А когда он выходит из какого-то там ЛИТО...

А когда он выходит из какого-то там ЛИТО,
или бара, где поэты слэмятся и визжат,
ускоряется время, закручивается поток,
по браслету часов ползёт золотая ржавь.
Понимает, что это оно. Отправляет твит,
и кому-то прицельно: "люблю и не возвращусь."
Ощущает, что голова уже не болит,
воздух пахнет июлем и пряностями чуть-чуть.
И когда открывается древний зелёный холм,
что считали бомбоубежищем все вокруг,
отовсюду течёт туманное молоко,
он заходит в него и проваливается по грудь.
Он бормочет: мама, я видимо, проиграл!
Я не тронул сердца, не завоевал венков,
и почти тридцать лет разверзалась во мне дыра,
я о ней лишь писал, потому что я с ней знаком.
Говорил о неведомой бездне в любом из нас,
о любви, как фонарик, спрятанной в рукаве...
И подходит она, покачиваясь, струясь -
и любовь, и бездна идёт по сырой траве.
Говорит: родной, не тревожься, я понимаю.
И сердца, и венки увядают за пару дней.
Вот серебряный обруч - я сковала его сама,
голубы опалы с радугами на дне.
Ты же знаешь - однажды звучавшее не умрёт,
у стихов и созвездий - единый колючий ритм.

...А виски холодят опалы и серебро.
Голова не болит. Голова почти не болит.