Читая книгу погружение во тьму

Захлопнулись ворота. Холод крут.
Худой. Седой. С душой опустошённой.
Вопрос так и остался нерешённый:
Куда? К кому? Нигде его не ждут.

Отвержен миром на приличный срок
Наветом или - жертва подлой воли.
О, сколько унижения и боли
Принёс над ним нависший злобный рок!

Но власти новой жёсткая рука
Судьбой его играла, словно пешкой,
Не выпускала. С дьявольской усмешкой
Приоткрывала клеть его слегка,

Чтоб чуть свободой мог он подышать,
Расслабиться, наесться вдоволь хлеба,
Узреть незарешётченное небо,
Дальнейший светлый план судьбы решать

Хотел...Но тут же - стук очередной,
И на пороге - сытые ребята.
(В свои права садисты верят свято)
Суют листок с придуманной виной.

Напрасны выясненья, стон и всхлип.
Уже виновен тем, что ты родился
И на врагов, конечно же, трудился.
И вот в их паутину снова влип.

А паутина та по всей стране
Паучьей властью быстренько свивалась,
Ночами в семьи вороном врывалась,
Ломала. Гнула. Ставила к стене.

Что мёртвым - ад? Устроен ад живым.
Прикладами, плетьми заставив гнуться,
Трудом обогащались дармовым.
Рабов мечта - уснуть и не проснуться.

Тайга. БолОта.Нестерпимый гнус.
Клопы и вши. Парашею воняет.
А лагерный, отъевший пузо, туз
Замёрзших, тощих матом погоняет.

И - рапортА про "подвиг трудовой"
Перевоспитанных, готовых к новым планам,
Что БАМ для них стал подвигом желанным.
Народец, мол, сознательный, живой.

Что треть живых осталось - не беда.
Для дела - не ущерб. Нагонят новых.
За зоной бугорков - сто три ряда,
А бугорков в ряду, что пней сосновых.

Потомки лишь сегодня узнают,
Какие судьбы выпали их дедам,
Как выживали и зимой, и летом,
И где нашли последний свой приют.

Читаю исповедь Олега. Бедолага.
Он, всё же, выжил, вышел. А иным -
Калекам и чахоточным больным,
Быть узниками вечными ГУЛАГа.

Читаю. Плачу. Сколько в людях злобы!
Сек.соты,конвоиры, палачи...
А ведь иначе быть у нас могло бы,
Когда б иная власть взяла ключи.