Домашние любимцы

 ДОМАШНИЕ ЛЮБИМЦЫ


– Зиночка, – позвал я официантку, – два пива, мне и приятелю. Рад Вас видеть, Потапов. Я просто влюблён, как Вы мне про свои дела бригадирские рассказываете. Знаете, я же их за Вами записываю. Хочу выправить и опубликовать. Как Вы, разрешаете мне? Я Вас там всё время упоминаю. Кстати, как Ваше имя-отчество? Мы уже столько знакомы, а ни разу мне не говорили.
– Звать меня Семён Ильич.
– Семён Ильич, Вы же работали при Советском Союзе. Расскажите, как было тогда, уважьте любознательность любопытного старика.

***


– Про СССР расскажу я вам что. Так же и работали, как сейчас.
Точнее – так, но не то чтобы и так. А вспоминается мне сейчас Карп Михайлович.
Бригада тогда работала… Где же мы тогда работали? Да что за разница где и как. Нужда построить и починить тогда была и теперь не проходит. Но и количество ж-поруких не уменьшается. А у меня спецы что надо были и есть, а при сговоренной цене и материалы могли найтись.
Приходит женщина, ко мне по имени-отчеству. Меня, говорит, послал к Вам такой-то и такой-то. Принимается. Продолжили о деле, из чего понимаю я: муж ейный на высоте немалой где-то в правительстве сидит не потеет-мается. Так ему от стройки ихней закрытой достался рулон типа линолеум из ФРГ, тогда так Германию у нас называли. Полы на даче она хочет выложить. Материала достаточно, но впритык. И она боится, чтобы не испортили.  Муж сказал, что он работу в доме том правительственном обозревал, но для себя хочется лучше. Вот такая вот, значит, поэтика.
Хорошо, говорю. Вон тот в кепке мастер ваш. Все в кепках? Не, так он же плотник, у него карандаш за ухом для того и сидит. Звать его Кольником, Карпом Михалычем. Мужик степенный, не озорной какой. Музейного качества мастер.  Пол он этот Ваш как следует выправит по делу да материал постелит эдак узорно и со вкусом. Вы с ним договоритесь обо всём и объясните, что Вам хочется.

Как работу эту Карп Михалыч закончил, мне и доложил. Да только вижу, смущается он чего-то, но не говорит. Хочет вроде, да не говорит. Ну не хочет, не может, то и ладно. Чай, не ребёнок.
На другой день что ли, он ко мне с эдаким изворотом подступает, разговор долгий ведет, да не всё по делу. В замысел я вконец врубаюсь: интересно ему, не приходила ли та дамочка, может, звонила? Не, Карпуша, не приходила и не звонила, отвечаю. А ты чего там? Может что нехорошее, так ты лучше сейчас мне выкладывай. Помялся он, как водится, но отвечает так: ничего не случилось, но его беспокоит всё ли ладно с покрытием. Может где что и какие неисправности обнаружились? Ладно, говорю, иди Карп милый Михайлович в мою конторку да поделись.

– Понимаешь, Сёма, мелочь, и плечами жмёт так в непонятии. – Самая что ни на есть мелочишка. Но объяснить не могу её... тревожит это меня, что ли.
Смотри, закончил я стелить тот линолеум. Красивая, знаешь, штука; у нас таких не делают. От работы аж самому удовольствие. Вот, думаю, людям на года и меня добром вспоминать будут. Сел в дверях на табуреточку рабочую, закурил. Пот отёр со лба. Хозяйку жду отрапортовать. Принимай, мол, работу, радуйся. И видит глаз мой опытный неурядицу гадкую эдакую. То есть холмик вроде какой, как волдырь, невесть от чего, вспучилось там вроде. Ну не на середине комнаты и, может, не всякий заметит. Но я-то мастер с самоуважением; негоже, как же это так со мной играть, да и откуда-то выскочило? Ну никакие объяснения в голове не укладываются. Какого ж хрена, ругаю я себя матерно вслух (в доме-то я один), – тебе вдруг тут припухнуть улыбнулось?
Встал, прошёлся осторожненько, вроде какая мягкость есть, ногой чувствую. А какая, так и не выдумать. Пол ровнёхонький, что тебе стол во дворце. Горизонт абсолютно. Когда я начерно приложил без клея – никакого изъяна, голову на отсечение. Из-под пола, может, что выторкнулось, соображаю? Не-а, невозможно. Может, думаю, какой газ кислород-водород выпер из подвала? Так проверил, там никак ничего про этот счёт. Пересмотрел и пересчитал инструментарий свой. Всё на месте. Ветошь вся на месте. А, вспомнил, а платок-то носовой. Я в испуге по карманам: но вот он, родной, на месте. Ё-моё, это что поднимать весь пол надо заново? И мысль, что хозяйка может и не заметить тоже была. Только ведь и молодой был, халтурой не забавлялся, и теперь не стану.
Взял я кияночку, слегка выстучал и, что ты думаешь – нет этой выпуклости. Ни следа даже. Я уж так и эдак. И обошёл, и прошёл. Подпрыгнул даже. С каждой стороны осмотрел-высмотрел. Вблизи наблюдал и понюхал даже – чистая работа. 

– Ну что я мог Карпу сказать. Мастер-то он. Ему решать. А я к нему с доверием полным.
Только это вот не конец. А под конец дня приезжает ко мне эта заказчица. Я, говорит, звоню Вам весь день. Знаю, уважаемая, мне докладывали, только уж очень я был занят. У нас сейчас три объекта в работе. Так в чём дело-то?
Вы понимаете, конфузится она. Работа сделана распрекрасно, Вы не беспокойтесь, это не про работу. Эге, озаботился я при словах-то этих. Никак что пропало из дому? О нет, нет, говорит она спешно. Не то чтобы пропало, а… могу я спросить Карпа Михайловича? Можете. Я его сейчас позову. Заходит Карп, а она совсем закраснела от смущения. Карп, спрашивает, Михайлович, Вы случайно хомячка в доме не видели?
– Видел, – пожимает плечами Карп, – не знаю хомяк ли это или что другое, а зверюшку такую махонькую с мышку величиной видел. Бегала там вокруг.
– Понимаете, Карп Михайлович, это внучки ручной хомячок. Пропал он и всё. Ищем, ищем нет его. Она плачет. Я ей говорю, поедем, я тебе другого куплю. А она отвечает, хочу Мусю. Так она его называет.
– Может сбежал куда.
– Там некуда, Карп Михайлович. А со двора он всегда сам возвращался. Вы уж последняя надежда. Может, что видели. Соседи говорят, хищник пернатый мог его схватить. Я спрашивала у специалистов. Они говорят, таких птиц в нашей местности не наблюдается. Ну ладно уж, извините за беспокойство. А за работу Вам нескончаемое спасибо. Поистине руки у Вас золотые. И ушла.
– Понял, Карп? – говорю.
– Понял чего?
– Как чего? Не соединяешь выпуклости?
– Какие такие выпуклости? Говори дело.
– А дело-то в мышке под линолеумом. Прошмыгнула, а ты растяпа...

 
***