Курица - не птица...

                "Женщина - не человек,
                Курица - не птица, -
                Это в наш советский век
                Лозунг не гдится!".

                (С плаката наглядной пропаганды
                советских времён).

Плохой человек
Во всём плох,
А строй бесчеловечный
Во всём бесчеловечен. -
Он попирал
В женлагах -
В Гулаговском аду
Даже закон,
Что испокон веков
Был вечен:
Мужчина
Руку
На женщину
Не подними*.

-----------------------------------------------------------
* - См. нижеприведенное Приложение.

ПРИЛОЖЕНИЕ.


Карина Кокрэлл-Фере.            

                САНОБРАБОТКА.
              https://mail.google.com/mail/u/0/#inbox/FMf



   — Следующий!

   Верстаков в бараке санобработки было четыре.
   Над верстаками горели три беспощадно яркие лампочки: окон в саманных стенах не было.

   Четыре грязных женских тела плашмя на верстаках, - с поднятыми руками и слегка расставленными циркулем ногами- для бритья подмышек и промежности.

   Полное удаление всего волосяного покрова строго предписывали правила ИТ (ИсправительноТрудового)  Женлага 26: заедали вши.

   Одна из обрабатываемых зажимала в руке заскорузлую, кровавую тряпку, на которую брезгливо косился стригаль.

   Впрочем, к этому они  были привычны.

   Стригалями работали четверо вольнонаемных. Работали слаженно и быстро. Пальцы у них были скользкие от мыла и холодные, как у мертвецов. Длинные клеенчатые фартуки делали их похожими на мясников.

   Несколько взмахов бритвы: и с верстаков поднимались полностью безволосые существа и шли в предбанник.

   —Следующий!

   Легли на верстаки следующие четыре тела.

   Этап их в Женлаг 26  поездом прибыл большой, и малейшая задержка в процессе санобработки означала, сокращение времени вожделенной бани.

   Женщины не мылись больше месяца, проведенного в раскаленном пекле вагонов и получали лишь для питья по полкружки тухлой воды в день.

   Слипшиеся, сальные волосы, ссохшаяся от крайней обезвоженности кожа.

   Все они стояли у стен, ожидая своей очереди, для порядка прикрывая руками промежности и грУди.

   У многих между ногами торчали заскорузлые менструальные тряпки: странное дело, но за время пути месячные у многих в вагоне приходили одновременно.
Внезапно случилась задержка.

    Четвертый верстак остался пустым.

    —Я шкажал - шледующий! - Крикнул стригаль четвертого верстака.

    Сжавшаяся в комок голая седая старуха, с отвисшей, морщинистой кожей, - словно это была оболочка, из которой выпустили воздух, - продолжала мелко трястись и не сдвинулась с места.

    —Я прошу…, я молю вас дать мне бритву. Не трогайте меня… Я сделаю все
     сама. Я прошу вас, я умоляю вас позволить мне сохранить остатки
     человеческого достоинства.

    По лицу высокой старухи потекли слезы.

    —Вы так еще молоды. Подумайте о своих матерях, учительницах, бабушках,
     наконец! Неужели вы хотели бы, чтобы их подвергали…

    —А ну, давай, штарая ****ь, беш каприжов, нам еще 134 п***ы за смену
     обработать надо! - Шепеляво приказал стригаль у четвертого верстака.

     Это был блатарь, из “ссученных”, срок которого окончился, а идти некуда, и он работал теперь здесь вольнонаемным.

     У него совершенно отсутствовали передние зубы - давняя память о том, как его “опускали” всем бараком за воровство паек.

     Анастасия Борисовна Андреева-Свирская (КРДТ -Контрреволюционная троцкистская деятельность), 62-ти двух лет, почетный доктор нескольких европейских университетов, шекспировед, преподаватель МГУ (конечно, бывший) никак не хотела ложиться с разведенными ногами на верстак.

     Этап смотрел на Анастасию Борисовну зло.

     Почти обезумевшая от мысли о неизбежном унижении, профессор Андреева-Свирская клялась, что “сделает сама, сделает сама”, называла стригалей “товарищами парикмахерами”, потом - в состоянии уже близком к помешательству- зачем-то читала какие-то стихи…

     Беззубый , вопросительно посмотрел на конвоиров: делать-то что?

     —А ну, не нарушайте порядок, заключенная! Делайте, что положено! -
Выступил вперёд молоденький конвоир с новенькими лычками под щечками, нерешительно приподняв винтовку.

     Ханна выступила вперед.

     —Я. Я следующая.- И легла на верстак, отвлекая от Анастасии беду.

     Стригаль пожал плечами и принялся за дело.

     Анастасия Борисовна продолжала стоять у стены, крепко сжав колени, дрожать и судорожно прикрывать себя руками.

     Мысль, что она может потерять Анастасию Борисовну была Ханне невыносима.
Профессор Андреева- Свирская удержала ее в поезде ... Удержала. -
               
     На второй день пути Ханна решилась и отдала ростовской воровке Фиксе пайку хлеба за хорошую веревку, которую та “сдавала” самоубийцам.

     Анастасия Борисовна увидела этот “обмен”, тут же все поняв, подступила к Ханне и голосом, не терпящим возражений, заявила:

     — Gve it back. You must live. (Отдай это. Ты должна жить). -

И практически вырвала у Ханны из рук веревку, сунув ее обратно Фиксе, которая, пожав плечами, ушла искать новых “клиентов”.

     Строгий голос и интонации родной речи отрезвили Ханну.

     — What for? I betrayed my husband. I ‘ve lost my daughter. I don’t
       deserve to live. (Ради чего? Я предала мужа. Я потеряла дочь. Я не
       заслуживаю жизни.)

    — Stop this nonsense! – Веско сказала профессор Андреева -Свирская,
      невольно имитируя незабываемую интонацию своей гувернантки, мисс
      Ледбеттер: - Tell me everything and I will tell you why you must live!
     (Прекратите это! Расскажите мне все, и я скажу вам, для чего вы должны
      жить!)

      И Ханна, впервые после ареста, легла лицом вниз на нары Анастасии Борисовны и заплакала.

      Плакала горько, и долго, и обильные слезы отняли у нее решимость спрыгнуть с верхних нар с петлей на шее, как сделала несколько дней назад 17-летняя красавица Кира Громова, дочь расстрелянного врага народа, полковника Громова.  - Ворошиловский стрелок и осовиахимовка, она считала клеймо ЧСИР (члена семьи изменника Родины) несовместимым с жизнью.

      Конвоиров в “бараке санобработки” (БС) было двое, они сидели на лавке у двери и курили.

      Оба совсем зеленые новобранцы, один - мальчишка с нежной шеей- светлоглазый ленинградец, форма казалась ему великовата, другой - приземистый низкорослый кавказец - они изо всех сил, безуспешно, отводили глаза от голых женщин и не знали, что теперь делать с этой “отказницей” , напоминавшей им пожилую учительницу.

      — А ну, сука старая, ложись без базара - завизжала бытовичка Кошка, -
       Никому твоя старая вонючая п….не нужна. И тут буржуи поганые лучше нас
       хотят быть. Ложись, ****ина, а то зенки-то твои буржуйские
       повыцарапаю.

      Ладная, гладкая Кошка подступала к дрожавшей Анастасии.

      — А ну, пошла на сваё мэсто! - Закричал на Кошку вскочивший кавказец и наставил на нее винтовку.

      Тут распахнулась дверь и в БС вошел замначлаг Кривощекин, по кличке Клык.

      Конвоиры вытянулись в струнку.

    — Ну, конвой, докладывай, как проходит санобработка?- спросил он, с
      любопытством оглядывая женщин.

      Когда Клык говорил, губа приподнималась высоко, обнажая десну с выросшим над резцом дополнительным зубом.

    — Заключенная..вот эта..., товарищ замначлаг, - доложил мальчишка-
      ленинградец. — Заключенная не хочет… чтобы ей брили… отказывается.

    — Заключенная не хочет? Заключенная отказывается? - Произнес он так, что
      все в бараке похолодели.

    — Товарищ…, простите, я не знаю вашего имени… - начала Анастасия, - Я
      много лет преподавала студентам, в том числе и марксиско-ленинскую
      философию.
          В таком обращении с заключенными… нет никакой необходимости,
      понимаете…  - Мы люди, у нас есть достоинство..., остатки
      достоинства..., революция делалась..., революция освободила …

    — Новобранец? - Обратился Кривощекин к ленинградцу, не сводя оценивающих
      глаз с гладкой Кошки.

      Тот кивнул.

    — Так точно. Ново-Петергофское военно-политическое училища пограничных и
      внутренних войск НКВД, товарищ замначлаг, - отчеканил тот.

    — Хорошо. Но то была теория, новобранец. А здесь будет - практика. Понял?

    - Так точ…

      Клык подошел поближе к сжавшейся голой старухе… и с размахом ударил
начищенным до блеск  сапогом в  живот.

      Все смотрели на Андрееву-Свирскую, которая беззвучно глотала воздух, корчась на заплеванном деревянном полу, и всем было видно ее серое, давно увядшее женское нутро в редкой поросли седых волос и большие синие геморройные шишки меж смятых тряпочек ягодиц.

      Конвоиры стояли, не дыша, с широко раскрытыми глазами.

      Кривощекин взял с верстака какую-то ветошь и брезгливо обтер сапог.

      — Кто-нибудь еще хочет от чего-нибудь отказаться? - Спросил он и сделал жест конвойным: — На верстак ее, и обработать как положено.
        Этап, слушай меня. После обработки - баня, получение обмундирования и
        номеров. А время помывки эта тварь сократила вам…  -(он посмотрел на
        часы), - на полчаса.

      — Вот сука! - Крикнула Кошка.

      Этап молчал.

      Конвоиры подошли к Анастасии, чтобы поднять ее на верстак. Она перестала корчиться и затихла.

      — Товарищ замначлаг, она… не дышит, вроде.

      — Не дышит - закопать, - сказал Кривощекин и вышел, недовольный.

      Этап прибыл дохлый. Ни одна ему толком не понравилась.


                31 января 2021-го года.