немой

Соседи сверху пьют в который раз,
всю ночь гуляет бравая ватага,
роняя вниз обломки битых фраз -
про всех, про нас без родины и стяга,
которые осели за бугром.
И я опять не сплю, побей их гром,
таких соседей, здесь таких навалом,
и можно насладиться карнавалом,
есть много масок, все переберём,
но лучше их оставим на потом.
На праздник прошлой жизни не поедем,
тем более, что лифт лежит пластом,
а чей-то мальчик с плюшевым медведем
грозит мне пальцем с фото на стене.
И я беру пальтишко и кашне,
чтоб выйти, чтоб не слышать бой посуды
на счастье где-то выше. Прочь отсюда,
пусть улица откроет двери мне,
пугая предрассветной полутьмой,
прозрачной звезданутостью в полнеба.
В собачьей пене выскочит немой,
мыча глазами - мне бы выпить, мне бы
твоё пальто, твоё кашне, язык.
Я быть готов заикой средь заик,
ругаясь хоть бы с кем и как попало.
Но щеря безголосое хлебало,
мой встречный гость потупился и сник.
Домой, туда, где ругань с этажа,
который выше. В гости напроситься,
выбрасывать коленки-антраша,
коль гость не зван, он курица-не птица.
Слезливо ныть о той земле, что вот
родная власть хранит родной завод,
и даже ночью снится проходная.
Допить до дна, салатик уминая,
и знать в душе - никто там не живёт.
Уйти, найти замок, своим ключом
открыть, ввалиться, врать, что нипочём
сюда бы не поехал, знал бы если,
что будешь тут немым качаться в кресле,
таком, как сам - ненужном и ничьём.
И женщина, разбуженная вдруг,
тебя обнимет, пьяного изгоя.
Что в мире целом есть милее рук,
в которых можно спрятать восковое
лицо, немые губы, выдох - ах.
Вот счастье в тёплых вязаных носках,
а вот глаза, что пропасти бездонней.
Домашний ангел, тонкая свеча,
как много можно высказать, мыча
и тычась лбом в горячие ладони.