробку, сорвал и налил вино Оксане по самые края. Встал, нашёл в траве длинный фазный провод, проверил конец, подошёл к магнитофону, подключил концы проводов к вилке, забросил провод на верхний провод освещения аллеи, включил магнитофон и поставил цыганские романсы в исполнении Николая Сличенко: «Ми-ла-я! Ты услышь меня-а-а! Под окном стою я-а-а с гита-а-ро-ю!...
Оксана выпила полстаканчика вина, поставила его на скамью и… сорвавшись с места,  плавно закружилась, красиво жестикулируя руками, изгибая чудесную фигурку. Острые вопросы, которые я хотел задать сейчас Оксане… вспорхнули как воробьи с тротуара. Да, она не зря ходила в бальные танцы! Я встал, схватил её на руки и закружился сам с нею под душещипательную песню. У меня в руках была круглая попка и тонкая осиная талия. Оксана одной рукой обнимала меня за шею,  и я так мог кружиться с нею на руках хоть до утра, но она, от избытка чувств, наверное, распахнула обе руки и откинулась назад. Мне стало очень тяжело от нарушения центровки на левую руку. А у меня перед носом возникли два красивых бугорка… Кажется это четвёртый размер, подумал я и опустил её ноги на асфальт.
- Ой, как здорово! – воскликнула она.
- А где же те, от которых ты убегала?
- Да, х-х-рен их знает! – не бросай больше меня, сказала она и допила свой стаканчик.
- Налей мне ещё! – сказала она, и её лицо, вдруг, стало совсем пьяным, - Меня просто развезло! Я хочу выпить!
- В вытрезвитель заберут! – сказал я.
- Ну ты же не сдашь меня, Лёнечка?
- Сдам! Ты не говоришь ни слова правды. Про сестру врёшь, про деньги врёшь, про уголовное дело врёшь…
- Лёнечка! Ничего я не вру! Налей вина! У меня всё в голове перемешалось! Ну помоги мне! – прильнула к моим губам крепким поцелуем. Даже слишком крепким…
Я оторвался от её поцелуя, чувствуя, что верхняя губа увеличилась в размере. Взял бутылку налил вина, выпил сам, налил ей и дал. Она отпила половинку, поставила на скамейку и стала закусывать, глядя мне в глаза, своими вроде бы пьяными глазами.
А ты когда начнёшь учиться на лётчика? – спросила она.
- С первого сентября. – ответил я.
- А девчат туда  к вам принимают?
- Нет!
- А почему?
- Потому что в самолёте  под попой парашют, а на него писить нельзя! Он не раскроется, если что!
  Оксана захохотала и допила вино.
-Слушай, Лёньчик, а я уже спать хочу… - пьяно заявила она, закусывая.
- Я тоже! – ответил я, глянув на пустую скамейку, где сидела пара, - Давай я отвезу тебя к сестре. Не можем же мы ночевать на лавочке? Менты заберут.
- Ну придумай что-нибудь. Ты же говорил, что ты с девочками концерты устраиваешь. Можно же к ним на одну ночь?
- А потом, что? – спросил я.
- Ну, ты же говорил, что завтра получка у вас, ты же поможешь мне?
- Я ради тебя попросил на завтра отгул и моя получка будет только после завтра. Но я не собираюсь отдать тебе получку, а потом просить взаймы. Я никогда не прошу взаймы и не даю взаймы – мой принцип!
- Ну ради меня ты можешь занять у своих ребят?
- А почему я ради тебя должен поступаться своими принципами и нарушать свои планы?
- Ну мне же больше не на кого надеяться… - ворковала она, обнимая меня.
- Я тебе кто? Ты моя девушка, мы с тобой собираемся пожениться? Ты говорила, что у тебя там парень, а его заставили танцевать с другой!
- Ну так его… - и запнувшись, Оксана хотела опять меня целовать.
   Я отклонился и переспросил:
- Что его? Посадили за ту девчонку?
- Ну… Ну с чего ты взял?
- Да с того, что ты ни слова правды мне не говоришь! По уголовному делу ты мне говорила, что тебя на очных ставках допрашивали, а потом забыла и сказала, что тебя не вызывали. Деньги ты проиграла, а не украли их. Шуллера свои карты никогда не бросают. Воры никогда не воруют деньги с сумочкой, потому что это вещественное доказательство. Ты не собиралась ехать к сестре в гости, а сбежала, как с пожара, или чтобы тебя не арестовали. Магнитофон ты не с перепугу отключила, а совершенно разумно, как я объяснял – сняла провод с фазы и безопасно отключила магнитофон. Если бы подошёл троллейбус, то я бы больше тебя не видел с магнитофоном!
- Ты что? – вскочила со скамейки Оксана и совершенно трезво и злобно смотрела на меня., но опомнившись, закрыла лицо руками и изобразила рыдания,  - Как ты можешь так? Я с открытой душой…
- У тебя есть родной человек в этом городе, если ты не врёшь! Только он может тебе помочь! Я тебе ничем не обязан, тем более, что ты меня опозорила перед моими знакомыми!
- Чем? – отняла она руки от сухих глаз.
- Мечеными картами!
- Да не мои же это! – заорала она, - Перед зэками опозорила? Да?
- Да! И они оказались порядочнее тебя!
- Так? Да? – злобно спросила она, испепеляя меня взглядом.
- Да! Так! Тебе дать нож? Ты же хочешь меня убить сейчас?
 Она отвела взгляд и резко села на скамейку.
  Помолчав, она с судорожным вздохом тихо сказала:
- За что же ты меня с говном смешал ? Я так на тебя надеялась…
  Это было сказано так выстраданно, что у меня сердце в груди перевернулось.
- Что ты выдала, с тем и смешал. – ответил я, и сняв мою модную  «стиляжную» куртку, накинул ей на плечи, - Будем дремать здесь и к девчатам я тебя не поведу. Я не хочу, чтобы ты меня ещё перед девчатами опозорила. Оксана дёрнулась при этом, но ничего не сказала. Я притянул её к себе и обнял, левой рукой за спину, а правой, под бюст, поддерживая его на весу. Оксана, как будто опомнилась:
- Я ведь думала, что у нас с тобой будет навсегда… А ты так меня встречаешь…
- А мы с тобой про любовь говорили? Ты мне говорила, что любишь, или я тебе говорил? И что ты думала на всегда? Письма писать?
- Я думала, что я буду твоею навсегда! Я же девушка! Я хотела только с тобой и больше ни с кем…
- Да? Ловлю на слове! Я готов! Тогда поверю! Честное слово!- сказал я.
  Оксана повернула ко мне лицо, вспыхнувшее румянцем, и направила на меня сверлящий взгляд:
- Что? Прямо здесь? – проворковала она, испытующе заглядывая мне в глаза.
- А зачем откладывать наше счастье, если оно рядом? Тогда я поверю, что ты моя!
- Ну почему я должна тебе верить, а ты мне не веришь?
- Верю, верю всякому зверю, а вот тебе, ежу, погожу… - ответил я.
- Так получается я проститутка? Не по любви, а за деньги должна отдаться?
- А я, по-твоему,  кто? Лох, который первой встречной должен отдать месячный минимум, а потом побираться, чтобы не сдохнуть с голоду. За ту лапшу, которую ты мне накручиваешь на уши. Так?
- Ну я согласна подтвердить, что я с тобой  хочу серьёзно, но не в таких же условиях… Ты завтра придумаешь что-нибудь насчёт уюта?
- Завтра у нас не будет. Утром едем на вокзал и пишем заявление в ментовку или я покупаю тебе билет домой.- ответил я, как отрезал. Оксана вздохнула и легла ко мне на колени, забросив ноги на скамью. Стало прохладнее, а через час начнёт светать, будет ещё свежее. Ладно! Переживём! – подумал я, подставляя под правый локоть магнитофон. Из моей сумочки, похожей на полевую офицерскую, но из чёрной кожи, я достал блокнот и автокарандаш. В голову лезли ядовитые рифмы. Примерно за час я написал Оксане прощальный стих. Несколько раз редактировал, стараясь смягчить, чтобы она сразу не выбросила. Получилось вот что:
Я так старался всем светить,
Но, вдруг, неведомая тучка
Закрыла путь моим лучам –
С фигуркой, шустрая летучка!

И не пойму, зачем она
Передо мной хитрО клубится?
Чтобы согреться, а потом
На весь народ дождём пролиться?

А обижаться на меня
Конечно, будет наш народ!
Светить я людям обещал,
А ливнем смоет огород!..

Хочу я в космос полететь!
Я космонавтом хочу стать!
Меня ты, тучка, непогодой
Лишишь возможности летать!

Не порти, тучка, нам погоду!
Лети – откуда прилетела!
А у меня тут без тебя
Есть план ответственного дела!
    Глаза у меня стали закрываться сами собой. Небо уже светлело, и я позволил себе заснуть. Через час я проснулся  от холода и от того, что дворник ширкал по аллее сухой метлой, приближаясь к нам. Он поднимал клубы пыли, сам работая без респиратора или марлевой повязки. Я почувствовал, что ноги у меня задубели под тяжестью Оксаны, а спина задубела от утренней прохлады. Осторожно я стал поднимать Оксану. Она очнулась, села, встряхнула головой.
- У тебя нет расчёски? -  спросила она. Я взял у неё куртку, достал из кармана расчёску, дал ей, а сам надел куртку, сообщив, -  Не знаю, чем мне обойдётся этот ночлег. Спина от холода ледяная.
- Ты собираешься меня отправить домой, так поехали на вокзал. Троллейбусы уже ходят?- спросила она холодно, с обидой, нервно расчёсываясь.
- Пожалуй да. Пошли, а то сейчас пылью нас накроет этот дикарь.
  На троллейбусной остановке мы присели, чтобы дождаться троллейбуса. Я достал из сумки с продуктами две ромовые бабы, которые специально покупал для завтрака.
- Держи ромовую бабу! – сказал я, протягивая Оксане. Она вздрогнула, изменившись в лице и отодвинулась от меня.
- Нет уж! Спасибо! Я не ем ромовые бабы… Наелась!
  Вместо троллейбуса первым подошёл автобус №1 ГЭС – ВОКЗАЛ. Мы сели и поехали. В автобусе сидели несколько человек. Я сел специально на заднее сиденье, поближе к двигателю, чтобы согреть заледеневшую  спину. Кондуктора почему-то не было. На остановке напротив завода «Баррикады»,   зашла в автобус… кондукторша со знакомым лицом… Она поздоровалась с водителем, взяла у него сумку с мелочью и пошла по автобусу «обилечивая» пассажиров. Подойдя к нам, она протянула руку, не глядя на меня взяла у меня мелочь, протягивая билеты, она мельком глянула на меня, а я, улыбаясь, смотрел на неё восторженно распахнутыми глазами. Она секунды две смотрела на меня, а потом вспыхнула улыбкой, но мельком глянув на Оксану, она отвернулась и пошла. Оксана перехватила наши взгляды и почему-то тоже покраснев лицом, прошипела:
- Нич-чё себе! Знакомая или любовница? Хотя у тебя, наверное, полгорода здесь любовниц. Холостой, вольный казак! А я должна тебе верить?
- Ничего ты мне не должна! И я тебе не должен! – ответил я и отдал ей листок со стихотворением. Она прочитала и  отвернулась к окну.
  Я думал над неразрешимым вопросом. Подойти или нет? Неудобно перед Оксаной. Да кто она мне эта Оксана? Ну, а эта… кажется Лариса. Ну очень яркие воспоминания… А встретились полгода назад мы  вот как:

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ В ТЕАТРЕ! И НЕ ТОЛЬКО...
Сегодня наш Народный драматический театр Волгоградского тракторного завода ставил очередной спектакль, а после спектакля хотели с коллегами отметить сразу два дня рождения. Мои 18 лет и Ларискины 21…
К вечеру на моём лбу уже не было  шишки. А ссадину мне легко замазала наша  гримёрша - Маша. Шишку я набил с помощью Ларискиного несостоявшегося жениха сегодня утром, так как я бросился на него, а он… всего-навсего отклонился и подставил мне ногу…
Зал был полон. Были и наши «зэка». По тому, как Лариска была «зажата»  в своих действиях  даже  в той мизансцене, на которую дал «добро» режиссёр, я понял, что этот гад  - в зале. Она только сделала то, что мы делали на репетиции, но того, ради чего режиссёр на это пошёл… не было! Она была для меня… как бревно! Того чувства взаимности, как было на репетиции, в первый раз и в дубле, я не ощутил…  Но зал рукоплескал, ничего не поняв, потому что я  своей влюблённой душой откровенно пытался растопить душу Лариски. Она сделала вид, что это случилось! Но наши артисты поняли, что это не естественно. После спектакля нас три минуты не отпускали зрители аплодисментами. Но когда я попытался увидеть Лариску после занавеса…. То я её не увидел,  и меня  артисты поздравляли с Днём рождения  одного. Оказывается, к нашему дню рождения очень готовились…  Артисты создали целый сценарий к нашему Дню рождения!  Но всё было рассчитано именно на двоих и в поздравительных стишках,  и в тостах наши артисты постоянно заикались по готовому тексту, потому что второго адресата не было. Много хороших слов было сказано в адрес  меня,  и моего совершеннолетия. После короткой официальной части и распития  одной бутылки шампанского на двенадцать человек, включили магнитофон с  бодрым рок-эн-ролом Елвиса Пресли. Я вышел  и с горечью в душе хотел выдать «соло», но вышла Жанна и поддержала меня. Я  попробовал её использовать «вручную», а она оказалась к тому готовой,  и у нас это получилось без всякой репетиции, весьма не плохо.  Она всех ослепила своими красивыми , ажурными трусиками, когда я её кидал через своё плечо. Я это тоже видел в наше большое  зеркало студии.  Даже последний раз я её пропустил между моих ног,  и она оказалась у меня на спине. Она удивительно чувствовала меня и была очень лёгкой.  Яков Захарыч  хлопал в ладоши, чуть не отбив их, а артисты вообще чуть не упали со стульев. Но Лариски очень не хватало…  После уборки посуды Жанна не торопилась домой и всё время, как-то «тёрлась» возле меня. Я вынужден был предложить ей проводить её домой,  и она с готовностью согласилась. Выйдя из ДК,  я подумал и решил, что неудобно будет провожать такую «мамзель» на троллейбусе и взял такси. В машине мы сидели рядом и  Жанна, положив мне горячую руку на колено, заглядывая в глаза, спросила:
-Страдаешь по Лариске? Напрасно! Хорошо, что ты не видел, как она увивалась вокруг того мужчины на Новый год! Даже жалко её было за её унижение! Ты бы не пережил этого!
     Я мельком глянул на лицо Жанны и увидел как её губы, превратились в две тонкие «змеючки», да и щёлочка рта её, в общем-то симпатичного, сейчас была, похожа на кривую прорезь. Я подумал, что ей суждено играть всю жизнь только отрицательные роли… и ничего ей не ответил.
   Никак я не ожидал, что она может меня пригласить домой на чай. Однако,  она  пригласила и я вынужден был отказаться, потому что своими выпадами в адрес  наших отношений с Лариской, она меня окончательно отвернула от себя.  Она не ожидала, что я откажусь, но  до уговоров она не опустилась. Она резко отвернулась и побежала по ступенькам к двери подъезда, споткнувшись на самом верху, так как, наверное,  слёзы застлали ей глаза. Судорожно вздохнув, я пошёл на троллейбус. В троллейбусе, стоя в толпе пассажиров в тяжёлой задумчивости, я вдруг уловил какой-то испытующий взгляд, направленный на меня. Это был  светловолосый, почти рыжий,  худощавый  парень, который приняв, какую-то неудобную позу, даже присев,  над чем-то старательно трудился, прильнув к женщине в шубе. И, вдруг, я понял, что он лезет к ней во внутренний карман. Он, видимо, достигнув желаемого, отклонился от неё, выпрямился  и направился сквозь толпу к двери на выход. Я резко его схватил за воротник, одной рукой и, за  правую руку,  другой рукой.
-А, ну стой! – сказал я, - Женщина! Посмотрите! У вас всё в кармане на месте?
 Она быстро полезла в карман и заверещала:
-Кошелёк! Ой! Деньги!
    В это время троллейбус остановился возле Дома офицеров на площади Ленина  и мы вышли втроём на остановку. Парень с готовностью демонстрировал пустые свои ладони, удивлённо тараща на  нас  невинные глаза. Я быстро полез в карманы его демисезонного пальто, но там ничего не было. Вдруг мне показалось, что пола его пальто, коснувшись моей ноги, продемонстрировала массу бОльшую, чем нормальная. Я понял, что в кармане есть дырка и, сунув руку, обнаружил её. Тут же из кармана я достал кошелёк и показал его женщине.
-Мой! Мой!- закричала она, выхватив его  из моих рук.
-Пойдёмте в милицию. Тут рядом за Домом офицеров! –сказал я.
-Не надо милицию! –сказал женщина и запрыгнула  в троллейбус. Дверь закрылась и мы остались с вором вдвоём. Он захохотал:
-Ну, что, герой? Получил? А от меня не хочешь получить за оскорбление? Ты же меня вором  представил! А я чист, как стёклышко! За что же ты меня так?
 Я был зол от того, что вор смеётся надо мной, а я, как оплёванный,  в его глазах. Я сделал шаг в его сторону, но он отпрыгнул от меня и махнул перед моим лицом рукой,  зажатой в кулак.
-Хочешь без глаз остаться? Запросто! Попишу! Лезвие! – сказал вор, - А я бы мог и не предупреждать! Не суй свой нос, куда не просят! Я не знаю,  почему я тебя пожалел! Морда у тебя, как с иконы снятая! Молись своим ангелам –хранителям!
  Я опустил голову и сказал:
-Было бы здорово в свой день рождения стать слепым  калекой  на всю жизнь…
-Ха! Так у тебя День рождения? Ну, ладно! Хрен с тобой! Пошли в кафешку! Я угощаю и заодно поговорим с тобой – кто из нас прав!
   Мне было так плохо, что от предложения выпить я не отказался. Мы зашли в кафе, сели за столик и вор пригласил официантку.   Только она ушла за заказом, вор воззрился на меня испытующим взглядом.
-Ну, ты кто? Студент? Папин, мамин сынок? Одет-то ты прилично!
-Электрик я с Тракторного! В общаге живу с зэками…
-Ох! Ничо себе! – воскликнул вор,  - А по тебе и не сказал бы! Рубашечка беленькая, галстук… А! Ну, День рожденья же! Понятно! А почему трезвый? Не отмечал ещё?
-Отмечал. Девчонку проводил домой на Аллею Героев и ехал в общагу.
-А где отмечал-то? В ресторане, что ли?
-В театре!
-Во! – захлебнулся воздухом вор.
-В нашем театре Тракторного завода!-пояснил я.
-Ещё и такой есть? И как же ты такой с зэками живёшь? Как они тебя терпят? Может у тебя и погоняло есть?
-Есть. Коммунист!
-Ха-ха-ха! – заржал вор,- Ничо не понимаю!
 На нас обратили внимание,  и вор стал говорить потише, пригнув голову к столу и воровато  зыркая по сторонам. Нам принесли по стопке коньяка и по шоколадке – батончик.
-Тебя-то как кликать?- спросил я.
-Тощак! – хмыкнул он.
-От слова «тощий»? – спросил я.
-От слова «тащить»! – поправил он меня.
Мы, стукнувшись, собирались выпить, но вор, задержавшись, спросил:
-Ну, и сколько же тебе, Коммунист,  треснуло?
-Восемнадцать!
-Да-а! Я вижу – усики ещё ни разу не брил! А ресницы у тебя – девки позавидуют! Как я их лезвием не подбрил? Крепкие у тебя ангелы-хранители! Девки, наверное, штабелями перед тобой валятся? Да?
-Не те, перед которыми я валюсь?
-Ну, это уж так повелось!.. Ну, давай, Коммунист! Ха! С Коммунистом пью! Ты и правда что ли коммунист?
   Мы выпили и я ответил, закусывая шоколадкой:
-Вступать буду! Зэка сказали – надо!
-Ничо себе! Гребанутые какие-то у вас зэка! – сказал он матом, - Ну, значит, ты у них в деле! Чтоб выглядеть перед вертухаями! Понятно!
-Да,  ни в каком я не в деле! Раз, правда, ходил с ними на, гоп-стоп, вернее сам их водил…
-Ну, ни хрена, себе! Вот это коммунист!
-Мы не людей грабили, а грабителей! Экспроприация экспроприаторов! Узнали случайно, что соседи идут на гоп-стоп, а я то место хорошо знал. Сделали засаду. Операция прошла удачно!
-А вот это не дело! Если бы узнали, вас бы замочили! Не суй своё рыло в чужое дело!
-Так меня хотели повесить! Не получилось…
-Я же говорю – у тебя ангелы-хранители серьёзные! Слушай! Давай ещё по сто?
-Нет! Я есть хочу! Всё время закусываю, а жрать-то надо? – повернулся и пригласил официантку.
-Я беру поллитра коньяка и второе! Эскалопа будешь? Я угощаю! У меня вопросы к тебе!
-И у меня вопросы к тебе! Но поллитра, не много будет? Мне много нельзя! Я на работе! И другие ещё обстоятельства есть…
-Ничего! Справимся! Не часто бывает 18 лет! Не так я думал отметить! Совсем не так! – сказал я, расхрабрившись и «распустив хвост» как павлин, - Ты вот всё время про ангелов-хранителей вспоминаешь! Ты-то что и кто? Неужели верующий?
-А как же! Все под Богом ходим!- сказал   и вынув с шеи нательный православный  крест, он показал мне.
- И как же понимать? Ты у людей кровные, воруешь! Душу им рвёшь! Как это с Богом совмещается?
-Ты потише ори!-  вполголоса, пригнувшись к столу сказал он, - А насчёт трудовых… Не у всех они трудовые. С трудовыми вот такие мадамы, которую ты,  рискуя собственным здоровьем, сегодня спас… Извини! Не ездят! Я по полёту определяю, у кого можно взять. Трудовые попадают редко! Но, в конце-то концов, я не волк и глотку не рву! А откусил кусочек – больно, но поправимо! И опять же наука! Не зевай!
-Но ты же против  общества поставил себя! Общество ведь к чему-то светлому движется, а ты  не просто в стороне! Ты против!
-Знаешь что, Коммунист? Ты обществом называешь стадо баранов! И ты не видишь, куда оно движется и кто это стадо погоняет! У кого кнут? У тех, кто смеётся над этим стадом и живёт припиваючи и припеваючи! Но они поют не «Смело, товарищи, вногу!»  Эту песню мой отец пел, шкандыляя на деревянной ноге – инвалид войны! Царство ему небесное! Он говорил, что его этой песне научил его отец большевик-подпольщик, которого расстреляли в 36-м году! А я с братишкой и матерью алкашкой живу в бекетовских бараках, которые нигде уже не значатся! Знаешь, что такое Бекетовка?
-Знаю! Я окончил ГПТУ-14, бывшее ТУ-3!
-Во! Земляк! Так это мы вас пи… молотили?
-И мы вас пи… молотили!
-Да, уж куда там! Вы Старую Отраду на всю жизнь запомните! Как только мы приходили на танцы в Спутник, так вы через забор прыгали в кусты! Ладно! Не о том речь, как растопить печь, а как в ней самому  не поджариться! И я тебе говорю! Что я тоже под Богом хожу, потому что у меня мать – алкашка и брат младший! И я за них перед Богом в ответе! Больше я ничего делать не умею и учиться у меня нет времени, потому что надо их кормить  и себя. А ещё братишку на ноги надо поставить. И вот тут у меня большая заковыка! Поставить его в ваше дурацкое стадо? Не хочу! Я стою в стороне и мне виднее, куда  и кто гонит это стадо! Сделать братишку   вором? Тоже не хочу!
-Ты сидел в тюряге?
-Пока Бог миловал! – он перекрестился.
-Давай я тебя устрою на завод в наш цех!
- Ой! Ты за меня поручиться хочешь? Ха! Воспитатель нашёлся! Да я в первый же день всю раздевалку вашу обчищу и смотаюсь! Никогда не бери на себя ответственность за вора! Вор – он всегда вор! Он не случайно оступился! Он встал на эти рельсы и будет по ним катиться до конца!
   Мы к тому времени уже выпили полбутылки коньяка и съели  по порции эскалопа. Вор заметно «закосел» и разоткровенничался.
- И ты хочешь, чтобы твой братишка катился по этой дорожке? Ты сам жизнь видел? Нет! И не увидишь! Что ты о мире знаешь? Ничего! И братишка твой не узнает! Ты книжки читал?
-Не ссы! Читал!
-Да! Я в кино видел – одна девушка сказала: Я много книжек прочла! Штук пять или шесть! Ты хочешь мир повидать? Ты хочешь, чтобы братишка твой вот этот мир переделал, если он не справедлив?
-Этот мир не переделаешь! Всегда говно будет плавать сверху! Запомни! И если хоть один чистюля,  вроде тебя, вынырнет случайно, как увидит, чем там пахнет и назад нырнёт, если сам не пожелает скурвиться и вонять как все! Были большевики-мечтатели, вроде моего деда, шли  «смело товарищи в ногу!», но сволочи переломали им ноги и взяли вожжи в свои руки. И с тех пор так и идёт! Наверх выбивается только говно!
  Я подумал: А Вова Сергеев тоже о том же говорил!  - и налил ещё по полной стопке…
      Я очнулся от  нервного испуганного шёпота мне на ухо. Одновременно мне кто-то зажимал рот:
-Тихо! Молчи, ради бога! Лежи не шевелись! Муж пришёл! Неделю козла не было! В этой комнате света  нету, он заснёт,  потом ты встанешь!
     Я оцепенел от ужаса! Где я? Кто эта женщина, которая лежит рядом со мной под одеялом и всем телом загораживает меня собою, вдавив меня в стенку квартиры. Я с ужасом ощутил, что я совершенно голый. А-а-а! Вспомнил!..
Я спал в автобусе №1 в сторону Тракторного,  меня тормошили и я очнувшись увидел, что меня тормошит симпатичная  кондукторша и смеясь говорит:
-Сосед! Вставай -  мы приехали! Нам выходить! С Днём рождения!
-Спасибо! Откуда вы знаете, что у меня День рождения?
-Ну,  друг твой рыжий сказал, который тебя посадил! И сказал, что  доверяет тебя мне!
    В это время она меня подвела, почти  подтащила к кабине водителя через весь салон пустого автобуса и сказала:
-Петя! На тебе сумку! Деньги я посчитала, сумма там на бумажке! Я с соседом выхожу! Пассажиров больше нет! Всё пока!
   Я ничего не понимал и не понимал, где мы выходим. Лишь когда захлопнулась дверь автобуса,  и мы остались с этой симпатичной мадам вдвоём на тротуаре, я понял, что это главная улица на всю северную  часть Волгограда – проспект Ленина. Но это не там, где мне надо было выходить. Это не Тракторный район, а кажется «Баррикады»! И куда она меня ведёт?
-И куда мы идём? –спросил я милую женщину, ведущую меня под руку.
-У меня переночуешь! Раз друг тебя мне доверил – я не могу его подвести! Ну, и я за твой день рождения чуть- чуть пригублю! У меня есть кое-что в заначке! Тебе во сколько завтра вставать? Я выходная!
- Я тоже выходной!
-Ну, тем более! Торопиться некуда!
   Помню, что её звать… кажется Лариса! Или это я её так назвал? Вкусную картошку с тушёнкой она пожарила! По стопке мы выпили, а потом… я полез к ней целоваться, а она… так мои губы засосала! Ох! Верхняя губа с одной стороны  у меня в два раза больше!   Ух, ты ! Не симметрично! Ой! Что мы творили с нею на диван-кровати! Вернее  она со мной творила! А однажды… потеряв  силы она упала своей полной грудью мне на лицо и чуть не задушила! Она всё выясняла у меня – первая она у меня или нет? Я сказал, что первая! Как она обрадовалась! Вот дурища! Какая ей разница?
    Она опять зашептала мне на ухо:
-Всё! Захрапел козёл! Тихо вставай в ту сторону, через подлокотник, сейчас я тебя выведу в коридор, а потом одежду принесу. Осторожно! Посередине стол стоит! Свет в коридоре включать  не будем!
    Она меня одевала судорожно. Труднее всего мне дались носки и я чуть не упал в темноте. Она меня вытолкнула за дверь и я выскочил пулей из подъезда двухэтажного кирпичного дома. Сначала я забежал за угол, а потом стал пытаться ориентироваться, в какую сторону мне идти на проспект. Посмотрел на часы… Слава Богу! Часы на месте. Часы отца – «Победа!» - мой талисман, оберег!  Полпятого утра. Трамваи, троллейбусы, автобусы ещё не ходят! Такси? А деньги есть? Пощупал в кармане – есть, как ни странно! Но спустил, конечно, я вчера копеечку хорошо! Спасибо, что вор поступил со мной честно. Вполне мог обчистить карманы и часы снять.  Надо до получки дожить без долгов… Побегу трусцой по шпалам  трамвая. За этим ритмичным занятием я задумался и погрузился в воспоминания. Вот это я отпраздновал своё совершеннолетие!
   Вспомнились горячие судорожные объятья Ларисы! Ох, как жаль, что это была не та Лариса! Но в темноте для меня она была ТА! Я удивился сейчас, уже вспоминая, как женщина может откровенно, до самого дна выплеснуть свою наболевшую тоску! Какая прелесть! То что было у меня с Таечкой – где-то,  как-то, украдкой и с оглядкой – было совсем не то! Но это!... У меня от воспоминания закружилась голова и я остановился… меня пронзил как стрелой звон трамвая и я спрыгнул с рельсов. Трамвай неожиданно остановился и открыл дверь.
-Садись! Ночной спортсмен! – сказала с усмешкой кондуктор и я запрыгнул на подножку.  Я полез в карман, но она сказала:
-Да не надо! Хорошо прошла ночка? Чего так рано закончил? – испытующе с ухмылкой глядя на меня, спросила пожилая кондукторша. Водитель тоже женщина, но помоложе, тоже участливо скосила  на меня глаза в открытую дверь. Я, поколебавшись, ответил:
-Муж пришёл неожиданно!
-Во как! - захохотала кондукторша, -  Это он тебе губу так разукрасил?
-Нет! Она перестаралась!
- Нехорошо к замужним-то ходить! У нас незамужних, хоть пруд пруди! – сказал кондукторша.
-Я не знал – это во-первых! А во вторых, его неделю дома не было и она уже  не ждала его!
-А-а-а! Ну,  тогда простительно! А то я хотела тебя выгнать из трамвая, кобеля молодого! Как же муж отнёсся?  Ты убежал, а он ей звездюлей навешает наверное?
- Он не пришёл,  а приполз! «На ушах», как говорится и не заметил…
-На рогах, а не на ушах! Так точнее будет!- сказала кондукторша и трамвай остановился на конечной у завода.
В общежитии я прошёл мимо вахтёрши, поджав отсосанную губу. В комнату зашёл тихо, все ещё спали и я, не включая свет, при открытой двери стал раздеваться, чтобы лечь спать. Эдик, мой сосед по спаренной кровати поднял голову и едва приоткрыв глаза спросил:
-Ты где был? Мы уже думали, что тебя опять блатные подловили…
-Всё нормально! – ответил я, - Задержался в пути. – в это время я снимаю брюки и, вдруг, понимаю, что у меня нет трусов. Это с удивлением видит Эдик и начинает хохотать, а ребята  сонно поднимают головы с подушек и включаются во всеобщую «ржачку». Я натянул назад брюки и бросился закрывать дверь комнаты.
   Пришлось рассказать  моим сокамерникам всё по порядку. Эдик сказал:
-Да, коммунист! Тебя отпускать без поводка нельзя! Карманник свободно мог тебя калекой оставить - ни за хрен собачий! Он был прав! На то и щука, чтоб карась не дремал! И муж мог тебе башку проломить и был бы прав! Но отметил ты совершеннолетие классно, а главное с Лариской! – закончил он,  вытирая слёзы от смеха, - За трусами не вернёшься к Лариске?
- Пора твоим перевоспитанием заняться… - сказал Юра Москвич.
    Часа через два Эдик меня разбудил, прикоснувшись  к моей голове бутылкой холодного пива:
-Вставай! Мы тоже хотим тебя поздравить! Всё уже на столе!
  Да-а-а. Не думал я, что встречу эту горячую кондукторшу, с которой нечаянно отметил своё совершеннолетие… Но меня просто влекло к ней сейчас! Навязалась эта Оксана! Я положил магнитофон на сиденье и встал.
- Я сейчас! – сказал я Оксане и пошёл к кондукторше, которая вернулась опять к кабине водителя и стала с ним разговаривать, мельком поглядывая на меня. Я подошёл,  улыбаясь,  и спросил:
- Мне кажется я не случайно встретил вас сегодня, мадемуазель! И я рад.
- Ну я тоже не ожидала, но тоже рада.. – сказала она отходя от кабины водителя.
- Я правильно запомнил имя Лариса или нет? – спросил я.
- Хорошая у вас память! – смущённо сказала она, - И у меня на память что-то осталось.
- Неужели не выбросила?
- Нет! Храню! – засмеялась она, - Может потому и встретились! А ваша подруга без вас выходит?
  Я оглянулся назад и увидел, что Оксана выходит на остановке  в заднюю дверь с магнитофоном и пакетом… Дверь закрылась и автобус тронулся.
- Стойте! – заорал я, - Откройте переднюю!
Водитель резко остановил автобус, открыл дверь и гавкнул на меня:
-  Хотите, чтоб меня оштрафовали?
 Я выскочил в диком бешенстве… Оксана стояла, глядя на меня из под рыжей чёлки. Я подбежал к ней.
- А не пора ли тебе по роже дать? – тихо спросил я вибрирующим голосом.
- А я при чём? Ты совсем голову потерял! Я тебе махнула, что выходим! Я думала, что ты видишь!
- Зачем ты здесь вышла? Это что? Вокзал?
- Это Мамаев курган! Я не была здесь и хочу посмотреть! Я имею право? – вдруг заплакала она. В виду раннего времени людей на остановке не было, но всё равно мне было неудобно, что передо мной плачет эта странная подруга.
- Хорошо. Пойдём… - сказал я, забирая у неё магнитофон и пакет.
 Пока поднимались по ступням, она размазывала слёзы ладошкой и я отдал ей второй свой платочек, на что она даже спасибо не сказала.
- Ну ты можешь мне что-нибудь рассказать, как тут происходило? – спросила она.
- Я не экскурсовод. Одно могу сказать, что тут отец мой воевал и ему в бою исполнилось 18 лет 14-го января 1943 года, а через две недели они закончили окружение армии Паулюса.
- Какого Паулюса? – спросила она.
   Меня так возмутил её вопрос, что я еле сдержался, чтобы не ответить ей нецензурно. В какой же школе она училась и кто её преподаватели, если она такая тёмная в истории? А она продолжила:
- Ты тоже в бою отмечал совершеннолетие?
- А то-о-о-о! – ответил я и вдруг вспомнил, что я в день рождения чуть не лишился глаз, задерживая вора, а потом… Эх! Опять потерял Ларису!.. – Слушай! Вот здесь звуковым оформлением воссоздаётся та обстановка. Дальше мы прошли в траурном молчании. Лишь в Пантеоне славы у факела вечного огня она сказала, что жалко, что мы без цветов. У подножья Матери-Родины она задрала голову вверх и упала бы, если бы я её не подхватил. Оказывается у неё закружилась голова… У меня тоже от бессонной ночи  и нервов ощущалось, будто это всё во сне со мной происходит и пора бы проснуться.
- Так! Всё! Экскурсия окончена! Поехали на вокзал, иначе я прямо тут сейчас усну.
- Ложись на лавочку, поспи, людей нет, а я покараулю…
- Ха! – сказал я, - Это тебя надо караулить! Поехали!
  На вокзале я сказал:
- Пошли, прикинем, на какой поезд тебе лучше взять билет.
- Не надо! Я сама возьму! Дай мне денег. Я пойду в туалет схожу, а потом пойду в кассу.
  Я вынул и дал ей пять рублей.
- И это всё? – обескураженно спросила она.
- Да! Шесть рублей стоит билет на самолёт до Цимлянска, а это поезд. Здесь на два билета! Пока! Счастливо добраться без карт.
- Ну ты мне хоть сумку с харчами дай на дорогу.
- Там бутылка вина начатая! Тебе что ли на дорогу дать? Вот тебе Ромовая баба, если хочешь!
- Подавись ты своей Ромовой бабой! – злобно сказала она и резко пошла от меня. Она пошла в сторону туалета вниз, и я почему-то тоже пошёл за нею. Я увидел, что она свернула не к туалету,  а к автоматическим камерам хранения. Я пошёл за нею, слегка замешкался в дверях и увидел, что Оксана уже идёт назад с дамской сумочкой подмышкой. Увидев меня, она вспыхнула взглядом, резко развернулась и пошла назад к другому выходу, убрав сумочку из подмышки.
  Я остановился. Мне так хотелось плюнуть ей в глаза… Да пошла она! Рад, что развязался…
  Но мне предстояла ещё одна встреча с этой Оксаной при очень особых обстоятельствах.
  Я с первого сентября стал после работы учиться в Обкоме ДОСААФ (Добровольного Общества Содействия Армии, Авиации и Флоту) на пилота истребителя. В связи с этим меня перевели работать только в первую смену. Но поэтому меня часто просил энергетик выходить в выходные во вторую смену и вот в декабре во второй смене я совершил страшную аварию. Я своей отвёрткой сделал короткое замыкание на 380 вольт при очень большой нагрузке. В личном плане у меня была такая обстановка… Я познакомился с очень фигуристой девушкой, которая была на пять лет старше меня, а жила она на квартире в частном доме возле того Комсомольского парка, где я с Оксаной коротал летом ночь. Я жил на два «дома». И в общаге я бывал и с Татьяной жил почти постоянно, а она во мне души не чаяла и я в ней тоже.

ВСТРЕЧА СО «СЧАСТЬЕМ»!

         В декабре мы были во второй смене и меня перед обедом увезла «скорая помощь», так как я  совершил аварию и был сильно обожжён вольтовой дугой… Это было в декабре  в шесть часов  вечера перед обедом который во второй смене бывает с семи до восьми часов вечера. Там сгорели  мои брови и ресницы, но не любовь Татьяны.
      Это случилось в первый год моей самостоятельной работы  электромонтёром автоматических линий в цехе Сварных Рам Волгоградского Тракторного Завода. Я закончил училище с присвоением третьего разряда. Быстро освоился на работе, показал себя и меня перевели на работу особой сложности - по обслуживанию трёх автоматических линий с присвоением 4-го разряда. Ну, конечно, в таком возрасте элемент самоуверенности вплоть до зазнайства присутствовал. Работая во второй смене, вечером перед обедом, где-то в 18.30 часов я сделал по неосторожности  «короткое замыкание» на линии 380 вольт, в том месте, где нагрузка была очень большая и замыкание перехлестнуло на три фазы, так что выбило защиту на подстанции не только нашего цеха, но и соседних: цеха Шасси, Трансмиссии -1, Трансмиссии-2, которые находились с нашим цехом под одной очень длинной крышей. Помню невероятную тишину от того, что остановилось оборудование,  из- за грохота которого в рабочее время не было слышно собственного голоса. Полная темнота и в глазах стоит вспышка. Вспышка  «вольтовой дуги» фактически длится доли секунды, но температура её тысячи градусов – металл горит брызгая в стороны  раскалённой «слюной»!.. Сразу я забеспокоился о глазах. Схватился за глаза… Их нету! Ресниц, бровей, самих глаз я не ощутил, только впалые глазницы и всё это очень, очень сухое… Мелькнула жуткая мысль, что это мои глаза стали такими!   Я рванул ногтями по щекам, что-то треснуло и один глаз открылся, я рванул сильнее по второй щеке и так же треснув, открылся второй глаз. То есть, веки были спёкшимися от температуры. В центре продолжала стоять вспышка, а боковым зрением  я видел, что валяется на полу и горит трёхфазный аппарат, который  сорвало со стены страшным взрывом от короткого замыкания, благодаря «моим стараниям». Ко мне бежали люди со спичками,  с зажигалками. Подбежал энергетик:
-Ты как!? Глаза целые?
-Целые… - и я почувствовал, что у меня начинают гореть болью мои губы и  кожа на поверхности кистей стала сокращаться и  кисти стали пытаться загибаться в обратную сторону. Воздух был наполнен каким-то палёно-сладковатым запахом и я сообразил, что  это «моё жареное мясо» так воняет…
-Сам дойдёшь до медпункта?- спросил энергетик.
-Дойду! – ответил я и пошёл, натыкаясь в темноте на людей, потом  адская боль стала «накрывать» меня, как будто меня опускали в кипяток, а я ничего не мог сделать и я бежал, сшибая в темноте людей.  Не помню, как я поднялся на второй этаж  длиннющего коридора, где примерно в середине его был медпункт. Помню, что у меня по  пути разгорелись тлевшие рукава и я их тушил разминая руками с потрескивающей от сухости кожей.  Пролетев этот коридор весь,  я  упёрся в его конец и заорал:
-Где медпункт!?
Мне сказали, что я его проскочил и я рванулся  назад и, наверное,  опять бы проскочил мимо, но открылась дверь сбоку и вышла бабулька  в белом халате с керосиновой лампой.  Я подбежал к ней и засунул её назад в кабинет, а она, увидев мою страшную рожу, чуть не упала вместе с лампой.  Она пыталась меня усадить на стул, но я лез к зеркалу. На моей черной роже были белые  царапины от моих ногтей, когда я открывал запёкшиеся глаза и содранная чёрная шкура  бескровно висела лентами у меня на щеках.  От бровей и ресниц не было даже намёка. Меня колотила какая-то беспокойная мысль, что я должен что-то быстро делать, чтобы уйти от этой жуткой боли! Бежать!!! Но куда? Я же прибежал! И я заорал на бабку:
-Ну, делай же что-нибудь !
-Сейчас, сейчас… трясущимися руками она поднесла ко мне ванночку с розовой марганцовкой и стала протирать мне лицо. От тёплой воды мне стало ещё больнее! Я заорал:
-Спирт есть?
-Есть только для инъекций, для ожогов нельзя…
-Можно, вовнутрь!!!,- орал я.
Бабка взяла со стола флакончик со стеклянной пробкой, но я выхватил его, вытряхнул жидкость  в стакан, выпил и  кажется запил из под крана, а потом стал мочить лицо из под крана, мочить руки  по самые локти, потому что  злое пламя  «вольтовой дуги»   залезло и в рукава. Горело лицо, шея, руки, сильнее всего горели губы… И я полоскал и полоскал холодной водой сгоревшие места, а бабка за моей спиной лепетала, что нужно марганцем обеззаразить. Послышался за окном вой сирены скорой помощи и в кабинет зашёл врач с медсестрой. Они пытались у меня выяснить,  где моя раздевалка и где мой пропуск. Я орал на них, что там света нет, а без света там делать нечего.
Они возражали, говорили, что в рабочей одежде и без пропуска меня нельзя везти в больницу. Я сказал:
-Давайте  подъедем к цеху на вашей машине, потому что по коридору полкилометра в темноте это невозможно!!!-это я всё орал, потому что объяснять им эти глупости было выше моих сил…
Меня повели на улицу… У меня колотились друг о друга колени ног, сводило от боли судорогой, мы вышли на улицу и….Что это!!!??? Что случилось??? Боль …. Пропала!!! Её нет вообще!!! Какое это СЧАСТЬЕ!!! Вам простым смертным такое счастье испытать не дано! Мороз на улице забрал всю боль!!! Это было шестое декабря 1965 года. Я испытал НАИВЫСШЕЕ СЧАСТЬЕ КАКОЕ ТОЛЬКО ВОЗМОЖНО ИСПЫТАТЬ ЧЕЛОВЕКУ! У меня были ожоги всех степеней. От моей отвёртки, которой я сделал короткое замыкание нашли только ручку. Отцовские часы «Победа» на моей руке тоже пострадали – стекло сплавилось со стрелками. Но я их до сих пор ношу после замены стекла и стрелок. А в больнице меня звали Поль Робсон. Был такой американский певец – негр  с круглым широким  очень чёрным лицом и очень пухлыми губами. Таким был и я в течение полутора месяцев. Но это всё мелочи по сравнению с тем Счастьем , которое мне пришлось испытать  6-го декабря 1965 г. в 19 часов вечера на Волгоградском Тракторном заводе.(На фотографии опубликованной перед прозаической миниатюрой "Мой первый полёт" я поднял в самолёте руку и на ней видно то место, где сгорели часы).Когда меня посадили в Скорую помощь, у меня опять стала подниматься волной адская боль, а к машине снаружи  кто-то подбежал и стал стучать в дверцу. Врач выглянула и, увидев за окном Татьяну, спросила у меня:
-Это жена?
-Нет!!!- заорал я, - Поехали!- я не мог допустить, чтобы она видела меня таким.
  На проходной тоже бдительная вахтёрша попыталась сличить мою обгоревшую «морду»  с фото на пропуске, но я так заорал на неё:
-Что!? Угадала!? Похож!?  - что вахтёрша  мгновенно отдала пропуск врачу,  и мы поехали. Я дорогой клялся, что буду ночевать в сугробе возле больницы, но пока доехали,  повышенная доза обезболивающего стала действовать и даже, когда меня поместили в палату, я вспомнил, что не попал на обед, так как случилось это перед обедом второй смены в шесть часов вечера. Дежурная  сестра сходила в столовую и принесла мне тарелку каши залитой молоком. Меня попытались кормить, так как руки были забинтованы бинтом пропитанным жутко вонючей мазью Вишневского. Я попытался разинуть рот, но он открывался с треском лопающейся на щеках обугленной кожи и по щекам потекла лимфа с сукровицей. Я взял ложку сам и, роняя её многократно, всё-таки съел кашу сам. Ночью ко  мне  «пришли петухи»! Не знаете, что это такое? Это ещё одно жуткое испытание для того, кто поймал глазами вспышку вольтовой дуги от сварки или от вспышки короткого замыкания, как я. Ещё это называют «пауки в глазах ползают»!  Да какая разница? Но на это не действует  обезболивающее, а только альбуцид и только вовремя закапанный. А я отвлёкся жуткой болью, перевязками, ужином и началась у меня «свистопляска» с глазами на всю ночь, а потом  стал обезболивающий отходить и «накатила» боль от ожога… К утру успокоились мои «петухи», уползли  «пауки», дали мне ещё обезболивающий. Только я заснул, как начался обход и его начали с меня, так как я был очень «тяжёлый». Ожоги были всех степеней тяжести.
Я на встрече с Высшим Счастьем
Испытал его предел!
А за что сия награда?
-Знал Несчастия  удел!..

Не познает Счастье тот,
Кто несчастье не узнал!
Не оценит полный штиль,
Кто не знал «девятый вал»!

Относительно всё в жизни!
Помнить  нам всегда полезно:
Кто забрался на вершину,
Знай, что рядом где-то бездна…

Коль тебе, взбираясь в гору,
Время было озираться,
То назад, скорей всего
Быстро будешь кувыркаться!

Не грешу я фатализмом,
Только наша жизнь – тельняшка!
Ведь  за беленькой полоской
Сразу следует «черняшка».

Острожен будь взобравшись
На вершину пика Счастья!
Знай внизу тебя «пасут»
Катаклизмы и ненастья!

Часто  головокруженье
Возникает наверху!
Коль забыл земные беды,
Значит помни – быть греху!

     Однако, скажу, что из моего выпуска я был пятым по счёту "поджаренным", но самым страшным!
    Я тогда жил в общежитии Тракторного завода на ул.Днепродзержинской, потому что дом мой родной был в г.Цимлянске Ростовской области, где жили мои мама, бабушка и сестрёнка младше меня на 14 лет. Она появилась, когда я её уже перестал ждать, а когда ей исполнился годик, утонул наш отец в Цимлянском море на рыбалке и пришлось мне в 15 лет после восьмого класса идти на «свои хлеба», приобретать специальность. Естественно, я им не сообщал о том, что со мною случилось и полтора месяца отлежал в бинтах с новой кликухой –«Поль Робсон». Молодые могут не знать этого популярного послевоенного американского певца, друга СССР, негра с круглым чёрным лицом. Вот таким  был и я, но только я с трудом держал ложку в руках забинтованных и пропитанных мазью Вишневского. Если я открывал рот, чтобы просунуть в него хоть кончик ложки, у меня на щеках трескалась кожа и текла лимфа и сукровица. Я был уверен, что теперь буду уродом. И, конечно, прощай самолёты…
   ПОСЕЩЕНИЯ И ЛЕЧЕНИЕ С НАЛИВАНИЕМ!

    Больным носили из дому харчи, а мне носить было некому, потому что я передал Татьяне, чтобы она не ходила ко мне. Я не мог показаться ей в таком виде. В виду того что больным носили своё домашнее, они плохо ели в столовой и отдавали мне, а я плохим аппетитом не страдал несмотря на мучительные боли и перевязки. Ещё мне лечащая врач сказала, что мне не мешает попить пива для повышения гемоглобина и даже можно красного вина, но если будут мне приносить вино, то, чтобы я отдавал медсестре, а она мне будет наливать перед столовой. Потому что, говорит, мы одному разрешили, так он допивался до того, что бинты срывал и дебоши устраивал.
          Ко мне приходили мои «сожители» по общаге,  по одному, по два, а в выходные иногда и по несколько человек и приносили с собой винцо, которое мы с ними во время встречи и «оприходовали». У меня в общежитии оставались небольшие деньги (36 рублей) и я попросил своих «сожителей», а они называли себя «сокамерниками» чтобы они взяли у меня в тумбочке деньги и по возможности приносили мне пиво в бутылках. Они немедленно это исполнили за свой счёт и я,  после свидания с ними,  шёл в палату с сеткой бутылочного пива. Своё девятнадцатилетие  я встретил и отметил в больнице со своими «сокамерниками», Татьяной  и девчонками из женского общежития –«Пятьсотвесёлый» , потому что обгорел я 6-го декабря 1965 года, а в больнице лежал полтора месяца. Я сначала запрещал моим друзьям брать с собой ко мне в гости девчонок из общежития «Пятьсотвесёлый», потому что стеснялся своего вида, но они всё-таки привели их ко мне и девчонки тоже взяли надо мной шефство. Татьяна пришла ко мне сама, не дожидаясь моего согласия на другой же день после аварии. А потом  привезла из дома гусиный жир для ускорения восстановления моей кожи. А однажды она пришла с сестрёнками - дочками хозяина квартиры Катюшей и Леночкой… Они, увидев меня прослезились, а мне перед ними было очень неудобно. На мой упрёк Татьяна сказала, что не смогла  им отказать. Девчонки очень сокрушались, что сгорели мои усики, так и не узнавшие бритвы и мои ресницы, на которые они  укладывали по шесть спичек…А я уже смирился с мыслью, думая, что моё лицо после ожогов будет со шрамами. Но видимо пиво моих друзей-«сокамерников»  и гусиный жир с любовью Татьяны имели чудодейственную силу. Только на левой руке, где сгорели часы отца «Победа», было несколько лет незагорающее  на солнце пятно. На фотографии, где я сижу в самолёте «Як-18», подняв левую руку, запрашивая разрешение «Вырулить на взлётную!» видно этот шрам.
   Однако было ещё одно посещение, которое я запомнил на всю жизнь…  Был в нашей комнате УДО Коля Питерский (погоняло). Он не жил с нами, а только числился. Где-то он проживал с сожительницей. Даже такая «вольница» была в то время у УДО, пока не сделали для них Комендатуры, типа гетто.
   Однажды вечером, перед Новым годом мне передали в мою ожоговую палату, что ко мне пришли, хотя время для посещений уже заканчивалось. Я спустился и увидел Колю Питерского, который у меня ни разу не был, а с ним была какая-то девушка в зимнем пальто с воротником из чернобурки. Из под шапки, тоже из чернобурки, выглядывала тёмно-рыжая чёлка, а из-под неё любопытные глаза. Очень любопытные!
Я подошёл, поздоровался словами, так как руки у меня были все в бинтах, пропитанных мазью «Вишневского», а лицо распухшее и чёрное с трещинами, с глазами как у Будды.
- Да вот, Оксана, попросила меня проводить к тебе… - сказал Коля, как-бы оправдываясь.
   Я, присмотревшись, узнал эту самую Оксану с хорошим макияжем, который делал её просто красавицей.
Мне было очень неприятно, что она меня видит таким, а она ещё, отступив от меня сказала:
-Фу! От тебя какой-то тухлой рыбой воняет! Ну, что? Отлетался? Космос прощай?  Это был сказано с  почти злорадной ухмылкой.
Да не почти! А со злорадной!
- А ты для чего пришла? Позлорадствовать? – спросил грозно я и злобно глянул на Колю.
- Я тут ни при чём. Я вообще не знаю какие у вас отношения. Меня попросила девушка и я не смог отказать… - мямлил Коля.
- Молодец! – сказал я, - Валите на свежий воздух!
  Я ушёл с очень тяжёлым чувством.
Где-то в марте я встретился с Колей на лестнице общежития. Он уходил, а я пришёл. Мы мельком поздоровались и я хотел идти дальше, а Коля меня окликнул:
- Лёнь! Ну у тебя и подружка! – и, помотав сокрушённо головой, он пошёл дальше. Больше я его не видел, но слышал, что его опять отправили реально в колонию, за то, что он избил сожительницу. Вот и всё!
   Вот такое кино я прокрутил за этот вечер перед сном. Но я напрасно думал, что Оксана больше мне не позвонит, обидевшись на отказ встретиться с нею в Москве.
   Она, наверное,  решила, что я за пятьдесят лет забыл подробности нашей встречи в Волгограде. Дня через два она вышла по Скайпу и с обидой высказала мне:
- Ну, если тебя  напрягает наша дружба, то как адвокат ты же не можешь мне отказать в помощи? Мне помощь твоя нужна!
- Почему именно моя? Что случилось? Ты опять проиграла в карты? – спросил я удивлённо. Как при этом на меня посмотрела Оксана! Я вспомнил этот взгляд, когда я предлагал ей нож, чтобы зарезать меня…
 - Я могу отказать, если я реально не могу помочь! – продолжил я, - Где ты и где я? У вас есть адвокаты, которые будут вести твоё дело и с ними надо советоваться. Я вести твоё дело никак не смогу, так как мой конвейер здесь, а советовать по делу, которое вести не буду, это не правильно. Если ты придёшь к адвокату с моими советами, он тебя просто пошлёт.
- А в данном случае ты меня посылаешь? – с обидой спросила она.
- Я тебе реально объяснил ситуацию. Фактически, ты мне предлагаешь внедриться в чужое дело! А на это я не имею права! Если ты ко мне приедешь, то я предложу тебе Ромовую бабу!
  Вот тут она отключила связь по Скайпу. И видимо навсегда!
ЛЕОНИД КРУПАТИН, МОСКВА, ФЕВРАЛЬ 2021 г.
Воспоминания в самоизоляции.