Старые верлибры

СТАРЫЕ ВЕРЛИБРЫ КОНЦА 1980-Х ГОДОВ


Распаренные  улицы  в  марле  ночного  тумана
одинокие  прохожие  желтый  глаз  светофора
напоминающего  игрушечный  маяк
и  усыпляющая   летняя  тишина
парчовая  проза  умиротворенности
в  которой  приятно  неспешно и   сонно   шептаться
сидя  на  белой  скамейке
у  большого  черного  пруда
в  расслабленном  молчании
когда  тела  легко  соответствуют  чувствам
и  рябь  на  спокойном  воде
кажется  маленькой  робкой  душой
гонимой  вздохами  ветра.
 
















Пыль  стареет
слипаясь  в  темных  углах
в  серую  массу
ноги  стирают  паркет  до  шершавости
а   стекла  окон  кажутся  разбитыми  жадными  взглядам
за   окнами  видна   только  вода
темная  глиняная  вода  реки
с  тяжелыми  берегами  из  камня
и  открытыми  ртами  мостов
которые  скоро  спрячет  во  тьму
ватное    одеяло   ночи
засыпанное  порошком  огней
тихо  безлюдно
при   выходе
тяжелая  дверь  шепчет  что-то  невнятное
ветер  хватается  за  шапку
и  холодная  рука  уходящего  солнца
машинально  устанавливает  за  спиной  тень.












Телесная  мякоть  и  бант  желторотого  счастья
и  жизнь  соразмерная  хрупким  желаньям
из  хрусталя  и  фарфора
подобны
игровому  моменту
в  истории  гномов  надежды
завязавших  шнурки  на  тяжелых   ботинках  эпохи
прошагавшей  по  всем   пустырям  до  музея
где  за  толстым  стеклом  башмаки  и  сегодня  стоят
в  жирном  вареве масляных  взглядов
мутнея.




















Хочется  простого  картонного  счастья
с маленькими  удовольствиями  в  полиэтиленовых  мешочках
хочется  шоколадного  комфорта
в  шелестящей  обертке  из  нежных слов  и  улыбок
хочется  упоительной  крошечности
и  ручных  домашних  радостей
хочется
но
приходится  не  забывать  про  просторы  великого
приходится  помнить  про  безбрежие  вечного
приходится  любить  романтику   непостижимого
тщательно   закутанную
 в непромокаемый  плащ  романтизма
по  самые   гордо  торчащие   уши.
 














Ненужное  вчера  беседует  с  вожделенным  завтра
и  маленькое  вспотевшее  сегодня
суетливо    переставляя  местами 
вопросительный  и  восклицательный  знаки
за   послесловием  облезлых  будней
выжидает  тот  скользкий  момент
в  темном  углу  эпохи
когда   розовощекое  юное   будущее
окажется   очень  доступным
и    легко  потеряет  невинность
под  натиском  бурой  приземистой  плоти.
















   
    

Жадно  кинулся  в  жаркую  дверь
но  не  смог
растерялся
шумела  зеленая   штора  за  ним
как  осиновый  плач  бездорожья
и  тщетно  тянулся
как  жалобный  писк
одинокий  звонок
из  придавленной  кнопки
в  квартирную  мякоть
а  после
вышло  злое  лицо  на  помятых  ногах
застеснялось  при  свете  игривых  улыбок
и  тихо
волоча  подбородок  по  полу
сбежало
как  сбегает  у  старенькой  бабушки  все  молоко
у  скупого  хозяина  -   тощая  злая  собака.
 









            

Элегантные  стальные  рыцари
щеголевато  поблескивающие  на  вечернем  солнце
мрачные  монахи
оттесняемые  пестрой  толпой  придворных    к  миру  теней
и  король
шелковый  размягченным  величием
восседающий  на  лоснящемся  троне
вокруг  которого  мельчат  в  движениях  и   мыслях
упоительные  вельможи
суетливо  меняющиеся  местами
хотя
требуется  застыть  для   художественного  снимка
обмакнуть  палец  в  слюну
и  открыть   следующую  страницу  истории
исписанную  нервным  почерком  Нового  Времени
с  бунтарским  порывом  на  полях
оторвавшим  несколько  последних  строк
чтобы  подарить  их  голосистому  будущему
где  уже  расположились  для  начала  любовной  игры
энергичные  кариатиды  кубизма
и  свисают   из  за  цветастого   занавеса 
увесистые  футуристские  кулаки.








Тело
вылепленное  из   пластилина  чувств
подвластных  громким  голосам  желаний
молчание  тождественное  протяжному  крику
квадрат  листаемой  книги
рифмующийся  с  квадратом  комнаты
являющейся  в  конечном  счете  только  рамкой
для  эскиза
в  котором  сплетаются  линии  страсти  и  равнодушия
очерчивающие  гордые  контуры
лежащего  у  белой  стены  человека
загнанного  скукой  буден
под  ватное  одеяло  одиночества
на  котором   молча  приплясывают
как  на  ветреном  взморье
волны  обиды   и  злости.

















На  всех  признаниях  расставлены  штампы
порывы  души  заверены  одинаковой  подписью
 а  желания  продолжают  свой  танец
семенят  ногами  игриво  выгибаясь
покручивая   бедрами  как  гренадер  усами
и  некому  сказать  что  это  смешно
что  это  нехорошо  и  излишне
что  круглое  солнце  светит  только  молчаливым  деревьям
покорно  собирающим  ультрафиолетовые  лучи
что  мохнатый  шмель  уткнувшийся  в  цветок
разносит  животворную  пыльцу  не  рассуждая
что  вечер  фонари   и  дождь  за  окнами  -
только  факты
которые  можно  собрать  в  тяжелый     чемодан
 падающий  на    голову   твоего  попутчика
в  вагоне  скорого  поезда
под  поддакивающий  перестук  колес.











Мы  были  рады
это  странно
небо
затянутым  казалось  сетью   звезд
которые  усердно  разгорались
по  мере  сил
несчастные  огни
сопротивлялись  продвиженью  ночи
по  улицам
и  было  так  легко
и славно  окунаться  в  неподвижность
пришедшую  когда  пробило  час
час  ночи
несущественная  сырость
небрежность  силуэтов
и  дома
давно  запечатлевшие  покорность
всем  обликом
скамья  фонарь
цветы
 в  полузаросшей  клумбе  безымянны
и  сладостно  коснуться  тишины.







       

В  желтой  обложке  полдня
возгласами  разбросана  поэзия  лета
мелодия  знойного  солнца
покой  тропинки  вдоль  побережья
и  ровное  дыхание  волн
теплых  и  усталых
раскидывающих  седые  волосы  пены
по  песку
истоптанному  босыми  ногами.


В  красной  обложке заката
завернут  слабеющий  крик  уходящего  дня
как  гудок  парохода
который  так  медленно  тает
за  дамбой
уже   миновав  и    маяк
одиноко  мерцающий  в  сонном  молчаньи.


В  черной  обложке  ночи
рассыпаны  бисером  мелким  огни
проводившие  в    темень  шоссе
одиноко  горевшие  в  окнах
и  создавшие   чудом
безумную  россыпь  созвездий
в  обнаженном  безоблачном  небе.



Он  приносил  свою  одинокую  мысль
каждый  вечер
и  долго  вынимал  ее  из    портфеля
чтобы  с  негодованием  бросить  на    стол
как  неоплаченный  вексель
потом 
садился  в  привычное  кресло  в  углу
и  молчал
резко  выделяясь  недовольным  профилем
на фоне голой стены
что-то  видимо  вычисляя
роста  он  был  невысокого
но  все  равно  горбился
становясь  еще  ниже  и  злее
как   будто  высыхая 
осенью своей жизни
и  мне  казалось
что  если  открыть  окно
порыв  ветра  схватит  его 
как желтый  лист
и  унесет
безжалостно  кувыркая  по  мостовой
в  темное   прошлое.











Я  не  желаю  встретиться  с  твоим  величием
на  узкой  горной  тропинке
из  чего  неизбежно  вытекает  мой  громкий  крик
и   падение  на  острые камни
я  хочу  видеть  тебя  на  сияющей  вершине
грозящим    увесистым   кулаком    мирозданию
в  ожидании
короткого   щелчка   молнии
в высокий
натруженный   гордыми  мыслями  лоб.

















Когда   город  становится  призраком
он  пустеет
когда  человек  становится  тенью
он  умирает
когда  птица  становится  криком…
но  птицы  кричат  всегда
и  все  мы  -  подобия  тени
и  город  где  я  живу
был  миражем  изначально
не  захотевшим  растаять
когда  довелось  умирать.


                Санкт-Петербург