О теле долгий разговор

а   на  лезвие  попало  острое,
швы,  латаны  лакеем  -  шилом,  испугом  храбрились,
без  остановок,  заплаты,  лоскуты  примеряли,
за  стежки  прочные, -  кровавой  клятвой  не  ленились,
без  остановок,  процесс,  рвать  доставлен,
то  острым  клыком,  псиньим,
то  острословьем,
скрипят   губы
выложенной  на  лицо  гримасой.

а  по  траве:
росе  ползти,  как  по  скрипке  смычку -
музыкой  змеи,
негатив  плёнкой  собирать, 
да   шум  чёрно -  белый  напускать…
клок   серебра  в  зеркала, 
да  до  свинцовых   отражений, 
где,  росписью  молний   взлохматить   фотогеничность,
для  автопортрета.

невольник  внутренних  помещений,  -  тело,
и  выворачивало  наизнанку  изнанку,
сегодня  лицо  в  пятнах,
завтра,  -  швы  держат  гордую  осанку,
кропила  кислота  сок, 
питала  безукоризненным  ядом,
вспухши  в  венах  кровь,  на  коленях  читая  молитву,
горбилась…

а  кости  проснулись  -  гостями,
и  ломались,  словно  барышни,
под  голову  -  твёрдое  вместо  снов,
под  сновидения  -  размягченное,
сейчас  жарко  от,  пролитой  серы  холода,
завтра  -  огонь  в  крошечном  убранстве   истреплется,
лежалым  окажется,  как  дорогущая  проститутка
в  ярко  -  тусклом  наряде.

а  фиолетовый  окрас,  после  голубого  неба…
бесполый  вой  долгоиграющих  больных  -  ему,
нервы  отрываются  от  суставов,
хочется  хоть  их  полечить,
подкашивает  зрение,  накладными  ресницами,   «дама»,
зорко   отрывает  взгляд  от  пола,
тянет  дым   длинных   сигарет, 
короткие  сигареты  мужчин, 
со  своим  дымом  тянутся…

а  надгробный  камень,  последнего  тела,
отдал  сердце  псу,  Булгаков  написал  Маргариту,
в  его тайнах  живёт  вечная  разгадка,
почему  в твёрдом  так  мягко,
почему  свыклись  так,  что  рядом  -  гадко,
больному  телу  татуировка  ни  к  чему,
откапывают,  жрецы  Майя,  себя
та  острая  бритва,  что  брила  путь – тупа,

острого  всегда  не  хватало
перец  жжёт  до  волдырей  воду,
под  мосты  уходили   дни,  разводили  мосты  –  годы,
путешествие  тела  в  один  конец,  больным  семенем  всходит,
прорастает,  колосится,   да  урожай  снова  болен,
в  горячую  печь,  холодом  просится,
накрывать   стол  праздником  в  сорочины,
жрать  заставлять  себя  с  матом, 
под  неусыпным  взором  иконы.

и  запрягает   повозку  возничий,
нем  нынче,   молчалив,
так  это  стужа  жаром  тычет его  изнутри…
кони  сдохли  давно,  одни  копыта  стучат  по  мостовой
во весь опор,
сдирать  их  придёт,  кто  с  телом  ведёт  разговор.