Князь Иван I Данилович Калита Гл. II ч. 2

Князь московский - ... и опять Тверь

Как амбары после жатвы
Кремль народом был забит.
Слёзы, всхлипы и молитвы …
Князь злодейски их убит.

А к хоромам не пробиться,
Полной грудью не вздохнуть.
И мороз февральский злится,
Хоть пора и отдохнуть.

Вся Москва пришла проститься,
Жалостливый был народ.
Как с нелепостью смириться?
Тверь изгадила свой род.

Смертью князя в одночасье
Всё забылось как-то враз.
Часто людям нёс несчастье,
Был жесток и бил не раз.

Не забудется вовеки
Тот же бортневский разгром.
Но сомкнулись князя веки
И все страсти на потом,

Бабы громче всех стенали:
- «Охти, князюшка ты наш!
Все сиротами мы стали …
Нас покинул, словно блажь».

И вокруг такие «песни» …
Слёзы аж у мужиков.
Ни толпа, мороз, хоть тресни
Не собьют. Настрой таков.

- «Странный всё же этот русский» -
Бросил искренне баскак,
Был Иваном без нагрузки
Приглашён проститься так.

А второй поддакнул тут же:
- «Юрий их замордовал!
То ль страдания неуклюжи,
То ли он от драк устал».

Вдруг взволнованные крики:
- «Господи-и-и! Несут! Несут!»
Взоры всех, где свиты лики,
Чтоб узреть, как понесут.

Обнажая лоб на стуже,
Осенив себя крестом,
Всё плотнее и всё туже
Люди шли за ним пешком.

В храм Святого Михаила
Ход прощальный подошёл
И Иван, жизнь убедила,
Как преемник в храм вошёл.

Пётр, митрополит московский
На крыльце стоял и ждал.
- «Юрий князь был новгородский,
Но Москве принадлежал» -

Молвил тихо и смиренно,
Не касаясь личных тем.
- «Пусть и скорбь проходит мирно» -
Пётр добавил, как меж тем.

- «Если б пал на поле брани …» -
Князь Иван ему в ответ:
- «Как барана на заклании …
Он же князь! Прощенья нет».

И Иван весь содрогнулся
Голос явно задрожал.
Но священник не замкнулся
И беседу продолжал:

- «Избирать себе кончину
Способ, шанс Господь не дал.
По ушедшему кручину
Он псалмами нам воздал.

Если брату смерть такую
Уготовил, … так решил.
Скорбь умерь, прими вчистую
И смирись с тем, что прожил.

Занимать должно другое» -
Пётр сердечно посмотрел:
- «Вон владение, какое …
Вот что Бог предусмотрел.

Ты теперь печальник главный
За всю землю, за народ.
Путь твой вовсе не тщеславный,
Боль людская, вот твой брод.

Перед их нуждой, страстями
Твоя скорбь буквально всплеск.
Всё уляжется частями,
И неси свой тяжкий Крест.

Ну, а мы тебе поможем,
Помогать наш вечный долг.
Словом, делом, если сможем,
Чтобы глас Христа не смолк».

Начался обряд прощания,
Гулко ухнул благовест.
Люди из-за страдания
Ниц упали все окрест.

И Иван нагнулся к гробу,
На колени тоже встал.
В грудь уткнулся, словно к Богу
И чуть слышно прошептал:

- «Спи спокойно, братец, знай же
Подчиню Москве я Тверь.
Род их мерзкий жесточайше
Изведу, … уж мне поверь».

Завершив с похоронами,
Поспешил в Орду Иван.
Скрежетал подчас зубами,
Но ярлык давал лишь хан.

Отца помнил наставления,
Старший брат о том не раз,
Что в Орде без продвижения,
Без поддержки сплошь отказ.

Потому нужно знакомство
С теми, с кем любезен хан.
Отложить, порой, упрямство,
Не жалеть рублей, как хлам.

Быть с вельможами щедрее,
Но и хан чтобы не знал.
Быть уверенней, бодрее,
Чтоб он понял твой сигнал.

Потому князь по приезду
Стал активно смык искать.
Чтобы с пользой и по месту
Находить, кого признать.

От отца довольно часто
Он слыхал про имя Чет.
Даже Юрий пусть горласто
Подтвердил авторитет.

В свои первые приезды,
Когда здесь Иван аж жил,
Чет в Багдаде, как в уезде,
Хану много лет служил.

А сегодня Чет в Сарае,
Вот тогда Иван решил,
Познакомиться не в стае,
А отдельно, где он жил.

Сам визирь имел усадьбу,
Как и высшая их знать.
Роскошь всюду, как на свадьбу,
Недоделок не видать.

Сад айвовый, дом кирпичный
И причём арабский стиль.
Гармоничный и приличный …
На монгольский быт пасквиль
 
Чет высокий и дородный
Молод был не по годам.
Дух одежды благородный,
Что-то русское есть там.

- «Здравствуй, князь Иван» - с порога
Он по-русски произнёс:
- «Рад знакомству без пролога,
Я давно желание нёс.

Князь Гюрги – мир его праху,
Много говорил о вас.
Брат, сказал, отдаст рубаху,
Если надо, в трудный час

Потому, хочу признаться,
Любопытство возбудил.
Благородства не стесняться,
Быть им нужно, кто вопил».

- «Говоришь, как мы, по-русски?» -
Изумился враз Иван.
Ошарашенный до краски,
Оглушён тем, что был ждан.

Нет той чопорности светской,
Как у всех других вельмож.
Своей выправкой простецкой
На других был не похож.

- «Это так …» - Чет рассмеялся:
- «Но хотел бы изучить».
По-монгольски, как размялся,
Князь ему: «Что? Научить?»

Тут Чет снова рассмеялся:
- «Для меня ты, как акын.
Твой отец давно признался,
Что ты самый умный сын.

Что монгольский самый первый
Ты ребёнком изучил.
Из трёх братьев самый верный,
Но ярлык не получил».

Пригласил в свой зал бессменный,
Сплошь восточный колорит.
Сбор оружия отменный
И ковры, … в глазах рябит.

Расположились удобно
На сафьяновый диван.
Столик сделан бесподобно;
Мрамор, золото, каштан.

На столе из фруктов горка,
Ну и сладостей набор.
И вертушка, и подковка,
И чак-чак, как на подбор.

- «Видишь …» - и Чет по-простому
Начал с князем разговор:
- «Собираюсь по-другому
Жизнь продолжить … не в укор.

Православие, как Веру,
Я хочу от вас принять.
Всё Писания, хоть в меру
Должен всё-таки понять.

И владыка ваш Софоний
Согласился мне помочь.
Абсолютно без ироний
Научить всему точь-в-точь.

В помощь дал архимандрита,
Тот и будет обучать.
Их церковная элита
Знает как, с чего начать».

Иван искренне с улыбкой:
- «Несказанно вести рад!
Ваша честь не станет зыбкой?
Не объявят вам джихад?»

- «Не объявят, не волнуйся» -
Чета смех, как подтвердил:
- «Православных, не тушуйся,
Средь татар немало сил.

Не за тем пришёл ты. Верно?» -
Улыбнулся снова Чет.
И Иван кивнул примерно …
- «Ярлык нужен и совет?» -

Тут мурза уже серьёзно,
Пару ягод отщипнув,
Вдруг спросил: «Общался слёзно
С кем ещё, мошной тряхнув?»

- «Я послал мурзе Аслану
Просьбу, чтоб меня принял.
Но настаивать не стану,
Если он не так понял» -

Говорил Иван открыто
Чет понял, что он не врёт.
Раздражился неприкрыто:
- «Аслан точно подведёт.

От него не жди опоры,
Не тот это человек.
Затевать скандалы, споры …
Им доволен хан Узбек.

Если он и примет даже
То и то, чтоб насолить.
Нет в Орде вельможи гаже,
Может просто затравить.

Но что делаешь, всё верно
В поисках достойных мурз.
Без содействий дело скверно,
Тяжеленным будет груз.

Хотя, говоря по правде,
Тут нужды-то, в общем нет.
Стол московский не в блокаде,
Ты преемник много лет.

Так что хану нет причины
В ярлыке взять отказать.
Ты ж не дашь той чертовщины,
Чтобы он смог наказать.

Я хочу, чтоб помнил вечно».
Чет в глаза ему смотрел,
Говоря: «Всё быстротечно,
Чтобы сделать всё успел.

Чтоб с тобой не так, где вышло,
Я тебе надёжный друг.
Помогу, ты мне, как дышло,
Я решил это не вдруг».

Князь с мурзой общались долго,
Посвятил, чем дышит двор.
Даже в тонкости немного,
Откровенный разговор.

И Иван вельможе хана
О Москве всё рассказал.
Он вопросами Ивана,
Их числом, как наказал.

Ему было любопытно
Занят чем простой москвич.
Как живут и всем ли сытно.
Что в Москве главнейший бич.

Сколько там церквей и храмов
И в чести ли монастырь.
Можно ль встретить там имамов.
Что и мощь Москвы - пузырь.

Все ли женщины красивы,
Что она не просто мать.
В меру бойки и стыдливы,
Куража не занимать.

А вопрос: «Как иностранцы? …»
Князя прям-таки смутил.
Видя, что лицо в румянце,
Чет вопрос свой пояснил.

- «Мне, конечно, видеть больно» -
Он продолжил: «Русских спесь,
Мы дышать не дали вольно
И вина на нас, как есть.

Но такой народ великий
Не потерпит - он вассал.
Чингизханство случай дикий,
Мир наступит, я б вписал.

И на равных, словно братья,
Знаю, будем говорить.
Но обида на столетья
Не уйдёт, не своротить».

Произвёл Чет впечатление
И Иван был убеждён,
Что в Орде есть всё же мнение -
Он для князя недурён.

А шатёр ему разбили
У дворца, где жил Узбек.
То ли предки заслужили,
То ли Чет навёл, как бек.
 
Возвращаясь тем не менее,
Он зашёл на местный Торг.
Здесь базар, как приключение,
В основном сплошной восторг.

Это город был отдельный.
Всем товарам свой квартал.
Улиц уйма список цельный,
Дня не хватит, чтоб всё знал.

Даже собственная стража
С палкой лишь наперевес.
А узнают, где-то кража,
Бьют нещадно, в том их вес.

После длительных блужданий
Средь посуды, разных трав
Он забрёл без ожиданий
В кузню русскую - анклав.

Кузнецов там было много,
Но один его привлёк.
Он из золота, пусть строго
Украшения словно пёк.

А лукавый блеск металла
Всю жизнь князя привлекал.
Как и отблески кристалла
Однозначны, он считал.

- «Сможешь складень сделать так же
И Иван Предтеча в нём?» -
И Иван смутился даже
На такой заказ присём.

- «Отчего же? Всё возможно» -
Равнодушно тот в ответ:
- «Не скажу, что это сложно,
Отвлекаться, время нет.

У меня заказов куча,
А на твой пять дней уйдёт.
Не нужна мне эта буча,
Ищи то, что подойдёт».

- «Две цены отдам, не дрогну» -
Вдруг с готовностью Иван.
- «Я от радости не взвизгну,
Я своё беру, болван.

Мне ещё не предлагали
Две цены, … одна как раз.
И тебе она едва ли
Будет впору и сейчас» -

Мастер нехотя ругнулся,
Зыркнув, из лохматых век.
А Иван лишь улыбнулся:
- «Смелый, вижу, человек.

Так общаешься с князьями.
Круто молвишь так сказать».
Сам подумал: «Быть друзьями
И хотел бы, как узнать».

- «В том, что князь немного чести» -
Мастер холодно опять:
- «Вы ж татар никак без лести …
Излизали всех до пят.

Хуже злющего холопа
Перегрызлись все вокруг.
А земле с такими - жопа,
Вот и думай, кто твой друг».

- «Глянь, какой и впрямь сердитый» -
Рассмеялся вновь Иван:
- «Видно князем где-то битый,
Раз меня назвал болван

Чем князья не угодили?»
- «Мне-то что!» - фыркнул кузнец:
- «Здесь живу, заказы б были
В остальном может глупец».

Дрогнул голос тут внезапно:
- «Не чужая ведь мне Русь.
Что там деется - вертепно!
Может, в чём-то ошибусь,

Но столкуйтесь меж собою,
Изберите, кто всем люб.
И пусть правит не толпою,
А народом, коль неглуп.

Вы же землю разорили» -
Он внезапно зло сказал.
Слова князя чуть смутили,
Но ему не показал.

- «Здесь давно?» - Иван спокойно.
- «Да!» - нахохлился кузнец:
- «Я родился тут пристойно
И отец Ордой жилец.

Дед был пригнан из Рязани,
Когда Батый лютовал.
С той поры, как в глухомани
И живём, Господь избрал».

- «Вас тут шибко обижают?»
Вновь Иван его спросил.
- «Чаще даже уважают,
Ценят, кто, живя творил».

Мастер даже оживился:
- «Здесь же столько языков …
И живут, никто не злился,
Что, мол, с виду не таков.

У татар же в этом смысле
Справедливость всё же есть.
К Вере всякой в общем русле,
Не пытаются и влезть.

Мастера у них в почёте.
Дом скажу, вам не хвалясь,
Как у барина, в расчёте,
Что я всё-таки не князь.

Ну, а ваше где именье?
Где вы князь или секрет?»
Он не вызвал удивленье,
Ждал Иван и был ответ.

- «Отчий стол я занимаю
И Москва всю жизнь мой дом,
Ярлык жду, я хана знаю,
Сообщит мне сам о том».

- «То бишь Юрий был ваш братец?
Дай-то Бог, права у вас!
Чтоб всё было без сумятиц,
Значит вы Иван у нас» -

Мастер сделал остановку
И вновь: «Только без обид.
Брат создал ту обстановку
И за это был убит.

Никому не пожелаю
Такой смерти, где б ни был.
Я совсем не намекаю,
Но ведь дядю он убил.

Помню князя Михаила
Плетью били прямо здесь.
И казнь хана не смутила,
В ложь поверил, даже в лесть.

Что теперь, тверских вот так же
Будешь со свету сживать?
Стол великий ваш был даже,
Пришло время забирать?»

- «А уж это, как удастся» -
Князь задумчиво сказал.
Размышляя вслух: «А браться
Надо, … опыт показал.

Ты же только что сказал мне,
Нужен нам единый князь.
Я за то, но … все за ставне
Потерять своё боясь.

Получается, что силой?
Там где сила, там и кровь.
За своё пусть даже хилой,
Но силёнкой встанут вновь.

Разумеется, всё явно,
Будет править, кто силён.
Для Руси сегодня главно,
Чтобы сильный был умён».

- «В том-то и беда вся наша,
Каждый сильным себя мнит» -
И в раздумье: «Власть-то ваша
Больше бездарей манит.

Очень рад беседе, княже,
Смерда выслушать сумел.
Не поправил меня даже,
Для князей поступок смел.

Непременно складень слажу
Да такой, чтоб всех сразил.
Через пару дней улажу
И займусь, ты покорил».

Разговор тот в златокузне
Долго князь забыть не мог.
- «Видят массы наши козни» -
Думал он: «И к козням строг.

Нет! Не зря я пообщался.
Мнение смерда надо знать.
Русь на них». И вдруг признался,
Что и князем надо стать.

Получив с Орды депешу
Экстренно в Сарай прибыть,
Александр подумал: «Взвешу …
С братцем может что-то быть?

И, как водится, собрался.
- «Что там с Дмитрием стряслось?» -
Мысли лезли, аж ругался:
- «Лишь бы миром обошлось»,

Ну, а дальше, как обычно,
Прибыв, … к Дмитрию в шатёр.
Никого. Прислугу зычно
Кликнул, словно паникёр.

Лишь три нукера у входа
Охраняли сам шатёр.
Дядек, слуг, иного сброда
Точно кто-то взял и стёр.

И пришлось своих немедля,
Из Твери, которых взял,
Расставлять, иначе петля …
Он почувствовал, понял.

Через три дня к Александру
От Узбека был гонец.
Без поклонов, как команду,
Вызвал тотчас во дворец.

Холодок прошёл по коже,
Значит, Дмитрий точно влип.
- «Жив ли? Вроде не похоже …» -
Вдруг подумал: «Это хрип!»

Во дворце его все ждали,
Хан на троне восседал.
Александру время дали
На поклоны, чтоб всё сдал.

Вдруг увидел он Ивана,
Хан с ним тихо говорил.
Встреча явно нежеланна,
Зная, брат грех сотворил.

Приглашённых было много,
Одних темников отряд.
Александра, как больного,
Осмотрели все подряд.

Были знатные вельможи,
Выделялся средь них Чет.
Был одет не так, … построже,
Нарушал чуть этикет.

Начал хан с обычных действий
Объявив: «Аллах акбар!»
Вспомнил предков, мир ушедший,
Чем живём, признал как дар.

После этого конкретно:
- «Я не зря вас всех позвал.
Говорить хочу предметно,
Но двоих я не назвал.

Но не с этого хотел бы
Я начать свой разговор.
Есть грехи, а есть ущербы
За всё разный приговор.

Вот стоят два русских князя.
Один Тверь, другой москвич.
Братья их в дерьме увязя,
Дали ратям биться клич.

Юрий, это брат Ивана,
Был прямой московский князь.
Дмитрий, братец Александра,
Был великий князь, вот связь.

Ведь они же были братья,
Хоть двоюродные - пусть.
Но вмешалась сила третья,
Отец Дмитрия, вот грусть.

Михаил был зло оболган,
В этом Юрий виноват.
Был, судим и не оправдан,
Мной казнён, как для расплат.

Оболгали его наши,
Я их всех в котле сварил.
Юрий же из этой каши
Вышел тихо и свалил.

Целый год не появлялся,
Шведов малость пощипал.
Новгородцами занялся,
Зуд великим быть достал.

Он в Орду ко мне явился,
Чтоб за стол похлопотать.
Тут и Дмитрий появился,
Чтобы истину узнать.

А когда узнал, как было,
Сделал то, чего не смел.
Преступление открыло
Его дикость, беспредел.

Суд над ним был очень быстрый,
На другой день и казнён.
И другим, кто шибко шустрый,
Будет этот применён.

Вот теперь я верю твёрдо,
Князем будь всегда, раз князь.
Все века носили гордо,
Говорю, как хан, гордясь.

Безоружного прилюдно
Лишь злодей мог так убить.
Он весь род свой обоюдно,
В грязь втоптал, чтобы клеймить.

Тем не менее, решил я
Стол великий в Тверь отдать.
Отвращение пересиля,
Александр им должен стать.

А Иван, князь перспективный,
На Москву ярлык отдам.
Город яркий и активный,
Заживёт Русь только там».

Тут же распустил собрание,
Лишь Ивана задержал.
Сообщил: «Тебе задание,
Чтобы Тверь в узде держал.

Брата к ним я посылаю.
Двоюродник, звать Чолхан.
Норовист, предупреждаю,
Познакомься, он не хам.

Проследит за сбором дани,
Обстановку изучит.
Не в свои их князь сел сани,
Погляжу, как ощутит».

С утра все хоромы княжьи,
С ними Боровицкий холм,
Словно прелести лебяжьи
Слились в хоре молодом.

В этой суете весёлой
Наводился блеск во всём.
Чистка не была тяжёлой,
Только в радость этим днём.

Все до нищего холопа
Лучший свой нашли наряд.
Нет ни праздничного скопа,
Даже князь не вёл обряд.

Далеко не заурядный
У Москвы всё ж повод был.
Иерарх Руси и главный
Обещание не забыл.
 
Важно то, что Пётр впервые
Едет, как митрополит.
Долг по жизни и иные,
С православной верой слит.

Он родился на Волыни,
Княжил в Луцке князь Мстислав.
Отошёл, увы, к латыни,
Православных всех послав.

Феодор и Евпраксия
Дали жизнь ему тогда.
Рос, как все, и деспотия
Не довлела никогда.

В детстве мало с кем общался,
Был немного глуповат.
Тупоречьем отличался,
Вечно знал, что виноват.

И случилось всё же чудо!
Ночью он увидел сон.
Что-то очень белогрудо
В изголовье село в тон.

Это Ангел был небесный,
Как хранитель от всех бед.
Сделал взмах крылом чудесный …
Сон пропал, простыл и след.

Отверзлись уста Петровы,
Озарилась светом мысль.
И, как знания основы,
Дар пришёл науку грызть.

В десять лет читал Писание,
Мог прилично рисовать.
В монастырь ушёл, где знание
Стал и дальше развивать.

Послушания отныне
Стал прилежно исполнять.
Делал всё, живя в твердыне,
Смог иконопись понять.

И в двенадцать лет иконы,
Писаные им самим.
Раздавались, как поклоны,
Посетителям мирским.

Так в обители сложился
Юный иеромонах.
Сам игумен приложился,
В его рост, как на дрожжах.

А в семнадцать лет он снова
Попросил благословить
На безмолвье, как основа,
И в молитве всё излить.

Получив благословение,
Он ушёл в лесную глушь.
Выбрал место, где общение
Только с Богом одним лишь
 
Наконец на речке Рате,
Реки Буг левый приток,
Сделал келью, в постулате
Должен токмо образок.

Через годы в этом месте
Был поставлен монастырь.
Новодворским он известен,
Пётр игумен - поводырь.

А для иноков храм Спаса
Вскоре выстроен там был.
И князь Галицкий до часа
Были дни, в молитве выл.

Юрий Львович был там часто,
Чтоб подвижника узреть
И услышать, всё ж не часто
Пётр с амвона брался петь.

Как-то раз в обитель лично
Прибыл вдруг митрополит Максим.
Был Владимирским публично,
Киев стал почти чужим.

И игумен впечатление
На владыку произвёл.
У Петра пошло движение,
Точно он попал в котёл.

Став в Галиции впервые
Свой для всех митрополит,
Вёл беседы не пустые,
Знал, кому принадлежит.

Вскорести Максим скончался,
Место, как бы оголив.
Во Владимир Пётр не рвался,
Галич был вполне учтив.

Патриарх же Византии,
А за ним и весь синод.
Вдруг Петра с периферии
Возвели на Русь, как ход.

Жил он в Киеве вначале,
А затем, как и Максим
Во Владимир, там в реале
Центр всей Веры был, храним.

Но конфликт Твери с Москвою
Для Петра чужим не стал.
Здесь Москву само собою
Он всецело поддержал.

И Андрей, епископ Твери
Патриарху написал.
Оболгал Петра, мол, звери …
Храмы жгёт, весь клир убрал.

Но Константинополь всё же
Был мудрей, чем та же Тверь.
Патриарх узрел, похоже,
Ложь открытую теперь.

И тогда в Переяславле
Он созвал Вселенский суд.
И Андрея он был вправе
Осудить за трёп и блуд.

И когда погибли оба,
Князь московский и тверской.
Жизнь свою теперь до гроба
Пётр решил связать с Москвой.

И сейчас митрополита
С нетерпеньем ждал народ.
Вся Москва была забита
Целым скопищем подвод.

Из Владимира и раньше
Пётр нередко заезжал.
В месяц раз-другой, не чаще …
В основном совет давал.

Предложение Ивана,
Чтоб в Москве жил иерарх.
Пётр воспринял без тумана,
Как достойный патриарх.

С этой целью специально
Возле княжеских хором
Встали чуть не моментально
Ряд палат дворцы притом.

Сознавал Иван прекрасно,
Чем значим подобный шаг.
Для раскладки сил всё классно,
Это путь, а не зигзаг.

Со времён Руси крещения
Князь Владимир учредил.
Чтоб владыка без смущения
Вместе с князем рядом жил

И великий князь незримо
Ту поддержку получал.
Киев был вначале, … мимо,
А Владимир вновь начал.

Если Пётр сменил обычай,
Он признал Москву теперь,
Как центр силы, с ней гранича,
Русь другой будет, не зверь.

Князь московский всё же первый,
Пусть и не великий князь.
Путь им избранный примерный,
Говорить, всё не стыдясь.

И Иван, как князь московский,
Уже выехал встречать.
Вид эффектный даже броский
Просто не о чём ворчать.

Конь прекрасной белой масти
Пританцовывая, ждёт,
Когда князь в порыве страсти
Вновь в галоп его пошлёт.

В жемчугах кожух червлёный
Лишь накинут, не надёт.
Пояс сверху золочённый,
В самоцветах, как браслет.

Солнце зимнее играя,
Выделяет лишь рубин.
Он, как кожух, добавляя
Цвет весь делает един.

Из-под пол кожуха видно
Роскошь ярких ноговиц.
Нить златая безобидно
Шла узором без границ.

А сафьяновые поршни
С позолотой в стременах
Не московские, не здешни
Не нуждались в похвалах.

Всё убранство, как венчал бы,
Золотой парадный шлем.
Он подчёркивал масштабы
И Москвы, и он зачем.

Час примерно ожидали,
Зорко вглядываясь вдаль.
Снег, мороз, как ублажали,
Говоря - ещё февраль.

И вот, будто из тумана,
Начерталось семь возов.
Оживилась вся охрана
И навстречу, как на зов.

Внешность вся митрополита
Вызывала лишь восторг.
Наподобие монолита
Был осанист, этим горд.
 
Рост буквально богатырский,
Весь возок один занял.
Хоть с Галиции, российский
Он обычай перенял.

Борода, как украшение,
Любо-дорого смотреть.
Кардиналам устрашение,
Им такую не иметь.

А кто лично убедился
В том, какой высокий нрав,
Тот действительно влюбился
В его облик и был прав.

Пётр был просто равнодушный
К мирским прелестям, благам.
Незлопамятный, радушный …
Пастырь истинный к врагам.

Роскошь, чтимую владыкой,
Не скрывал, к которой страсть,
Книги были тьмой великой,
Что всю жизнь хотел украсть.

Свои личные доходы
Шли все на покупку книг.
Помогали и приходы
Самолично без интриг.

Много книг шло из Царьграда.
Что ни вещь, то манускрипт.
Книги Греции - отрада,
Вере всё принадлежит.

И своей библиотекой
Он занял аж пять возов.
Остальной его опекой
Занят был отряд Христов.

Спешившись, Иван без помпы
К иерарху подошёл.
Пётр без почестей, без догмы
Вдруг обнял, домой пришёл.

- «Вас приветствовать владыко» -
Всё ж успел начать Иван:
- «Рад и счастлив, видеть близко,
Богом нам подарок дан».

- «Я б желал того же, чадо» -
Пётр в ответ пророкотал:
- «Я в Москве, так Богу надо,
Здесь амвон мой, ритуал …».

Москва просто ликовала,
Пётр их стал митрополит.
И Ивана восхлавляла,
Что Москвой он дорожит.

После важных церемоний,
Их в Кремле не избежать,
Пётр и Иваном без условий
Вышли, но не обижать.

Сели в горнице отдельно,
Слуги им накрыли стол
И за чаркой очень дельно
Состоялся разговор.

- «Видишь, княже» - в ином тоне
Начал вдруг митрополит:
- «Жизнь моя уже на склоне,
Но Господь пока молчит.

Но недавно дал видение …».
Взглядом князя, как обжёг.
С под бровей сверкнуло мнение,
Не сказать его не мог.

- «Упокой здесь меня, княже» -
Вновь продолжил говорить:
- «Храм построй, часовню даже
Богоматери святить.

Путь же там бренное тело
Ждёт спокойно Божий суд.
Возрастёт род твой и дело,
Не случайно я же тут.

А твой град благословенный
Встанет на пути врагов.
Для Руси будь благоверный,
Нужный всем, как раб Христов».
 
Пётр для храма выбрал место
И его благословил.
Был пустырь, ему заместо
Иван стройку заложил.

Возводить ему гробницу
Пётр дал зодчим свой отказ.
Не сказали и частицу,
Что, мол, князя был приказ.

Подавляя немощь, боли
Иерарх киркою сам,
Поражая силой воли,
Вырубал он нишу там.

Служки и архимандриты,
Приезжающие в Кремль,
Были с толку напрочь сбиты,
Увидав, кто Пётр теперь.

Не священник по одежде,
А обычный землекоп.
Зная пастыря и прежде.
Знали, он не мизантроп.

Продолжали дожидаться,
Когда всё же примут их.
В храме длили раздаваться
Звуки скрежетов глухих.

Назовут собор Успенский,
Он века будет стоять.
Как Софийский, Вознесенский
Память будет охранять.

Пришёл вызов из Сарая,
Приглашал к себе Узбек.
Мотивации не зная,
Иван понял - не навек.

Понимая, смерть владыки
Со дня на день приползёт,
Как от близкой горемыки
Уезжал, всё душу рвёт.

Он предчувствовал, что больше
Пётр не встретит его вновь.
Посидеть с ним чуть подольше
Не попросит, вскинув бровь.

Был октябрь и вся природа
Загрустила вместе с ним.
Мелкий дождь и непогода
Дополняли весь экстрим.

Князь зашёл в его палату
Поспрошаться, но тот спал.
Сделал знак сродни диктату
Не будить и … дань отдал.

В январе, решив, что надо,
Князь назад, причём спешил.
Всё же теплилось, всё ладо.
Пётр живой, ждал и тем жил.

Не доехав до Коломны,
Встретил высланный отряд.
По одеждам были скромны,
Не воинственный наряд.
 
Во главе был Дмитрий Зерно
Из Коломны сам и род.
Как боярин служит верно,
А в Москве всего, как год.

Поприветствовав друг друга
Князь сначала: «Как там Пётр?
Оклемался от не недуга?
Он мужик по жизни тёрт».

Говоря, сам сомневался,
Что услышит, мол, он жив.
Не расслабился, держался,
Ждал ответ, где был мотив.

- «Архипастырь плох предельно» -
Зерно тяжело вздохнул:
- «Месяцами неподдельно
Не вставал, глаз не сомкнул.

Спал ли он, было неясно,
Но всегда что-то шептал
Кашлял громко ежечасно,
Иногда даже стонал.

А сейчас уже неделю
Никого не узнаёт».
- «Так он жив?!» - как спаниелю,
Крикнул князь: «Такой отчёт???

Быстро мне коня с обоза,
Кто в дороге отдыхал!
Если жизни есть угроза,
Не волнуйтесь, я нахал.

Дмитрий Зерно, будешь старший,
Поведёшь в Москву обоз.
Никаких в пути демаршей,
Я один, хоть и в мороз».

Подвели коня гнедого,
Самый лучший жеребец.
Запасным был и такого
Он не знал, конь молодец.

Без забот изнемогая,
Удила он просто грыз.
Из ноздрей пар изрыгая,
Ржал тихонько, как кобыз.

Оглядев коня: «Прекрасно!» -
Произнёс довольный князь.
В тот же миг, дав шпоры классно,
Вихрем в лес, стремглав несясь.

Он стегал коня нещадно,
Запасной конь сзади был.
Снег глубокий что досадно,
Но дорогу не забыл.

А встреч князю бесконечно
Ветки голые неслись.
- «Лишь успеть бы …» - не беспечно
Мысли вместе с ним тряслись.

Конь гнедой не сдох, однако,
Без сил всё-таки, упал.
Князь в сугроб не абы как-то,
Кувырком и тут же встал.

Пересвета вспомнил сразу,
Как езде его учил.
- «Падать умно» - вспомнил фразу:
- «Кувырок удар смягчит».

Самый верный воевода
Стал учитель Пересвет.
Пусть кому-то и невзгода,
Но Ивану точно нет.

До Москвы вёрст двадцать было,
Когда всё это стряслось.
Время стресс чуток укрыло,
Отдохнув, вновь понеслось.

Гнедой как бы виноватый,
Сзади был, не отставал.
Норов бывший, бесноватый
Князь убил аж наповал.

Наконец Москва. В галопе
Все заставы пролетел.
Все врата открыли в скопе,
Весь вид князя так велел.

На крыльцо вбежал прыжками
Митрополичьих хором.
Видел мир сейчас кусками,
После скачки всё вверх дном.

Не заметил выражения
Лиц всей черляди кругом.
Тишины, её значения …
А поймёт это потом.

Отворивши дверь в светлицу,
Замер, как оглох, Иван.
Тут же ладана частицу
Он учуял, не профан.

На высоком постаменте
В облачении он лежал.
Свечи вкруг дугой по ленте,
Крест пока в руках держал.

В изголовье монотонно
Дьякон Библию читал.
В чёрной рясе, так законно,
Текст библейский причитал.

И перекрестившись трижды
Князь к усопшему шагнул.
На коленях он в одежды
Лоб легонечко уткнул.

Хрустнула парча на ризе,
Издав очень тихий звук.
И Иван почти в капризе
Прошептал: «Я, как без рук …

Что ж ты, отче, не дождался,
Не простившись, укатил.
Без тебя один остался,
Всё в уныние превратил».

Слёзы словно у ребёнка
Лились, он и не скрывал.
Князь похожий на котёнка …
И никто не осуждал.

Вот тогда Собор Успенский
Иерарха и принял.
В нишу, чисто вход вселенский,
Раку с прахом его взял.

Нишу всю замуровали,
Он стал частью этих стен.
Пётр отныне был, все знали,
Часть Собора и не тлен.

Уже после окончания
Подошёл митрополит:
- «Прибыл к вам я до скончания,
Как Господь благоволит.

Феогност ношу я имя,
Патриарх в Москву послал».
- «Для Руси Москва, как знамя!» -
На прощание мне сказал.

Подъезжая в Тверь с востока
За семь вёрст узрел Чолхан.
Понял, Тверь не одинока,
Храм есть, купол, как курган.

Двоюродный брат Узбека
Ехал в Тверь не отдыхать.
Александру, как опека
И ясак исправно брать.
 
Храм действительно громада,
Спасский это был Собор.
Первый храм Руси, бравада
Просто пёрли из всех пор.

Блеск весь в том, что пятиглавый,
Золотым венцом обшит.
Купол был столь величавый,
Что другое всё затмит.

Экстра лестничные всходы,
А резьбою, как изрыт.
Потолки, опоры, своды …
Их величие, как спит.

И не меньше впечатлений
Даёт внутренний уклад.
За века нет изменений,
Так же всё на древний лад.

Весь алтарь собран из дуба,
Из него иконостас.
Ризница вся, как голуба,
Ткань бесценная подчас.

В Тверь он въехал по-хозяйски
Вместе с войском небольшим.
И чуток по разгильдяйски,
Не сказав, что посетим.

Русь не знал Чолхан нисколько,
Здесь ни разу не бывал.
По рассказам близких только,
Хан знать больше не давал.

И сейчас по воле брата,
В двадцать пять неполных лет,
Въехал в город супостата,
Как Орды авторитет.

Тверь Сарая был побольше,
Поразил его Собор.
Мощь постройки, наибольше,
Золотой его убор.

Встречен был народом хмуро,
Предпочли все уходить.
Кто куда, но все понуро
Расходились, не дразнить.

Встретил князь, ему сказали,
Что отряд татар пришёл.
Терем князя все здесь знали,
Чолхан сразу и нашёл.

- «Рад вам гости дорогие!» -
Александр нарочно лгал.
Знал он, кто они такие,
Но Чолхана не узнал.

Нарочито не слезая,
С коня прямо произнёс:
- «Всех прими, коней включая,
Чтобы был у них овёс.

Я Узбека брат, запомни,
И зовут меня Чолхан.
Терем я займу и помни,
Никакой я не дружбан.

Люди будут жить со мною,
Обеспечь еду, кумыс.
Всё своё возьми с собою,
Если сможешь даже крыс.

Соберём ясак годичный.
Хоть ты и великий князь,
Веры нет, для вас привычный
Способ татьбы, не боясь.

И пошли гонцов в уделы,
Чтоб баскаков ждали там.
Будут козни, примем меры,
Спуску в этом вам не дам».

Александр пожал плечами.
- «Ваша воля раз вы хан» -
Молвил с грустью: «И с мечами
Не допустим балаган».

Всю семью боярин местный,
Как бездомных, приютил.
Ропот вдруг пошёл не лестный
Про татар, как зло чинил.

Князь старался, как возможно
Охладить ненужный пыл.
Соберут, мол, что им можно
И уйдут, народ остыл

И однажды в день погожий,
Август был в разгаре сил,
Отдавал свой дар расхожий,
Этот месяц всюду мил.

Случай каверзный внезапно
Вновь всё переполошил.
И ушло вдруг безвозвратно
То, чем город мирно жил.

Дьякон местного Собора
Вывел лошадь искупать.
Волга рядом, нет забора …
Он привык так поступать.

Сделав все дела с помывкой,
Он зашёл в торговый ряд.
Лошадь рядом, шёл с улыбкой.
День прекрасный, жизни рад.

И здороваясь со всеми,
А его тут каждый знал,
Шёл, искал товар по теме,
Он хомут коню искал.
 
Мимо глиняной посуды
И изделий кузнецов,
Мимо яблок, коих груды
И других таких рядов.

Запах кож ему знакомый
Он учуял и в тот ряд.
Там лежал товар искомый,
Забирай хоть всё подряд.

Впереди мясные туши,
С рыбой множество корзин,
И дары лесов, и груши …
Вёз всё это селянин

Жадно конь вдыхал ноздрями
Эту радужную смесь.
И крутил без мер ушами,
Словно знал, опасность есть.

Дьякон обратил внимание,
Несмотря на мирный гул,
Лица многих, изваяние,
Как тревогу кто вдыхнул.

А причина была ясной,
Больше месяца вся Тверь
Унижалась этой кастой,
Так татар зовут теперь.

И большой отряд татарский
Был поставлен на прокорм.
А ответ сугубо барский,
Лишь нахальство выше норм.

Вроде бы ясак собрали …
Нет, живут, … чего-то ждут.
Терем князя весь засрали
И не ясно, как уйдут.

Порождалось беспокойство,
Что опять беда грядёт.
На Руси такое свойство,
Русь всегда опасность ждёт.

Дьякон вдруг остановился,
В рядах слышит разговор:
- «Князь татарский к нам явился,
Александр пропал с тех пор».

А другой: «И терем князя
Занят ими, весь забит.
Их боярин, как проказя,
Выгнал всех, да и грозит».

И опять же голос звонкий:
- «Не боярин он всем нам!
Брат Узбека и неробкий.
Чолхан! Так зовётся там.

Наше княжество спокойно
Хочет в ханство обратить.
Православие пристойно
Можем с ханом развратить.

Он Иисуса на Аллаха
Нам предложит поменять.
Несогласному есть плаха.
Так вот будет нас менять».

- «Как же церкви, храмы наши?» -
Чей-то голос будто плач.
Звонкий голос снова: «Ваши???
Он же нехристь и палач».

Словно чьё-то предсказание,
Как в насмешку вдруг сбылось.
Из-за  кузней в наказание
Трое их, как что стряслось.

Три татарина по форме
Молча, въехали верхом.
При оружии, всё в норме,
Шлем у каждого с хвостом.

Неприятный зуд по телу.
Дьякон вздрогнул, это дрожь.
Он плотней прильнул к пробелу
Между лавками и что ж?

Он троим, давал дорогу
И коня плотней прижал.
- «Проходили бы, … ей Богу» -
Вдруг подумал и дрожал.

Поравнялись наконец-то.
Тот, кто тройку замыкал,
Задержался и зачем-то
Коню холку потрепал.

Шлёпнул лошади по крупу
И зацокал языком.
Дьякон замер, как уступку,
Так торгуют, он знаком.

Вил татарина был мерзкий
Морда репой, как дебил.
И его поступок дерзкий
Тех двоих не удивил.

Резко выхватив поводья,
Он коня к себе забрал.
Дьякон взвыл: «Отдай, отродье!!!
Ты и так всех обобрал!»

Ни отчаянные крики,
Ни ругательства притом,
Не сменили даже лики
Этой тройки целиком.

Так и ехали спокойно,
Вроде так должно и быть.
Дьякон только непристойно
Обзывал и начал выть.

- «Люди-и-и! Что же вы глядите!» -
В крике ярость с ней же боль:
- «Вы такого же хотите?!
Это ж всем на рану соль».

И мольба его внезапно
Стала требованием вдруг:
- «Так и будем поэтапно
Русь сдавать? Они возьмут!»

Это стало словно искрой,
Снявшей весь безумный шок.
Жить и дальше с этой сварой,
Кто свидетель был, не мог.

- «Что же братцы здесь творится!» -
Из толпы раздался клич:
- «Они рвут, а мы мириться?
Как рабы, часть их добыч?

Не дадим себя в обиду!
Гордость надо возродить!
С этим нехристем беседу
Не намерен проводить».

А ему, как продолжая:
- «Из торгов не выпускать.
Спросим, здесь не уважая,
Пусть узнают, как страдать».

Ничего не понимая,
Что толпа от них хотит.
Тройка встала, мол, желая,
Что народ всё объяснит.

Вмиг толпа их обступила,
Те ж никак в ум не возьмут,
Чем рассержена рабсила,
Почему все так орут.

У того чей лик, как репа,
Повод вырвали из рук.
Конь заржал безумно, слепо …
Дьякон шустро тут как тут.

Тут татарин догадался,
Саблю мигом обнажил,
Но в седле не удержался,
Сбит оглоблей, … заслужил.

А коню проткнули брюхо,
На него тот и упал
И лежал под ним, как тюха,
Звал своих, едва дышал.

Всё произошло мгновенно.
Не успев сообразить,
Чуть ли не одновременно
И двоих смогли сразить.

Их рубили топорами,
Вымещая свою злость.
Не назвать уже телами,
Что осталось - мяса гроздь.

За грабёж и унижения
Их народ сейчас карал.
Только в виде отражения
Справедливость показал.

Так что вспыхнувшее пламя,
Ясно всем, не погасить.
- «Бей поганых!» - возглас: «Племя
На Руси искоренить!»

Толпа выросла прилично
И в центр города, как вал.
А купцов ордынских лично
Били, хоть тот торговал.

В центре ратники примкнули
С криком: «Князя выручать!»
И к хоромам повернули,
Чтоб с Чолхана и начать.

А над городом певуче
Колокольный звон поплыл.
И из всех дворов, как к буче
Мужики кто, с чем что скрыл.

Побросав свои занятия,
Все на улицу бегом.
Вся ремесленная братия,
Кто с мечом, а кто с багром.

- «А почто скажи мне, дядя,
На татарина пошёл?» -
Молодой с восторгом глядя,
Спросил деда, рядом шёл.

Парень был кузнец, похоже,
На нём кожаный халат.
Сложен крепко, что дороже,
Нёс в руке свой меч-булат.

- «Ты же ужик с ними вроде,
Сам три шкуры с нас дерёшь» -
Парень вновь, идя к свободе.
А в ответ: «На смерть идёшь.

Не балуй этим чрезмерно.
Князя надо выручать.
А татар? Их непременно
Что в руке несёшь встречать».

Вскоре площадь у Собора
Стала, словно шёл там торг.
И дружина вдоль забора
Тоже встала. Был восторг.

И вдруг радостные крики,
Появился Александр.
На коне, а в шлеме блики.
Боевой аксессуар.

- «Тверичане!» - крикнул княже
В стременах тотчас привстав:
- «Не держу и мысли даже
Бросить вас великим став».

Голос громкий и высокий
От волнения звенел.
И румянец однобокий
Своих красок не жалел.

- «Ни ясак, … одно желание
Извести наш княжий род!» -
Видел княже понимание
И дополнил: «Этот сброд

Посягнул на нашу Веру,
Мыслит храмы все закрыть.
В мусульманскую химеру
Всех нас чохом обратить».

Просто рёв многоголосый
Александру был в ответ:
- «Не дадим, чтобы раскосый
Ставил здесь свой минарет!

Гнать его отсель немедля!»
Это был уже призыв.
Князь же несколько помедля,
Показал, волнение скрыв.

- «В княжьем тереме засели!» -
Крикнул снова: «Надо брать!
Чтоб Чолхана в плен успели,
Может запросто удрать».

И ответ татар привычный,
Зная, что угроза блеф,
Для толпы приём обычный,
Показали и свой гнев.

Распахнулись вдруг ворота
Крепких княжеских хором.
Группа с рыком бегемота
В двести сабель напролом.

Словно молния сверкала
Сталь изогнутых клинков.
Сотни тверичан сначала
Пали тут, итог таков.

Очень многие погибли
От подкованных копыт.
Кони в бешенстве охрипли,
Ржанием город, как накрыт.

Впереди самый заметный
Был, конечно же, Чолхан.
Он не ждал удар ответный,
Бить толпу был, как дурман.

Сильные в открытом поле
Здесь вдруг начали сдавать.
Улица не то раздолье,
Сложность стали создавать.

И коням не развернуться,
И наездник всем зажат.
Время вроде бы вернуться,
Но и житель стал фанат.

Перевес людской огромный
И отряд был окружён.
Вилы, пики, … выбор скромный,
Но напор был отражён.

Стали стаскивать баграми
Прямо с сёдел на песок.
Их рубили топорами,
А кого ещё и впрок.

В ход шли жерди, палки, камни …
У хором телеги в ряд.
Всё закрыли словно ставни,
Гнев людской бил всех подряд.

И Чолхан не отвертелся,
В этой драке был убит.
Мёртвый явно не смотрелся,
Пикой в грудь был, как прибит.

Только с наступлением ночи
Часть татар пробилась всё ж
В терем княжеский. Нет мочи,
Сил нет, просто невтерпёж.

Но из окон сквозь решётки
С луков начали стрелять.
Метко били, залпы чётки,
Шустрых стали отгонять.

После маленькой заминки
В терем начали стрелять.
Стрелы с паклей без запинки
Пламя стали расширять.

А ещё через минуту
Пламя стало, как забор.
Не войти, пусть даже в смуту
И не выйти хоть на спор.

Как метались, было видно,
Но огонь всех пожирал.
Что Тверь ждало? Незавидно
Сам народ судьбу избрал.

Александр смотрел с тревогой,
Терем быстро догорал.
Все сгорели смертью строгой,
Ни один не дал сигнал.

Стало вдруг предельно ясно,
Рубикон он перешёл.
Жди Орду, что ждёт ужасно …
Кто союзник? Не нашёл.

Посылать гонца Ивану?
Тут Москва ему не друг.
С извинением к басурману?
И отца он вспомнил вдруг.

Как ордынцы не простили,
Хоть и был тогда навет.
Сам пришёл, и всё ж казнили,
Здесь другим будет ответ.

Князь Иван сидел за книгой,
Когда вдруг раздался стук.
- «Звали, княже?» - как веригой,
Говорящему был звук.

Это был дьяк княжий Костро,
Много знал, гонцам писал.
Задавал вопросы остро,
А бывало, и спасал.

Клиновидная бородка
Цвета ржавчины, как есть.
Голый лоб на нём бороздка
И кафтан потёртый весь.

Князь немедля повернулся
Жестом тут же пригласил.
Дьяк в поклоне изогнулся
И войдя, присесть спросил.

- «Вот садись, Костро, на лавку.
Я хочу совет спросить» -
Но он тут же внёс поправку:
- «Мнение твоё получить».

- «Разуменье моё стало» -
Дьяк прокашлялся: «Подстать?»
- «Князю с дьяком не пристало? …» -
И Иван решил не лгать.

- «Народился сын намедни,
Думаю Андрей назвать.
Одарить, причём не бредни,
А вот чем, хотел узнать.

Ты же всё моё хозяйство
Знаешь, кстати, лучше всех.
И не любишь краснобайство,
Посоветуй, чай не грех.

Я б село, хотел какое …
Из простых середнячков.
Не богатое, большое …
И не бедное, без слов».

- «Что ж, сыскать, конечно, можно,
Взять бы Радонеж, в пример.
От Москвы дойти не сложно,
Ни как к хану, например.
 
А в обители Хотьковской
Можно грамоте учить.
Внешне пусть пока не броской,
Перспектива есть служить.

На горе стоит Обнорской
Брат ваш Юрий предложил.
А когда встал глыбой броской,
Пётр, Святейший, освятил.

Село это не большое,
Но живут там без долгов.
Что имеют, нажитое.
Скромный быт у всех таков.

А угодья, … загляденье!
Речка Пажа, это знак.
Символ этого владенья,
Украшение, … можно так.

В чащах бортничают люди
И пудами мёд берут.
Белок бьют не сбыта ради,
Свой орешник берегут.

Так что я рекомендую
Село это подарить».
- «Убедил! Я потолкую,
Где княгиня будет жить,

Так что грамоту состряпай,
По сему тому и быть».
- «Всё исполню и не сапой,
Все узнают княжью прыть.

У меня ещё к вам дело,
Коль в светлицу к вам пришёл».
- «Говори теперь мне смело,
Кое-что в тебе нашёл».

Вынул свиток тут же Остро
И Ивану: «Это долг!»
- «Чей долг? Ты чего так просто
На словах сказать не мог?

Ну и что там в этом свитке?
Предлагаешь прочитать?» -
А эмоции в избытке:
- «Сам читай, а мне плевать».

И тогда дьяк монотонно
Список этот огласил.
Кому князь, пусть и законно,
Многим просто не платил.

Это были и бояре,
Кто на службе состоял.
Воеводы и дворяне,
Кто за Русь всегда стоял.

Князь всё слушал напряжённо,
Но сорвавшись, вдруг сказал:
- «Рубли, гривны, … изощренно
Стали требовать, я знал.

Нет в казне сейчас налички,
Чтобы взять всё им отдать.
Откуплюсь землёй, привычки
Нам сейчас не занимать.

Так что всем пиши как надо,
Хочешь жить, бери надел.
Русь теперь уже не стадо
И у нас есть свой предел».

По скончании беседы
Князь решил лишь отдохнуть.
Утомили эти беды,
Вышел воздухом вздохнуть.

У Успенского Собора,
А он рядом с домом был,
Нищих страждуюших свора
Ждала, он их не забыл.
 
Как е своим к ним обращался
И по имени всех знал.
Он с народом так общался
И на жизнь всегда давал.

И сейчас, как было раньше,
Он толпой был окружён.
И с улыбкой: «Так и дальше …
Ведь ни кто не обделён».

Всем давал по целой гривне,
Калита всегда при нём.
А жалел таких издревле,
Кто слаб, чем-то обделён

Попрошайки, словно куры,
Невозможно накормить.
Нет в общении культуры,
Лезут, … не остановить.

И Иван с трудом подрался
Словно бы через кордон.
Выйдя, тотчас отдышался,
Осмотреться был резон.

Тут же обратил внимание.
Группа местный мужиков
Слушали без понимания
Трёх татар, не зная слов.

Тараторили бессвязно
Очень трудно разобрать.
И одеты были грязно,
Издалёка шли, видать.

А Костро был рядом с ним же
И он дьяку: «Позови …
Хочу видеть их поближе,
Понапрасну не гневи».

Низко кланяясь, татары
Были рядом, дьяк привёл.
По-монгольски им: «Развары!
Кто такие? Что там плёл?»

И татарин побойчее:
- «Не узнали мы вас, князь.
Шли в Москву, для вас нужнее
Знать, что с Тверью, не смеясь.

Мы табунщики Чолхана
В Тверь отряд Чолхан привёл.
Бунт возник из-за обмана,
Всех ясак, видать, подвёл.

Все погибли однозначно,
Нас табун резервный спас.
Был за городом удачно,
Выпас там вот я и пас.

Виден был пожар громадный,
Терем княжеский горел.
В нём отряд наш жил баскакный
И Чолхан, он их жалел».

И Иван к себе вернулся,
Мысль долбила: «Бунт? Мятеж?
Кто ж так лихо развернулся?
Где же мой теперь рубеж …».

Зашёл в детскую к Андрею,
Он был младший из ребят.
Взял на руки, … разумею:
- «Жаль таких вот истребят».

Аж в последний день июля
Появился он на свет.
Краснота прошла роднуля,
Приобрёл нормальный цвет.

И сейчас большие глазки
На родителя лупил.
Существо, а просит ласки
И Иван её дарил.

Захлестнула его нежность …
Впору выронить из рук.
То была не безмятежность,
А итог душевных мук.

Снова вспомнились татары.
Сына мамке передал,
Выйдя на крыльцо, пожары
Будто в яви увидал.

И почувствовал внезапно
Тошноту, грудную боль.
Точно дым почти вертепно
Стал душить, как голод голь.

Тут же е стенке прислонился,
Чтоб спокойно подышать.
Хорошо не объявился
Из домашних, стал б мешать.

Понял так же, Александру
Больше Тверь не удержать.
И не стол великий, … кару
От Узбека надо ждать.

Не простит он гибель брата,
Пусть он десять раз не прав.
Так что ждёт всю Тверь расплата,
Уж такой татарский нрав.

И до боли стала ясно,
Претендент остался он.
Суздаль взять в союз и гласно,
Александра свой резон.

Князь он в Суздали известный,
Стать великим бы не прочь.
Стол желанный пусть и лестный …
Только некому помочь.

И Иван так размышляя,
Суздаль взять-таки, решил.
Ничего не обещая,
В Орду ехать предложил.

Одиночество, как чувство,
Чаще стало приходить.
И сейчас, как безрассудство …
Выход надо находить.

С Ордой ссориться - безумство!
Кончишь так же, как и Тверь.
Нет силёнок, не кощунство.
Русь в зачатии, верь не верь.

Размышляя, ветер тёплый …
Так Иван в себя пришёл.
И пейзаж уже не блёклый,
Серый в тень, как отошёл.

Окончательно опомнясь,
Усмехнулся тихо в ус.
И решил: «А в Суздаль тотчас
Слать депешу, коль не трус.

И послов в Орду немедля,
На сюрпризы не жалеть.
Хан всегда, посулам внемля,
Будет ждать, а нам успеть».

И подумал вдруг невольно:
- «Александр Михалыч как?
Население довольно,
Что решилось всё вот так?»

Вновь Сарай. Опять к хана
Собирается вся знать.
Откровенного профана
Хан не стал, на сей раз звать.

Князья; суздальский, московский
Нынче прибыли вдвоём.
Вопрос каверзный чертовски,
Но и жизненный присём.

Начал хан и речь не буйство,
Даже злость и то на треть;
- «Я злодейское убийство
Не прощу! Им всем гореть!

Не могу сказать конкретно
Как ушёл из жизни брат.
Прожил жизнь не незаметно
И подерзче всех стократ.

Я совсем не исключаю.
Что погиб Великий хан.
Не навек же, я считаю,
Титул мне Аллахом дан».

Перевёл взгляд на Ивана,
Рядом с троном тот сидел.
- «Знаю, Тверь тебе погана» -
Изрёк: «Много поимел …

Потому принял решение
Не своим дать «погулять»,
А твоё ужесточение
Даст возможность дело снять.

Ты получишь три тумена,
Чтоб восставших покарать.
Твоей рати не замена,
А подспорье, так сказать.

Да и Суздальское войско
Не останется смотреть.
Нет сомнения нисколько,
Раз князь здесь, им не стерпеть.

Дам трёх темников впридачу,
Старшим будет Федорчук.
Я чуть-чуть и озадачу,
Православный он, тот жук.

Это он по доброй воле
Православие принял.
При крещении поневоле
Имя русское и взял.

Туралык и темник Сюга
С детства только на конях.
Уроженцы оба юга,
Темперамент в их корнях.

Эти трое с войском только
Все дела будут иметь.
А ты с ними и нисколько
В распорядок их не лезть».

Узбек смолк, но ненадолго:
- «Для себя ещё решил,
Всех баскаков я надолго
От ясака отрешил.

Дань со всех земель отныне
Будешь сам мне собирать.
И раз в год, как сделал ныне,
Нам в Сарае всё сдавать.

Думаю тебе под силу.
Воля, ум, … их не украсть.
Если справишься, усилю
Твою значимость и власть

На Великое княженье
Я тебе отдам ярлык.
И в твоё распоряженье
Веси, живши без владык.

Как такая перспектива?»
Хан внимательно смотрел.
Встал Иван, как без мотива,
Но букет внутри кипел.

- «Я исполню твою волю» -
С придыханием произнёс.
Руку к сердцу, как паролю,
Князь естественно поднёс.

- «Но друзей и это точно
Не прибавишь, это факт» -
Хан с иронией, но сочно
Выдал. попирая такт.

И кивком небрежным, лёгким
Он, кто был с ним, отпустил.
Не считавшись одиноким,
Власть в Орде любил, с ней жил.

И задумался,  вникая,
Как Чолхан всё ж был не прав.
Русь и русских, презирая,
Жертвой сам при этом став.

- «Русь» - подумал хан: «Похоже,
Махом, силой всю не взять.
Часть подмять? Себе дороже,
Будут братьев выручать.

Дать самим им заниматься,
Кто как может, пусть живут,
Под присмотром тусоваться,
Помня, что мы рядом тут.

Пусть невелика надежда
В то, что так вот будем жить.
Не видать, что князь невежда,
Согласится век служить

Производит впечатление,
В данный миг, московский князь.
Размышлению значение
Придаёт и не таясь.

И считает он разумно
Для борьбы с Ордой сил нет.
Потому благоразумно
Усмирит Тверь, как в ответ».

Князь тверской же в это время
Был раздавлен и убит
Бунта брошенное семя,
Тверь, считал он, поглотит.

Глядя на следы пожара,
Поздно вспомнил: «Дальше как?
Жди Орду, а с ней кошмара …
Кто поможет? Всё не так.

Закрыть всё, сидеть в осаде?
А припасов где набрать?
Через месяц точно в стаде
Траву, землю будут жрать.

И бояре потихоньку
Вижу стали уходить.
Оставаясь здесь поскольку.
Можно и не пережить.

Так что мысль об обороне
Надо попросту забыть.
Уходить, а мысль о троне
Вычеркнуть, в себе зарыть».

Ближе к зимнему ненастью
Доложили: «Рать идёт!
А Твери это к несчастью,
Князь Иван её ведёт.

С ним же Суздаль и татары.
Никому не устоять».
Александр, уйдя от свары,
Не стал Бога умолять.

Бросив город, население,
Убежал, как жалкий трус.
Отдав на уничтожение,
Всех и даже, кто безус.

Лишь на Новгород надежда,
В город, где родился он.
Сторона эта не чужда,
Мог найти там свой притон.

Сотник Будган крупной рысью
Сотню вёл на волжский лёд.
Быть здесь не было корыстью,
Он служил, пусть и не мёд.

И сейчас, увидя Волгу,
Стал смотреть по сторонам.
Их тумен и не без толку
В авангарде шёл к врагам.

На Руси он не впервые.
Молодым сюда попав,
Невзлюбил места скупые,
Дикий холод, дикий нрав.

Его просто раздражала
Стужа, ветер, даже снег.
Злость людская сплошь кричала …
Бить их стал, как оберег.

Но пришло постановление,
Сёл в Московии не трожь.
И татарское мышление
Испытало только в дрожь.

- «Что ж потерпим, ну да ладно …» -
Утешал себя Будган:
- «Так дадим, чтоб неповадно,
Даже думать, кто им хан,

В Тверь придём, уж там займёмся
Всем «подарки» раздавать.
Ни один не увернётся,
Все получат, как пить дать».

Он умом не отличался,
В сорок лет лишь сотник стал.
В бедной юрте рост начался,
В нищете жить он устал.

А сейчас и дом в Сарае,
Сотня нукеров при нём.
И жена, … нет краше в крае.
Из черкешек же причём.

Вряд ли радость воспылала
Узнав то, чем занят муж.
Для него она сначала,
Остальное лишний груз.

И в Горчалово, в селенье
Сотня встала на ночлег
Тверь уже, возникло мненье,
Мести здесь рубеж пролег.

Жители все убежали,
Но Будган избу нашёл.
Пусть его там и не ждали,
Он уют себе нашёл.
 
В центре печь, внутри которой
Огонь ярко полыхал.
И хозяйка не притворой
Хлопотала, вид блистал.

Она просто не видала,
Как татарин в дом вошёл.
Борзота не испугала.
Знала в Тверь поганый шёл.

Лицо в масляной улыбке
Расплылось, Будган балдел.
Бёдра крепкие, пусть в юбке,
Просто звали в беспредел.

Подошёл, прижался плотно
Со спины … и грудь обнял.
Как два мячика щекотно
Отдались, где не терял.

Зад хозяйки с ним как слился,
Он сознание терял.
В шею сзади словно впился.
Целовал? И не понял.

А затем инктуиктивно
Стал подол ей задирать.
И хозяйка тут активно
Стала просто возражать.

Развернулась и по морде,
А Будган вошёл в азарт.
И на лавку, как в абсурде,
Завалил, для них стандарт.

Она билась и кричала,
Но насильник был готов.
Юбку всю порвал сначала,
Дальше ясно всё без слов.

И вдруг чьи-то руки-клещи
Сжали горло, как капкан.
Потерял из виду вещи,
А в глазах один туман.

В хрипе яростном взбрыкнулся
И хозяйку отпустил.
Кто держал, слегка ругнулся,
Оттолкнул что было сил.

А Будган сучил ногами …
Храп прошёл и он затих.
Это было, как цунами,
Всё мгновенно для двоих.

И вот скрюченное тело,
С видом выпученных глаз,
Распласталось и всецело,
Как кому-то напоказ.

- «Как так Фомушка? О, Боже …
Что же делать нам теперь?» -
Плач хозяйки был, похожий
На истерику потерь.

Это был мужик в тулупе,
Припорошен воротник,
Прогудел: «Всё дело в трупе,
В прорубь надо напрямик».

Но всё сделать не успели,
В сенях вдруг раздался шум.
То ль за грабли что висели
Зацепился, шёл, как в чум.

На пороге появился
Молодой ещё монгол.
С чем-то к сотнику явился
И застыл, глядя на пол.

- «Будгана в избе убили!!!» -
Заорал что было сил.
Мужика в момент скрутили,
Сотню как кто подменил.

Всё Горчалово, как улей.
Все кричат и местных бьют.
Дом хозяйки, не с бабулей,
Подожгли, такой уют.

- «Что за шум?» - темник лениво,
Туралык в шатре дремал.
Берег Волги, всё красиво
И тумен здесь отдыхал.

До села с версту, не больше
И туда он не пошёл.
Для тумена, как и раньше,
Лагерь ставили, где шёл.

- «Повелитель, всё узнаю» -
И слуга тут же исчез.
- «Если пьяными признаю …» -
Проворчал: «А кто долез?»

Слуги вестью поразили.
Мнутся, в очи не глядят:
- «Будгана, кажись, убили,
Так там люди говорят».

Как ошпаренный в парилке
Темник в бешенстве вскочил.
- «Село сжечь!» - уже в ухмылке:
- «Чтоб никто не проскочил.

Перебить всех до едина,
Никого там не жалеть.
Нам монголам печь их - льдина,
Не тепло несёт, а смерть.

У огня привычней греться,
Для монгола жизнь - костёр.
Сжечь, чтоб им не отвертеться,
Просьб не слушать, он хитёр».

Весть дошла и до Ивана
И он к темнику стремглав.
И с порога: «Атамана
Не строй всюду. Ты не прав!

Твой тумен, это не банда,
А ордынский гарнизон.
Не один ты, а команда
Должна знать, а в чём резон.

Мне Великий хан публично
Приказал Тверь наказать.
Мне, тебе напомню лично,
Дал вас в помощь, так сказать.

И напомнил, чтоб в проблемы
Внутри войска не влезал.
А решение главной темы
Мой вопрос, так и сказал.

Жечь Горчалово, как жертву,
Я скажу тебе, не сметь.
Всех причастных, скажем, к зверству
Покарать, возможна смерть.

И пусть люди убедятся,
Что татарин справедлив.
Над безвинным не глумятся,
А с виновным не брезглив».

- «Что? Жизнь сотника тумена
Не равна жизни крестьян?» -
Темник грубо: «То ж измена!
Я пока ещё не пьян.

Помню повеление хана
Твои земли не зорить.
Всё учли и без обмана,
Не пытались пригрозить.

Но сейчас врага угодья
И опять нельзя кругом».
- «Враг, когда в руках их копья,
В снаряжении боевом» -

И Иван опять упорно
Туралыку объяснял,
Что Тверь взять ему угодно,
Так Узбеку обещал.

И Горчалово возможно
Как объект был позабыт,
Если б князь наш осторожно
Не вмешался в жизнь и быт.

Уходя от Туралыка,
Иван как бы повторил:
- «Да мы здесь, где Тверь владыка,
Я про это не забыл.

Перед штурмом Твери всё же
В Клину вас хочу собрать
Положение знать дороже,
Чем бессвязно нас ругать.

Федорчук ваш темник старший
И уйдёт к нему гонец.
К православию притерший,
Он поймёт нас, наконец.

Вы же рать Федорчукова,
Так ордынцев стали звать.
Так что станете основа
Всей Орды, пора бы знать».
 
Встретились в предместье Клина,
Федорчук план поддержал.
Понимал, первопричина
Согласованность. Он знал.

В первый раз в совет собрали
Столь немыслимый состав.
Темники считаться стали
С русским князем, … не послав.

Туралык, бессменный Сюга,
Федорчук - чины татар.
Только старший не жадюга,
Двое с ним, сплошной кошмар.

Сел напротив и как равный,
Князь московский Калита.
И князь суздальский, тщеславный
Свой резон имел тогда.

Пригласил Иван на встречу
Двух вернейших воевод.
Пересвета, как предтечу,
И Ипата, воин тот …

Выбрали язык монгольский.
Наши знали, всё же враг.
А татарам русский скользкий
Им лопочут кое-как.

- «Наша инициатива» -
Начал сразу же Иван:
- «Потому начну с мотива,
Для чего союз создан.

Воля хана неизменна,
Двух суждений просто нет.
И задача откровенна,
Всем восставшим дать ответ.

За убитого Чолхана
Город должен отвечать.
И сгоревшая охрана
Уже молит: «Не молчать!»

И Сюга буквально с места:
- «Мы в их княжестве сейчас!
Тверь, как царская невеста,
Ждёт прощенья взять у нас?

Остальные что не в курсе?
Город Клин и то притих.
Покарать всех в нашем вкусе,
Ну, и Тверь, здесь никаких».

И Иван не только Сюге:
- «Вы что с Русью воевать?
Наши рати пусть при вьюге
Вас не выпустят шнырять.

Хан поддержит моё мнение,
Виновата только Тверь.
Александр, его творение,
Не Великий князь теперь».

Федорчук, молчавший только,
Вдруг Ивана поддержал:
- «А сомнений нет нисколько,
Верно, князь Иван сказал.

Мы ему лишь помогаем,
Так Узбек определил.
И не грабить, а желаем
Наказать, кто зло творил».

Федорчук хоть и татарин,
Православный корень зрел.
Пусть и был для всех, как барин,
Разговаривать умел.

- «А теперь вопрос центральный» -
Иван вновь: «И что нас ждёт?
Рейд вокруг был неформальный
Разузнать, чем Тверь живёт.

Нет там больше Александра
И дружина разошлась.
Убежал! С такого кадра
Канитель вся началась.

И бояр почти что нету,
Одни жители нас ждут.
Я не верю этикету,
Хлеб-соль не преподнесут

Чувствуя, что их предали,
Им же нечего терять,
Не дадут, чтоб в плен забрали,
Будут бить, рубить, стрелять.

Вот такая вот картина.
Завтра делаем бросок.
Тверь, как главная вражина,
У Руси гнилой кусок.

С трёх сторон берём их в клещи,
Выход к Волге не исход.
Разрешаю делать вещи,
Оправдавшие поход.

И ордынские тумены,
Даже суздальская рать
С москвичами без подмены
Подлый город будут брать».

Все вздохнули облегчённо,
Наконец-то ясен смысл.
Туралык не обречённо:
- «А у князя всё же мысль …».

Утром рати и тумены
Без привалов все на Тверь
Дни её считай сочтёны …
Сила мести шла, как зверь.

Брали Тверь конечно силой
И покинутую враз.
Кто защитой был не хилой,
Но как видно напоказ.

И, оставленная ратью,
Тверь не вышла на поклон.
Не поддержанная знатью,
Все на стены-бастион.

Силы же сторон неравны.
Тыщи стрел затмили свет.
В меньшинстве на сенах явны,
Были сбиты без сует.

Город просто разбирали,
Жгли, ломали всё подряд.
Трупы грудами лежали,
Хоть один прощальный взгляд.

Смерды гибли, как герои,
Кто-то около ворот,
Кто-то, чтя свои покои …
И вины не зная, … вот.

Над заснеженною Волгой
Дым, как утренний туман.
С перспективой очень долгой
Быть свидетельницей ран.

Воды талые с пожара,
Как весной сбегали вниз.
И в отсутствии там жара
Замерзали, как сюрприз.

Все бревенчатые стены
С треском рушились в огонь.
И везде такие сцены
Отвергали жалость, боль.

Через два дня Тверь, как лидер,
Перестал существовать.
Князь московский ноги вытер,
Он не мог о том мечтать.

Усмирив мятеж бесспорно,
Хан Узбек стал размышлять.
Чтобы не было повторно,
Решил меры предпринять.

Пригласил, как бы к отчёту,
Двух князей к себе опять.
Суздаль к этому почёту
Отозвался так, чтоб внять.

- «Это что?» - князь осторожно:
- «Нас с Москвою приравнял?
Если так, вполне возможно
Я б союз с Иваном внял».

А Иван депешу взявши,
Александру предложил
Ехать вместе, как, познавши
Роль союзов, раз вступил.

И опять они в Сарае,
Но настрой совсем не тот.
Не в привычном уже лае
Их встречал, не как сирот.

Федорчук их встретил лично
На ладью взошёл тотчас.
И совсем не педантично
Он Ивану: «Рад за вас!»

Через день по протоколу
Все у хана собрались.
И, как знатному монголу,
Не предложил всем садись.

Начал речь почти шаблонно:
- «Как я счастлив! О, Аллах!
Что власть наша непреклонно
Держит всё в своих руках

Со времён аж Чингисхана
У нас с Русью есть союз.
Ляпы есть, не без изъяна,
Но Орда для них не груз.

Я прекрасно понимаю,
Где покой, там платят дань.
Резать курицу, я знаю,
Неуместно, есть же грань.

В Твери князем, я решаю,
Александра будет брат,
Константин, ему желаю,
Чтоб учёл весь кавардак».

Но другое сообщение
Поразило всех, кто был.
Нет, нет, нет, не возмущение …
Власть в Руси пустил в «распил».

А сказал вот что, буквально:
- «Власть в Руси надо менять.
Ярлыком? Это банально.
Всю систему поменять.

Будет два Великих князя,
Среди них московский князь.
Приструнил, Тверь не елозя
И с Ордой имеет связь.
 
За Иваном закрепляю
Новгородский стол навек.
К его землям добавляю
Галич, Углич, как в сусек.

А Москва будет считаться
Среди нас, как стольный град.
Так что все дела решаться
Будут впредь не наугад.

Суздаль - вот второй центр власти,
Александр Великий князь.
Этим кончатся все страсти
За престол с призывом: «Слазь!»

А Владимир и владения
Переходят в этот центр.
Вот такие изменения
Обеспечат мир всех сфер».

Хан Узбек был не брутальный,
Разделив Великий стол.
Этот способ гениальный
Ещё Батый предпочёл.

Он Великое княжение
Тогда просто разделил.
Во Владимир для служения
Он Андрея посадил.

Ну, а Невский, как Великий
К новгородцам вновь ушёл.
Но Андрей, характер дикий,
С братом мира не нашёл.

Вот за то и поплатился,
Потеряв Великий стол.
И потом он с Невским бился,
Словно с соколом щегол.

Все кто был, были в восторге,
Как хан мудро поступил.
Зашумели, как на торге,
Этим как бы угодил.

Неожиданно к Ивану
Подошёл мурза, их свет.
Приближённый к власти, к хану …
Это друг Ивана, Чет.

С очень искренней улыбкой,
Как приятеля обнял:
- «Это не было ошибкой,
Что Узбек в систему встрял.

А тебя я поздравляю
С тем, что стал Великий князь.
Вот теперь и размышляю,
Как сказать, чтоб не таясь».

Иван даже растерялся:
- «Ты меня, мой друг, смутил.
Ты когда в чём затруднялся?
Откровенно … поразил …».

И Чет начал издалёка:
- «Помнишь, как-то я сказал,
В моей Вере подоплёка,
Мне ислам, как нелегал.

Хочу к хану обратиться,
Чтоб в Москву он отпустил.
В христианство обратиться,
Может корни б там пустил.

Ну, так как? Возьмёшь на службу?»
- «Боже мой! Что за вопрос?
Я считал за честь и дружбу,
А тут жить. Я что Барбос?»

Возвращался вновь по Волге,
Но теперь уже один.
Через Тверь, речь не о долге,
Посмотреть, как Константин.

И в сопровождении свиты
Ехал, молча вдоль  руин.
- «Нет Твери и шансы биты» -
Думал молча: «Есть один …».

В размышления углубляться
Он не стал, решив, есть князь.
Пусть решает с чего взяться,
Ищет помощь даже связь.

Зодчих встретил возле храма,
Спорили с чего начать.
И Иван: «Из кучи хлама
Что-то мыслите зачать?»

Предложил в Москву податься,
Сделал, как Великий князь.
Мол, есть чем в Москве заняться,
Тверь надолго город-грязь.

Согласились все буквально
И он дьяку: «Оформлять!»
Так Иван вполне реально
Начал планы претворять.