Запоздалая явка с повинной о событиях августа 1991

Казалось бы, что по прошествии стольких лет, отделяющих нас от роковых августовских событий в Москве в 1991 году, все уже основное по сему поводу сказано, учтено, персонифицировано, написано и опубликовано. Ан нет!

Встречаю днями знакомца - преуспевающего ныне банкира, а в недавнем прошлом генерала из центрального аппарата КГБ СССР, весьма близкого к высшему руководству сего в прошлом всемогущего ведомства Великой Державы, на безбедное содержание которого трудовой народ не жалел никаких средств.

Внешне отставной генерал-аппаратчик выглядел вполне благополучным: холеное лицо, дорогой костюм, ухоженные руки. А в глазах были тревога, боль и озабоченность.

- Последнее время, глядя на то, что творится вокруг, места себе не нахожу... - проникновенно произнес генерал, как бы поясняя свое душевное состояние. - И больше всего одолевают меня угрызения совести, сознание преступно не выполненного долга перед Родиной. Ведь мы - так называемый передовой вооруженный отряд КПСС - клялись жизнью защищать первую в мире Страну Советов. А сдали ее многовековому, исконному врагу без единого выстрела. Да еще, к стыду и позору своему, на глазах у бедствующего трудового народа. Используя профессиональные навыки и связи, бросились в бизнес и приватизацию недвижимости, вплоть до явочных служебных помещений... и вот я принял решение прояснить людям о том, как это все случилось...

- А что, есть неизвестные факты? - поинтересовался я.

- Для простого люда - да! - последовал ответ. - И для начала надо прояснить, как и когда свершилось величайшее в истории человечества предательство - осознанно добровольная, без единого выстрела сдача Советского Союза его исконному врагу - просионистским силам.

- И когда же произошел этот постыдный акт? - спросил я.

- В ночь с 20 на 21 августа 1991 года в кабинете председателя КГБ СССР Крючкова.

- И это в тот момент, когда члены ГКЧП пылко призвали граждан Советского Союза осознать свой долг перед Родиной! - возмущенно воскликнул я.

- В ту ночь на совещании в КГБ принималось окончательное решение о штурме Дома Советов, где засели псевдодемократы - ельцинисты, - продолжил генерал. - А происходило это так. Председатель КГБ Крючков в 00 часов пригласил нас, генералов, с заместителем председателя КГБ Агеевым к себе. Там были заместитель председателя Совета Обороны СССР Бакланов, член Политбюро, секретарь ЦК КПСС Шенин, заместитель председателя КГБ Грушко и начальник управления охраны КГБ генерал Плеханов. Очень скоро подъехали генералы Ачалов, Варенников, Громов. Нашу позицию не штурмовать "Белый дом" поддержали все. Все вместе стали убеждать Бакланова и Шенина отказаться от операции штурма. Крючков решительно заявил, что тоже против этой операции. Варенников и Ачалов успокаивали Бакланова и Шенина, говорили, что еще не все потеряно. Что завтра нужно вести переговоры мирным путем. Все с облегчением вздохнули: штурма "Белого дома" не будет. Но Бакланов и Шенин, как мне показалось, остались в расстроенном, подавленном состоянии. Крючков сказал Агееву о необходимости задержания Попова и Лужкова. Но мне показалось, что он говорит это исключительно для Бакланова и Шенина... Кстати, об этом историческом совещании в КГБ СССР в ночь с 20 на 21 августа 1991 года, окончательно предательски решившем судьбу страны, никогда и нигде ни единым словом не было упомянуто в средствах массовой информации. Потому как при этом полностью разрушается вброшенная в массы идеологическая концепция о том, что будто бы в Советском Союзе победила демократическая революция и социализм развалился сам по себе. А на самом деле это был контрреволюционный переворот. И кремлевская власть нашим врагам была передана без единого выстрела

- Это в принципе по-иному высвечивает ход событий, - произнес я.

- Любопытна и ситуация, сложившаяся в те исторические августовские дни 1991 года в верхнем эшелоне ЦК КПСС, - сказал генерал. - Как известно, 19 августа 1991 года в 10 часов 50 минут Секретариат ЦК КПСС направил из Москвы шифрограмму. В ней говорилось:

"ЦК компартий, рескомам, крайкомам, обкомам КПСС В связи с введением чрезвычайного положения примите меры по участию коммунистов в содействии Государственному комитету по чрезвычайному положению в СССР... О Пленуме ЦК и других мероприятиях сообщим дополнительно". А 22 августа, когда ельцинисты, ликуя, отмечали свою "победу", в стенах того же Секретариата ЦК КПСС была срочно сотворена верноподданническая новому режиму официальная бумага, подписанная многими членами Политбюро и секретарями ЦК КПСС, гулявшими тогда на воле. В этой бумаге, сказано: "Текст шифрограммы Секретариата ЦК КПСС от 19 августа 1991 года был составлен на основе дезинформации, сообщенной участникам Секретариата ЦК о состоянии здоровья Генерального секретаря и обстоятельств введения чрезвычайного положения. Текст не отражал всех соображений, высказанных участниками Секретариата при обсуждении данного вопроса, и был передан для срочной отправки на места. С учетом изложенного считать текст шифрограммы от 19 августа 1991 года недействительным".

- Оперативно сработано горбачевскими выдвиженцами! - заметил я- И кто подписал сию бумаженцию?

- Дзасохов, Лучинский, Семенова, Фалин, Калашников, Мельников, Гиренко, Манаенков, Строев, Купцов и другие. В курсе этой холуйской "портянки" был и второй человек в КПСС, премудрый Ивашко.

- Этот факт тоже до сих пор никому не ведом! - сказал я.

- Не по-офицерски повел себя в те же исторические августовские дни 1991 года и наш председатель КГБ Крючков, находясь в следственном изоляторе "Матросская тишина", - продолжил генерал. - Уже 25 августа 1991 года Крючков успел написать покаянное письмо Горбачеву из "Матросской тишины" - Генерал достал из папки бумагу и зачитал: - "Уважаемый Михаил Сергеевич Огромное чувство стыда - тяжелого, давящего, неотступного - терзает постоянно. Позвольте объяснить Вам буквально несколько моментов. Когда Вы были вне связи, я думал, как тяжело Вам, Раисе Максимовне, семье, и сам от этого приходил в ужас, в отчаяние. Какая все-таки жестокая штука эта политика! Будь она неладна. Хотя, конечно, виновата не она. 18 августа мы последний раз говорили с Вами по телефону. Вы не могли не почувствовать по моему голосу и содержанию разговора, что происходит что-то неладное. Я до сих пор уверен в этом. Короткие сообщения о Вашем пребывании в Крыму, переживаниях за страну, Вашей выдержке (а чего это стоило Вам) высвечивали Ваш образ. Я будто ощущаю Ваш взгляд. Тяжело вспоминать об этом. За эти боль и страдания в чисто человеческом плане прошу прощения. Я не могу рассчитывать на ответ или какой-то знак, но для меня само обращение к Вам уже стоит чего-то. Михаил Сергеевич! Когда все это задумывалось, то забота была одна - как-то помочь стране. Что касается Вас, то никто не мыслил разрыва с Вами, надеялись найти основу сотрудничества и работы с Б.Н. Ельциным. Кстати, в отношении Б.Н. Ельцина и членов российского руководства никаких акций не проводилось. Это было исключено. В случае необходимости полагали провести временное задержание минимального числа лиц - до 20 человек. Но к этому не прибегли, считали, что не было нужды. Было заявлено, что в случае начала противостояния с населением операции немедленно приостанавливаются. Никакого кровопролития. Трагический случай произошел во время проезда дежурной военной машины БМП по Садовому кольцу. Это подтвердит следствие. К Вам поехали с твердым намерением доложить и прекращать операцию. По отдельным признакам уже в Крыму мы поняли, что Вы не простите нас и что нас могут задержать. Решили доверить свою судьбу Президенту. Войска из Москвы стали выводить еще с утра в день поездки к Вам. Войска в Москве просто были не нужны. Избежать эксцессов, особенно возможных жертв, - было главной заботой и условием. С этой целью поддерживали контакты. У меня, например, были контакты с Г. Поповым, Ю. Лужковым, И. Силаевым, Г. Бурбулисом и, что важно, многократно с Б.Н. Ельциным. Понимаю реальности, в частности, мое положение заключенного, и на встречу питаю весьма слабую надежду. Но прошу Вас подумать о встрече и разговоре со мной Вашего личного представителя. С глубоким уважением и надеждами В. Крючков".

- Не менее интересно и письмо заключенного под стражу председателя КГБ Крючкова своему преемнику Бакатину, - сказал генерал и зачитал другую бумагу: - "Уважаемый Вадим Викторович! Обращаюсь к Вам как к Председателю Комитета госбезопасности СССР и через Вас, если сочтете возможным довести до сведения, к коллективу КГБ со словами глубокого раскаяния и безмерного переживания по поводу трагических августовских событий в нашей стране и той роли, которую я сыграл в этом. Какими бы намерениями ни руководствовались организаторы государственного переворота" они совершили преступление. Разум и сердце с трудом воспринимают эту явь, и ощущение пребывания в каком-то кошмарном сне ни на минуту не покидает. Осознаю, что своими преступными действиями нанес огромный ущерб своей Отчизне, которой в течение полувековой трудовой жизни отдавал себя полностью. Комитет госбезопасности ввергнут по моей вине в сложнейшую и тяжелую ситуацию. Мне сказали, что в КГБ СССР была Коллегия, которая осудила попытку государственного переворота и мои действия как Председателя КГБ. Какой бы острой ни была оценка моей деятельности, я полностью принимаю ее. Очевидно, что необходимые по глубине и масштабам перемены в работе органов безопасности по существу и по форме еще впереди. Уважаемый Вадим Викторович! После всего происшедшего, да и в моем положении заключенного, считаю в моральном отношении не вправе обращаться к коллективу органов безопасности, доверие которого не оправдал, с просьбой о каком-либо снисхождении. Но убедительно прошу не оценивать всю мою жизнь только по августу 1991 года. С уважением В.Крючков. 24 августа 1991 года".

- Уму непостижимо! И это он пишет патологическому предателю - антисоветчику, главному разрушителю госбезопасности страны?!

- А вот фрагменты из записей министра обороны СССР Язова в "Матросской тишине", - продолжил генерал, извлек из папки еще одну бумагу и зачитал ее: "23 августа 1991 года - пятница. Всему конец, имею в виду собственную жизнь. Утром снял мундир Маршала Советского Союза. Поделом! Так и надо. Чего добивался? Прослужив 60 лет, я не отличил от политической проститутки себя - солдата, прошедшего войну... 24 августа 1991 года. Слушаю в одиночной камере радио о событиях 19, 20, 21 августа в Москве. Понял, как я был далек от народа. Сформированное мнение о развале государства, о нищете-я полагал, что это разделяет народ. Нет, народ не принял нашего Обращения. Народ политизирован, почувствовал свободу, а мы полагали совершенно обратное. Я стал игрушкой в руках политиканов!.."

- Выходит, псевдодемократам, - вставил я, - с этими безвольными генералами фантастически повезло. Они оказались худшими из худших для единственной в мире Страны Советов! Будучи на их месте, псевдодемократы лучше бы для себя не сделали! Воистину испоганила выродившаяся капээсэсовская верхушка сталинскую систему подготовки и расстановки кадров!

- Это уж точно! - согласился мой собеседник.

- И что вы собираетесь предпринять? - спросил я.

- Прежде всего довести до сведения трудового народа имеющиеся в моем распоряжении документальные факты, высвечивающие истинный ход событий в роковое для нашей страны время, - сказал генерал. - И, конечно, пусть даже и запоздало, явиться с повинной головой к своему народу. Хотя, как вы сами понимаете, прощения предателям - клятвопреступникам, за измену Родине - нет! Но я буду с трудовым народом, поднимающимся на борьбу за воссоздание Великой Державы!

Выслушал я запоздалое откровение генерала и подумал: а ведь нашей стране грозит новая опасность! Та немалая прослойка беспринципных номенклатурщиков, которая вольготно прохиндействовала при Советской власти, а затем плавно приспособилась к новому режиму, сегодня в очередной раз готова сменить свою идеологическую оболочку, влиться в народно-патриотическую оппозицию и примазаться уже к новой грядущей власти. И надо сделать все, что от нас зависит, чтобы этого не случилось!

Судя же по всему, в лагере перевертышей и приспособленцев, а по-простому, по-рабоче-крестьянски говоря, - КОЛЛАБОРАЦИОНИСТОВ пошли конвульсии агонии и потому впопыхах они спешат рядиться в тогу патриотов. А это верный знак того, что наш трудовой народ устремлен к последней схватке с оккупационным режимом накануне своей неотвратимой Победы!

                Вадим ЦЕКОВ