Битва у Шелони

Шло московское войско к реке Шелони,
Неторопливо продвигалась вперед главная рать,
А вокруг рассыпались загоны мещерских татар,
Рыскали, словно волки, вокруг разведчики.
Если завидят кого, не уйти от быстрых коней,
Мелькнет аркан из конского волоса,
Свяжут жертву по рукам и ногам,
Рот заткнут и умчатся с нею назад.
Новгородское войско в это время по левому берегу шло,
Хотел Новгород прежде всего Псков наказать,
За то, что вступили в союз с окаянной Москвой
И от воли господина Великого совсем отошли.
Князю Холмскому доложили об этом татары,
Передернулось лицо нехорошей улыбкой,
Просветлели у князя злые глаза.
Субботним вечером подошли московиты к Шелони,
А на том берегу новгородские конные рати,
Блестели знамена на солнце златом,
Сверкала сталь на доспехах и шлемах.
Встали неприятели на своих берегах,
Лица видны и слышны голоса друг друга.
Грозили новгородцы московитам оружием
И через реку бросали слова свои крепкие,
А им отвечали узловатой московскою речью,
Много было у них словесного «матерного товару».
Между тем, опустилась на землю черная ночь
И, хотя не сходила с неба заря до утра,
Ничего не было видно от берега к берегу.
Не видели новгородцы, что часть московитов ушла,
Тихо вдоль берега, а потом через реку вплавь,
Выбрались из воды и за лесом укрылись, невидимы.
Лишь забрезжил рассвет, движение началось,
Построилось московское войско на берегу в ряды,
Обратился князь Холмский к своим воеводам,
Призвал он их послужить великому князю
И биться, не щадя живота, за государеву правду.
Перекрестился князь, в ответ гул раздался,
Молилась Москва, размахивая руками в воздухе,
Стучали, гремели доспехи и шлемы.
И за Шелонью тоже движение началось,
Ржанье коней, строилась новгородская рать,
Доносились бранные окрики до московитов.
Вдруг московский берег тысячами голосов закричал,
«Москва! Москва!», клич боевой над рекой раздался
И ринулась в воды реки московская рать,
Закипела вода в новгородской реке,
Ревели всадники, фыркали кони, шумела вода…
И не стало реки, покрыла ее масса тел,
Лишь лошадиные морды, и доспехи сверкали.
Сшиблись ряды, застучали шлемы и латы,
Поражали московитов рогатины и сулицы,
Напирали новгородцы с берега вниз,
Опрокидывали наступающих в воду,
Падали латники и тонули в мутной реке.
Уже окрасилась она московскою кровью
И дрогнул стяг воеводский, зашатался в воздухе,
Зеленело хмурое лицо князя Холмского,
Вдаль смотрел он, на стременах поднимаясь,
Но не видно было того, что он ждал…
Князь уже перестал Богу молиться,
Лишь Сатану на помощь себе призывал,
Вдруг послышался топот множества конских копыт,
На ветру трепетало что-то хвостатое желтое,
Вот уже видны полумесяцы, это татарская рать.
С воплем и воем бросились на новгородцев татары,
Замерла на мгновение битва на всех концах,
Извергая звериный говор, дьяволы мчались в атаку
И оправились московиты, вновь на берег поперли.
Отдал князь приказ по коням стрелять,
Приходили животные от боли в бешенство,
На дыбы становились, наскакивали друг на друга,
Падали, давили людей, а на них другие падали,
И бросали новгородцы на землю щиты и доспехи,
Пытались найти спасение в бегстве,
Бежали, лишь бы уйти от смерти,
Лишь бы скрыться от арканов и стрел,
А над ними гремел страшный крик смерти: «Алла!»
Видел звонарь со своей вечевой колокольни,
Скакали, неслись мимо города какие-то всадники
И не знал он, что это были разбитые новгородцы…
А московиты трубили победу, прикладывались к образам,
Что были на отбитых у новгородцев знаменах.
А вокруг тысячи тел покрывали шелонское поле и лес,
Не смогли они отстоять свой Великий Новгород,
Последние, вольные люди несчастной русской земли…