Запись в личном дневнике

Летом того года случилось мне съездить в одно небольшое и ничем не примечательное бурятское село. Находилось оно на опушке хвойного леса, который был единственным живописным местом в том угрюмом уголке. Еще из общей серости выделялось здание сельской администрации, более походившее на музей времён СССР. Оно как-то не вписывалось в общий пейзаж и на фоне сереньких деревянных домов с невзрачными крышами, казалось величественным историческим монументом.
 
Приехали мы туда к родственникам дядиной семьи, чтоб забрать деревообрабатывающий станок, отдаваемый ими за ненадобностью. Вместо планируемого одного дня, мы задержались там на три. Признаться, я там сильно заскучал. От нечего делать часами прогуливался в лесу, любуясь пейзажами, а они действительно были хороши. Я люблю лес за его вековую тишину и возможность приобщиться в этой тишине к чему-то истинному, постоянному, духовному. В нём мысли будто впитывают то могучее спокойствие и возносятся над обыденной мирской суетностью.
 
Шел второй день нашего пребывания в селе. Я вернулся к обеду из очередной лесной прогулки и дядя Паша, хозяин дома, видя, что моё лицо не исполнено житейскою радостью, спросил, не читаю ли я книги. Я оживился, так в доме книг не замечал. Через две минуты, находясь на пыльном чердаке, среди сваленного туда хлама, ваш скучающий герой разбирал книги, стоявшие в картонных коробках. Практически все они были из разряда легкого чтива – любовно-эротические романы в стиле «Мой нежный варвар» и популярные в 90-х криминальные творения по типу «Зона», «Воровской передел» и т.д. Подобная чушь меня не интересовала никогда, но вдруг внимание привлекла тонкая книжечка в серой обложке без названия. Это оказался личный дневник. Из ста пятидесяти страниц он был исписан до сто двенадцатой. Записи делались ручкой, почерк ровный и аккуратный. Некоторые листы оказались вырваны. Дядя Паша не знал, кому он принадлежит, а книги ему отдал сосед, который давно уехал.

После обеда я снова пошёл в лес, прихватив с собой интересную находку. Все пометки ограничивались 1997-98 годами. Там были короткие, например «Мы своими руками ломали Великое государство, чтоб с высокими надеждами оказаться в грязи, познав неизмеримую мерзость общества утраченных идеалов. Высокие надежды быстро испарились. Теперь только грязь» и длинные, одну из них я выделил особо, так как она, действительно тронула душевные струны:

«Снова эта волна всепоглощающей тоски. Я знаю, что она будет ещё и ещё, но не могу, не умею построить лодку, чтобы быть над ней. Потому тону, заглатывая тоску внутрь. Что я должен понять? Что зависит от меня? Её причина – одиночество. Одиночество души. Боже мой, мог ли я в свои двадцать, даже в самые тщательные моменты самокопания, представить, что всего через десять лет я буду так жалок. Нет, жалок не в глазах других, для них можно играть роль, выстраивая вокруг себя декорации беззаботности и невозмутимости так, что они даже  не помыслят о том… хотя, плевать на их помыслы и суждения. Меня пугает то, что жалок я прежде самому себе.
 
Я из тех людей, которые в отношениях с другими требуют  полноты чувств, эмоций, доверия, искренности. Я не удовлетворяюсь полумерами и не могу долго находиться в промежуточной стадии. Если чувства не развиваются, то быстро остывают, наращивая внутри лишь раздражение. Долго ищу высокие чувства, но в последнее время всё больше опасаюсь, что я их себе придумал, что может, таких и не бывает, а если и бывают, то это награда, а я её не заслуживаю. Я мечтатель, который полюбил собственную мечту и восхитился её необыкновенной красотою, пренебрегая реальностью. Не знаю, любил ли я? Возможно. Милые и нежные чувства были точно, но… Всё больше недолгие интриги с пошлой имитацией привязанности, иногда с претензией на серьёзность. А потом, как по сценарию, несвойственная мне грубоватость, недоумение в трогательных глазах девчушки и мои широкие фразы о пустоте внутри, о том, что не мне быть героем её любовной повести со счастливым концом. Я ведь и сам жалел, что не мне. Жалел, что нам не удалось достичь той полноты. Мы старательно карабкались на вершину, но как часто бывает - одному не хватило сил, упорства, желания, а на вершине обязательно должны быть двое. Может, не та вершина, может, не с теми стараемся её покорить.
 
Итог, мне тридцать лет. Многие мои знакомые женились, вышли замуж, обзавелись детьми, а что же я? А я всё в поиске того, чего мне так долго не хватало и нет теперь. Всё тот же мечтатель, но только старше и уже не такой восторженный. Многое приелось. Всё чаще, тёмным облаком над головой, нависают сомнения. Пугает возможная бессмысленность поиска, но больше то, что в один момент просто сдашься как многие и, заглушив в себе тот тонкий свет прекрасного, смиришься с поражением, уступишь. Вернее, даже не смиришься, а заставишь себя смириться.

Коль откупорил вино и по вкусу оно,
Коль дурманит, бодрит, тогда пей.
Ну а если невкусно, то вылей его,
Оно уж не станет вкусней.

Да, любовь не вино, но любовь как вино. Это сравнение тривиальное, но его суть передана отлично. Как тоскливо становится от этого «заставишь себя смириться». Смириться с безвкусием вкушаемого вина, пусть от него и не будет приятного охмеления, но им можно утолять жажду. Да уж, какая гадкая мысль, и как она меня пугает.
 
Не хочу заканчивать запись такими унылыми думами. Поэтому, добавлю тезис из Евангелия от Матвея (гл.7, ст.7-8). «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят».
Октябрь 98»

(11.01.21)