На завалинке

Тенёткой потревоженной
                дрожит скупая память,
и старческие щурятся
                на солнышке глаза.
Под девяносто катится
                соседке бабе Мане -
всё тоньше и прозрачнее
                отсчёта полоса.


Мечтала ли? Любила ли?
                Молчит, поджавши губы,
и чуть вздыхая, горбится
                над верною клюкой.
... Когда-то (в быль далёкую)
                дружил с ней парень любый,
но под венец повёл уже
                не милый, а другой.


Судьба - тугой излучиной,
                года - что грозный лемех:
подрезав счастье девичье,
                смололи в горький прах.
Как беспристрастно-холодно
                текло-катилось время -
в заботах нескончаемых
                и суетных делах!


А радость словно сгинула...
                Давно одна кукует -
ни деток, ни любимого,
                ни родственной души.
Нанизывая дни свои
                на возраст (будто всуе),
всё силится печаль-тоску,
                как свечку притушить.


Садится на завалинку
                привычно каждый вечер,
потухший взгляд и наглухо
                замкнУтая душа.
А позади вся жизнь - платком
                на худенькие плечи:
сулила ей бесценный дар,
                да вышло - ни гроша...