Юбилей Осипа Мандельштама отметили в ЛиТО Данко

Литературная гостиная музея С. Юдакова
И МУЗЫКА, И СЛОВО…
Гости, собравшиеся в уютной литературной гостиной ташкентского мемориального музея композитора Сумлеймана Юдакова, завороженно слушают музыкальные фрагменты… Что ж, это вполне ожидаемо для «музыкального» музея. Только вот тема вечера, организованного в рамках работы ЛиТО «Данко» при Русском культурном центре Узбекистана, звучала вполне литературно – «К 130-летию со дня рождения поэта Осипа Мандельштама».
За фортепиано – Галина Зазулина, она создает атмосферу музыкального салона начала ХХ века: звучат фрагменты произведений Бетховена, Баха, Шуберта, других выдающихся композиторов, горячо любимых замечательным поэтом, прозаиком, переводчиком и литературным критиком Осипом Эмильевичем Мандельштамом, юбилей которого отмечается в текущем году. Увлекательную лекцию о большом значении музыки, искусства исполнительства для этого автора подготовила Фарида Бобрик.
Осип (Иосиф) Эмильевич Мандельштам родился 2 (по новому стилю 14, по некоторым данным – 15) января 1891 года в Варшаве. Его отец был мастером перчаточного дела, состоял в купцах первой гильдии, а мать была музыкантом. В 1896 году семья была приписана в Ковно, а в 1897 году переехала в Петербург.
Осип получил образование в Тенишевском училище (окончил его в 1907 году), российской кузнице «культурных кадров» начала XX века. В 1908 — 1910 годах он учился в Сорбонне и Гейдельбергском университете. В Сорбонне посещал лекции А. Бергсона и Ж. Бедье в «Coll;ge de France». В промежутках между зарубежными поездками бывал в Петербурге, где посещал лекции по стихосложению на «башне» у Вячеслава Иванова.
К 1911 году семья будущего поэта начала разоряться, и его обучение в Европе стало невозможным. В сентябре 1911 года он был зачислен на романо-германское отделение историко-филологического факультета Петербургского университета, где обучался с перерывами до 1917 года, но курс не окончил.
Первая публикация — в журнале «Аполлон» в 1910 году. С ноября 1911 года регулярно участвовал в собраниях Цеха поэтов. В 1912 году вошел в группу акмеистов. Его поэтические поиски этого периода отразила дебютная книга «Камень» (три издания: 1913, 1916 и 1923 годов, содержание менялось). Находился в центре поэтической жизни, регулярно публично читал стихи.
После 1917 года работал в газетах, Наркомпросе, много ездил по стране и выступал перед публикой.
Стихи 1916 — 1920 годов составили вторую книгу «Tristia» («Скорбные элегии», заглавие восходит к Овидию), вышедшую в 1922 году. В том же году издана отдельной брошюрой его статья «О природе слова». В 1923 году увидела свет его «Вторая книга» стихов. С мая 1925 года по октябрь 1930 года – пауза в поэтическом творчестве. В это время писалась проза, и к созданному в 1923 году «Шуму времени» прибавилась варьирующая гоголевские мотивы повесть «Египетская марка» (1927 год). На жизнь зарабатывал стихотворными переводами.
В 1928 году напечатаны его последний прижизненный сборник «Стихотворения», а также книга избранных статей «О поэзии».
Своей тягой к «мировой культуре», эллинизму, европеизму О. Э. Мандельштам резко контрастировал с тогдашней практикой «критического реализма». Поэтому в 1933 году сразу в двух газетах и журнале «Звезда» вышли разгромные статьи в связи с публикацией мандельштамовского «Путешествия в Армению». Ответным шагом Осипа Мандельштама на эту травлю стало написание в ноябре того же года антисоветской эпиграммы «Мы живем, под собою не чуя страны…», которую он прочел приблизительно пятнадцати слушателям. Кто-то из «друзей» донес на Мандельштама. Началось следствие по его делу. В ночь с 16 на 17 мая 1934 года Мандельштама арестовали. Уже 26 мая он был осужден на ссылку в Чердынь (Пермский край). Супруги Осип и Надежда Мандельштамы прибывают в Чердынь 3 июня и временно поселяются в больнице, из окна которой вскоре выбросился Мандельштам (остался жив). По ходатайству одного из высокопоставленных знакомых Мандельштамам разрешают переехать в Воронеж, где время от времени Осип Эмильевич подрабатывал в газете и театре. В мае 1937 года закончился срок ссылки, и поэт получил разрешение выехать из Воронежа. Он с женой возвратился ненадолго в Москву (что было ему запрещено), что послужило поводом для его повторного ареста. Это произошло в ночь с 1 на 2 мая 1938 года в профсоюзной здравнице «Саматиха» (Егорьевский район Московской области). 2 августа 1938 года О. Э. Мандельштама приговорили к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 27 декабря 1938 года Осип Мандельштам скончался в пересыльном лагере под Владивостоком от сыпного тифа. Реабилитирован посмертно: по делу 1938 года — в 1956 году, по делу 1934 года — в 1987 году.
На музыкально-поэтическом заседании литобъединения «Данко» его постоянная участница Фарида Бобрик в своем тридцатиминутном докладе остановилась на влиянии музыки на поэтическое и прозаическое творчество Осипа Мандельштама. «Данковцы» узнали о том, что его мать, Флора Осиповна (Овсеевна) Мандельштам, урожденная Вербловская, была пианисткой и обучала старшего сына (а были еще у нее сыновья Александр и Евгений) игре на фортепиано. Так что и во взрослые годы Осип Мандельштам, по заверению Нерлера, вполне мог «вдруг присесть к инструменту и запросто, с лету, спонтанно наиграть сонатину Моцарта или Клементи, или что-то еще, занадобившееся к разговору». Или же «пропеть» в прозе «Египетская марка» осанну нотописи: «Нотное письмо ласкает глаз не меньше, чем сама музыка слух. Черныши фортепианной гаммы, как фонарщики, лезут вверх и вниз. Каждый такт – это лодочка, груженная изюмом и черным виноградом.
Нотная страница – это, во-первых, диспозиция боя парусных флотилий; во-вторых – это план, по которому тонет ночь, организованная в косточки слив.
Громадные концертные спуски шопеновских мазурок, широкие лестницы с колокольчиками листовских этюдов, висячие парки с куртинами Моцарта, дрожащие на пяти проволоках, ничего не имеют общего с низкорослым кустарником бетховенских сонат.
Миражные города нотных знаков стоят, как скворешники, в кипящей смоле.
Нотный виноградник Шуберта всегда расклеван до косточек и исхлестан бурей.
Когда сотни фонарщиков с лесенками мечутся по улицам, подвешивая бемоли к ржавым крюкам, укрепляя флюгера диезов, снимая целые вывески поджарых тактов, – это, конечно, Бетховен; но когда кавалерия восьмых и шестнадцатых в бумажных султанах с конскими значками и штандартиками рвется в атаку – это тоже Бетховен.
Нотная страница – это революция в старинном немецком городе.
Большеголовые дети. Скворцы. Распрягают карету князя. Шахматисты выбегают из кофеен, размахивая ферзями и пешками.
Вот черепахи, вытянув нежную голову, состязаются в беге – это Гендель.
Но до чего воинственны страницы Баха – эти потрясающие связки сушеных грибов.
А на Садовой у Покрова стоит каланча. В январские морозы она выбрасывает виноградины сигнальных шаров – к сбору частей. Там неподалеку я учился музыке. Мне ставили руку по системе Лешетицкого.
Пусть ленивый Шуман развешивает ноты, как белье для просушки, а внизу ходят итальянцы, задрав носы; пусть труднейшие пассажи Листа, размахивая костылями, волокут туда и обратно пожарную лестницу.
Рояль – это умный и добрый комнатный зверь с волокнистым деревянным мясом, золотыми жилами и всегда воспаленной костью. Мы берегли его от простуды, кормили легкими, как спаржа, сонатинами…».
В стихах Мандельштама о музыке его вкусы, сложившиеся не без влияния матери (та неутомимо водила детей на концерты), высвечивались не менее изощренно.
На посвященном поэту-юбиляру вечере прозвучало немало музыкальных «вставок» в плотное полотно цитат о музыке и ее исполнителях. Тень их великого автора, казалась, парила рядом с висящим на стене гостиной музея портретом другого гения – композитора Сулеймана Юдакова.
Прослушанный доклад своим вдохновенным сообщением об особенностях поэтики Осипа Мандельштама дополнил руководитель ЛиТО «Данко» член Союза российских писателей, поэт и эссеист Алексей Кирдянов.
– Мандельштам писал стихи «с голоса», то есть проверял на созвучность каждую строку, и если «звукопись» не казалась ему гармоничной, строку забраковывал, - поясняет А. Кирдянов. – Еще важной особенностью стилистики Мандельштама является очень широкий ассоциативный ряд в каждом стихотворении – культурные слои могут соседствовать очень произвольно, это во многом проявление внутренней духовной свободы.
Некоторые наиболее  известные и любимые многими стихотворения О. Э. Мандельштама зачитали А. Кирдянов и Г. Багдасарова.
«Данковцы» – гости музея поделились впечатлениями об услышанном, при этом было отмечено, что желательно докладчиков слушать без отвлечения на чаевничание. В связи с этим стоит напомнить, что чаепитие в «Данко» начинается лишь после перерыва, в 17.30. До этого просьба не шуметь и не мешать выступающим.
Затем о вышедшей недавно своей книжке стихов "С любовью к вам!" рассказала бард Ольга Абишева, кое-что из нее она прочитала. Также из этой книжки представила три стихотворения прозаик Мунира Бабаярова.
Образцами собственного стихотворчества поделились и другие гости музея – А. Кирдянов, Г. Багдасарова, Т. Грушина, С. Мартыненко, Е. Абалян, Г. Зазулина, Р. Каримова, А. Чембарисова.
В целом заседание ЛиТО «Данко» прошло очень волнительно; оно надолго запомнится крепким, волшебным по силе воздействия на слушателей слиянием «и музыки, и слова» (цитата из стихотворения О. Мандельштама «Silentium»).

* * *

Из стихотворений, прозвучавших на заседании ЛиТО «Данко»:

Осип Мандельштам (1891 – 1938)

БАХ

Здесь прихожане – дети праха
И доски вместо образов,
Где мелом, Себастьяна Баха,
Лишь цифры значатся псалмов.

Разноголосица какая
В трактирах буйных и в церквах,
А ты ликуешь, как Исайя,
О рассудительнейший Бах!

Высокий спорщик, неужели,
Играя внукам свой хорал,
Опору духа в самом деле
Ты в доказательстве искал?

Что звук? Шестнадцатые доли,
Орга’на многосложный крик –
Лишь воркотня твоя, не боле,
О несговорчивый старик!

И лютеранский проповедник
На черной кафедре своей
С твоими, гневный собеседник,
Мешает звук своих речей.

1913

* * *

Золотистого меда струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:
«Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем», – и через плечо поглядела.

Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни
Сторожа и собаки, – идешь – никого не заметишь.
Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни,
Далеко в шалаше голоса – не поймешь, не ответишь.

После чаю мы вышли в огромный коричневый сад,
Как ресницы – на окнах опущены темные шторы.
Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,
Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.

Я сказал: «Виноград, как старинная битва, живет,
Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке,
В каменистой Тавриде наука Эллады, – и вот
Золотых десятин благородные, ржавые грядки».

Ну а в комнате белой, как прялка, стоит тишина.
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала.
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена, –
Не Елена, другая, – как долго она вышивала?

Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.

1917


Алексей Кирдянов (г. Ташкент)

15 ЯНВАРЯ

Все валится из рук
в надтреснутом пространстве.
Бесснежная зима
дождлива и долга.
Я, кажется, навек
приговорен к молчанью.
За стенкой веселы
чужие голоса.

Все валится из рук –
из памяти и сердца.
Разбит на черепки
спокойствия мотив.
Секунда умерла,
застыв на циферблате.
А в комнате висят
свинцовые шаги.

Все валится из рук –
и книга, и расческа.
Заброшены в столе –
ненужные – стихи.
За окнами – «сентябрь»,
как нудная простуда.
Когда-то в этот день
родился Мандельштам.

1991

Алексей РОМАНОВ
Фото Сергея МАРТЫНЕНКО