Поэма Пропасть...

*О.В.*


Зима. Светает. Холод. Серость. Мрак.
Сугробы. Наст. Заснеженное поле.
Зонты нижегородских фонарей,
Что вровень простираются на воле.

Трамваи, уходящие в обход
Под грохот нестихающего звона
И новый, абсолютно новый год,
Как лик на богоявленной иконе.

Туманный свод, промокшие мосты,
В сосульках нависающие крыши
И алые торчащие кусты,
Где все живое движется и дышит.

И гладкая заснеженная даль,
Бегущая затейливо по трубам,
Кому же поклоняется январь,
Когда февраль ведет его на убыль.

Какая рань, ни пяди не видать,
Сигналят неприметные машины,
Каким уменьем надо обладать,
Чтоб не попасть в огромную лавину.

Светает в семь и блики на асфальте
Становятся отчётливо видны,
Маршруты не опознаны на карте,
Как с явью перемешанные сны.

А мимо проплывают светофоры,
Мигают разноцветные огни,
Вот скоро намечается три года,
А будто это считанные дни.

Какая рань, что толку спозаранку
Мне всматриваться в движущийся мир,
Я мыслями лежу на оттоманке
В тепле твоих надушенных квартир.

А гам вокруг ничуть не утихает.
Трамвай плетется, вспарывая путь,
И сердце под ребром чуть замирает,
Предчувствуя таинственную суть.

Здесь снежные январские метели,
Бушуют вдоль торчащих кверху труб,
Врываются в горячечность постели,
Со страстию ища губами губ.

Давно с такой неистовостью пыла
Не верилось в дыхание весны,
как будто ты взяла и исцелила
и сгладила неровные рубцы.

И город спит, влюбленный не на шутку
во все свои аллеи и дома
и помнит ежедневные маршруты
над коими не властвует зима.

И снится сон, что за душу хватает
И кружится от счастья голова,
Как разговор с тобой, где исчезают
Все нужные до ужаса слова.

В оттенках свежесмолотого кофе,
на пене, где проступят пузыри,
мелькнет два раза твой профиль
на фоне свежевыжатой зари.

Пока на плитке стынет черный кофе
Остатки ночи сглатывает синь,
Как инок, что в конце своей молитвы
Трехкратно ставит громкое аминь.

Стена, шкафы, гардины, лампы, шторы
Под действием струящихся лучей
Заучивают наши разговоры,
Что стали безусловно горячей.

И бродит несмолкающее эхо,
Как будто повторяют из окна,
без всякого намека на помехи,
знакомые по звуку имена.

Пока метут огромные бульвары
И в парках бойко скалывают лёд,
Мы молча наслаждаемся напротив
Сияньем глаз, как светом ближних звёзд.

Пока крупицы девственного снега
Летят и заполняют пустоту,
Я фразы, заготовленные нынче
Катаю бесконечностью во рту.

Пока рябины стряхивают с веток,
Как с тополей летящий белый пух,
Я паузу беру, дрожа от пыла,
Смотря на очертанье алых губ.

Трещит мороз, дома стоят в сугробах
И иней нависает в проводах,
Шумят под белой шапкою березы,
Витая головою в облаках.

Смешались даже шорохи и звуки
Ища в тепле спасительный приют,
Как хочется уткнуться в эти руки,
Которые обманчиво влекут.

И солнца круг, едва проснувшись, сразу
Поблескивает в скатерти огнем,
Как будто бы зашили в скатерть стразы
И светом переполнили весь дом.

Причин для этой белой лихорадки
Скопилось столько, чтобы к февралю
Не мучиться в бесчисленных догадках,
Присущих ледяному январю.

Когда я осознал, что эта близость,
Не выдуманный мыслями каприз,
Вся жизнь моя промчалась антрепризой,
Устроив сногсшибательный стриптиз.

И, чем нарыв в диаметре громадней,
Чем воспаленность краешков видней,
Тем сердце раздирает беспощадней,
как тысячу неистовых чертей.

Деревья отливали белым цветом,
Блистали, индевея на корню,
Как в вазе снежнобелые букеты,
сплетенные рукою инженю.

И будто бы расправленные крылья,
Ветвями поднимаясь до небес,
Отсвечивали золотом сусальным ,
Как зимний, пробуждающийся лес.

А там от леса, вправо или влево,
Под ветками бесчисленных дорог,
Машины завывали во весь голос
Клаксонами скопившихся тревог.

И средь неумолкающего гула,
С тоскою бредя только об одном,
Я жался к спинке собственного стула,
Стоящего под ветреным окном.

Я вспоминал, как это начиналось,
Как я тебя в упор не замечал,
Как буря, что внезапно разыгралась,
Штурмуя от неистовства причал.

Знаком ли вам накал такого рода,
Застигший преднамеренно врасплох,
Как на море дождливая погода,
Мешающая морю сделать вдох.

Эх, знать бы все судьбы хитросплетенья,
Быть может удалось бы избежать,
Всех этих бесконечных треволнений,
которых невозможно описать.

Ты в жизнь мою ворвалась, как лавина,
Как мощный электрический разряд
И вынула из плоти сердцевину,
Любуясь на воинственный обряд.

Никак сама того не замечая,
К чему союз наш может привести,
зачем-то неумышленно срезала
Цветы, что предназначены цвести.

Я проникался страстью постепенно,
Как трюмы, что заполнены на треть
Водой, что поднимается мгновенно,
Залив в конце концов по горло твердь.

Припомнилась и Болдинская осень,
И памятный нам всем девятый вал,
Как чувства, что охватят и не спросят,
лишь длят и длят воздействием/присутствием накал.

Казалось, это вовсе невозможно -
Не замечать и вдруг в момент прозреть,
Как молния, блеснувшая зигзагом,
Деревьям повелевшая истлеть.

Дневные блики прятались на окнах,
Просачиваясь в комнату на пол,
Горели разрисованные стекла,
Как выстрелом обуглившийся ствол.

Под стать была мятежная погода
Для чувств, разбушевавшихся в груди,
Как прямо надвигающийся поезд,
Сигналящий кому-то впереди.

Из окон дуло, руки жались к трубам,
Часы неслись, как кони напролом
Я мысленно впивался в эти губы,
Предчувствуя грозящий нам надлом.

Как мог я говорить с тобой о пыле,
О бабочках, порхавших в животе,
Нас стены  монолитные делили,
Скорбя о неприступной высоте.

Я молча изнывал от нетерпенья
И все еще пытался делать вид,
Что близость это сущность совпаденья,
Которая и нас с тобой роднит.

Мне было так легко, непринужденно,
Как не было ни с кем и никогда.
И сердце трепыхалось напряжено,
Как импульс пробежавший в проводах.

А мы смеялись, лежа на диване,
и это было на руку теперь,
как в каждом слове доля пониманья
что выход в приотворенную дверь.

Мелькнула мысль: эх, выпалить все разом,
Слова уже срывались с языка,
Но чувство неизбежности потери
Захлёстывало страхом, как река.

И обуяла тьма, и дно сверкнуло
И звука не исторгнул вовсе рот,
Лишь что-то там под ребрами кольнуло
И боль сползла стремительно в живот.

Я чувствовал себя, как тот ребёнок,
Что прячется от страха в темноте,
Что ищет чьей-то помощи спросонок
И плачет в окружившей пустоте.

Закрыв глаза, я день по капле выпил,
Смакуя в нем мельчайшую деталь.
И снег ластился, как к бумаге грифель
И был, как полированный хрусталь.

На город набегали тени с юга,
Попарно зажигались фонари,
Казалось, что огонь не грел снаружи,
А полыхал, бушуя, изнутри.

Казалось, диалоги длятся вечно
С той жадностью, которой не унять,
Я чувствовал подчас себя беспечным,
Как будто мне всего лишь двадцать пять.

Я был готов на подвиги, в азарте
казалось пыл ничуть и не стихал,
И лишь боязнь открыть тебе все карты,
Сбавляла драматический накал.

Я мог смотреть, как ты сидишь часами,
Как держишь утонченно свой бокал,
Я впитывал все то, что было с нами
И мысленно и образно ласкал.

Я любовался талией осиной,
Изогнутой дугой твоих бровей,
Мне нравилось, когда ты входишь сонной
С улыбкою в распахнутую дверь.

Я обожал твой стелящийся запах,
Твою слегка видневшуюся грудь
Я чувствовал, как плавилась в сосудах,
Бегущая наверх в деленьях, ртуть.

Я был из обожателей прелюдий,
любителей коротких увертюр,
Когда еще не сорваны все ризы
И длится на три четверти ноктюрн.

Когда еще ты полон обожанья
И тайна лишь подстёгивает дух,
Когда обращено всё во вниманье
И с жадностью улавливает слух.

Алел закат, багровой пеленою
Задернулись на небе облака,
И солнце, перемешанное с кровью
Вбирала забурлившая река.

Луна вползала медленно и тихо,
Подсвечивая серый небосклон
И свет струился точечно и плавно
Из снегом занавешенных окон.

О, мальчик мой, поверь и ты забудешь,
Как делящая пропасть глубока,
Ее нельзя постичь, пока ты любишь,
А можно лишь исследовать слегка.

О, если бы все наши устремленья
Свести в конце в томительный итог,
Сердца бы не томились в исступленьи,
Не смея с непривычки сделать вдох.

Кто там рисует эти параллели
И точки совпадения прямых?
Мы маемся от чувств на самом деле,
Зависим, непосредственно, от них.

Бегут часы, январь все облетает,
Как на землю сходящий белый снег
Лишь чувства, как лавина, возрастают
Берущая стремительный разбег.

И новый год не держит обещаний
Весь вечер вьюга бьется о стекло,
Как каждая упорная попытка
Избегнуть в опрометчивости слов.

Не то оркестра звук, не то салюты
Нарушили пределы тишины,
А может это отзвуки грядущей,
И настежь опьяняющей весны.

Но, чу, она пока играет в прятки
И кубарем спускается с горы,
Как будто продолжительность исхода
Зависит от течения игры.

И музыка стихает где-то выше,
Финально отчеканив сей аккорд,
Как будто разбиваются от звона
Все стекла перегревшихся реторт.

И все стихает. Нет шагов за дверью
Лишь наши взгляды столкнуты пока
Нисходит ночь, дневная лампа тухнет,
Включая звезды в синих облаках.

До сна ли тут? Что сделалось со мною
Я весь от нетерпенья изнемог,
И тщетно холодя свой лоб стеною
Всё тру и тру пульсующий висок.

Потеют руки, дрожь сползла в колени,
И середце под ударами частит,
Когда я весь во власти вдохновенья
Я как не отпалённый динамит.

Запал еще никто не поджигает,
Но тянется настойчиво рука
К головке не обуглившейся спички,
Которая в доступности близка.

Тоска, как мертвой хваткою за горло
Свивает разум в сложную петлю
И каждую малейшую попытку
Я в омуте настойчиво топлю.

Ловя малейший, доходящий запах,
Идущий от тебя ко мне волной,
Я как костер взметнувшийся внезапно,
Как кипяток с плиты совсем крутой.

Пульсирует и в солнечном сплетеньи
Густеет кровь, бурлит адреналин
И ночь встает, как кучер на запятки,
Достав весь арсенал свой из глубин.

Ее задача сталкивать и мучить,
В бессоннице безжалостно топить,
И эту неоправданную муку
Уже ничем, увы, не искупить.

Хотел ли я такого исступленья,
Такого безнадежного рывка,
Чтоб сила воли пряталась в смятеньи,
Как острие вложённого клинка.

И чтоб ни дня в любовной передышке,
Прикованным локтями ко столу,
Ложась в канву всей выстраданной книжки,
Как сгусток внутрь прилипший к янтарю.

Хотел ли я любви твоей настолько,
Чтоб было глаз никак не отвести
И чтоб она была такой жестокой,
Как демон, обличенный  во плоти.

К чему гадать, когда уже свершилось
И за побег грозит расстрел в упор,
Когда лежит безжизненное тело,
Над коим и зачитан приговор.

Но может долгожданная осечка
И казни доведётся избежать
Нашлось ли бы в груди моей местечко,
Сумевшее всем чувствам отказать?

Лишь снег лежит глухой и безучастный
К всему происходящему вокруг,
И ветер рвёт безжалостно на части,
Смыкая на метели снежный круг.

И только ропот в мыслях нарастает
К чему все эти острые углы,
Как бабочка, торчащая в распятьи
На кончике расплавленной иглы.

К чему не разделённые порывы,
И рьяный, разрывающий мятеж
Рождающий сердечные нарывы
И дикий, но оправданный протест.

Напрасно ждать толкового ответа
Лишь мягко обволакивает тьма
До проблеска холодного рассвета,
Блеснувшего  на кончиках холма.

И снова повторяется, как в песне -
Мотив, куплет и длительный припев,
Все дни, когда с тобой мы всё же вместе,
Как хора оглушительный запев.

И кажется, что будет как у Блока -
Ночь, улица, аптека и фонарь.
Лишь время, не стоящее на месте
Нещадно обрывает календарь.

Готов ли ты к дневному продолженью,
Овеянный дыханием тепла
Не впасть с утра в пучину вожделенья,
Как в долгий перезвон, колокола.

Сидишь и теребишь края стакана,
На пальце пресловутое кольцо
И смотришь в шею, вырез, руки, горло,
Но только не в упор в само лицо.

И так как избегание заметно,
Стараешься собрать себя в кулак
И глянуть, задержав весьма надолго
Свой полностью влюбленный страстный взгляд.

Обводишь полукружием ресницы
И держишься на кончике бровей,
Не смея преступить никак границы,
Затвор которой кажется прочней.

Пускаешься в пространные рассказы,
Нейтральным сделав собственный свой тон
И льются обезличенные фразы,
Скрывая раздиравший душу стон.

Вот мука, подавлять в себе порывы,
Смирять от необузданности пыл
Как длительны во мне такие взрывы,
Как след шагов, что в снеге не остыл.

И двойствнность такого совпаденья
Мгновенно перечёркивает суть,
О, Господи, пошли же мне терпенья,
Уйми разбушевавшуюся грудь.

Я не готов к очередной потере,
Пусть даже мне придется обуздать
Поползновенья дрожи в жгущем теле
И чувства навсегда четвертовать.

Горит рассвет. Белеют переплёты
Расплавленное солнце смотрит вниз,
Зачем же муки выбора жестоки,
Как занесенный в гневе Дионис.

Вне страсти днём, до самого захода,
Пока наверх не выползет луна,
Мы долгие проводим разговоры
В которых неумолчна тишина.

Блестят, как тальк разглаженные стены,
Плафон хранит скопившийся накал
И только взбаламученные вены
Удваивают судоржный запал.

И речь лилась, внезапно становилась
Бессвязна, как обрывки мелких фраз
И спальня где-то надвое делилась
У ревности, стоящей здесь в анфас.

Я понимал, что смелость притязаний
Никак не обусловлена, но связь
Возникшая меж нами в самом деле
В предметах грозно пряталась, таясь.

Я знал, что все признанья бесполезны,
Что ты меня ни капли не поймешь,
Я силился нащупать осторожно
Взнесенный надо мной любовный нож.

Взаимностью мне вторила погода,
На насыпи взваленной у угла
Подснежник дал стремительные всходы,
Пробившись у подножия ствола.

Пары тумана, венчики корзин,
Гудки, звонки, взлохмаченные ветки
Еще не распустившихся рябин
Скучают в накрохмаленной беседке.

Литые крыши, бязь из серебра,
Шагов неумолимое метанье
От робкого настойчивого да
До полного "нельзя" и осознанья

Запрета на дальнейшую судьбу
Вне жизни, вне тебя и расстоянье
Мне кажется гуманнее сейчас,
Чем эта бесполезность ожиданья.

Я верил в предначертанность путей,
В назначенность неведомую свыше,
Я путался в безумии страстей,
Как тот игрок, что воздухом сим дышит.

Как тот, кому вживлен подкожно ген,
И чьи навек прикованные руки,
Обречены бумагу обнимать
На паперти бичующей разлуки.

Я сознавал ответственность свою
И жертвенность во мне не исчезала,
Но ночью пробуждался человек
И плоть вся от любви изнемогала.

И эти рассужденья не кивок,
Не праведная жажда оправданья
Поэт, как обнажающий чулок,
Натянутый на ветку мирозданья.

Как некий неизбежный элемент,
Где брошенный в бою без свода правил,
Он кровию напишет сквозь века,
Что душу в оправдание оставил.

Все это постигаешь болью чувств,
Где как и нарисовано во чреве,
Смыкается направленность искусств,
Сидящая всегда на разогреве.

Где нет ни виноватых, ни блажных,
Лишь свалены дрова в углу у печи
И это надо сердцем истопить,
Касаясь белизны твоих предплечий.

Все это постигаешь через раз
Смотря на мир практически в разрезе
И этот ненасытный вещью глаз
Выхватывает множество трагедий.

Я жмурился и шел на поводу
Игры стихий, задуманной не мною,
Я только благосклонно позволял
Менять в конце судьбу своих героев.

Вдыхая ночь, я спрашивал себя
Зачем так исступлено бредит тело,
Но ночь лишь подтверждала правоту
Доставшегося скорбного удела.

Затянута все в тот же белый снег,
Как в ватное по горло одеяло,
Она стелящий, шелковый свой след
На всем здесь неизбежно оставляла.

Но утром он бесследно исчезал,
Преображаясь в воду или слякоть
И вид свой первозданности терял,
Оставив под ногами только мякоть.

Где средь аллей нахохлились кусты,
Дорожку к дому сбрызнув соком ягод,
А вдалеке топорщились мосты,
Свободные от жизни бренных тягот.

И я прощался, что-то вновь росло,
И будто обнимало впрямь за плечи,
И мне хотелось только этим жить,
Считая дни до нашей новой встречи.

Дорогою беззвучный говор парка
Был слышен и как слух, весь напряжен
Мне чудилось, он знает без утайки,
Чем я до глубины своей сражён.

И множество чего, как эта лава
Подробностей росла и билась в лоб,
Я спрашивал себя, каким же правом
Я в жизнь твою вторгаюсь, как сугроб.

Неделю я томился в ожиданьи,
Используя лишь малые часы
Почти что мимолетного свиданья,
Как капельки растаявшей росы.

Я делал вид, что ты мне безразлична,
Зарывшись в кипу сваленных бумаг,
Была бы ситуация лиричной,
Когда б я мог прочесть какой-то знак.

Но знаков вовсе не было и все же
Я чувствовал сближение твое,
Как вход в еще пустующую ложу,
Где выстрелит по Чехову ружьё.

Как будто всплеск грозы к нам приближался
И молнией раскрасил горизонт,
И ветер с беспощадностью срывался,
Неся с собой циклон и свежий фронт.

Зима все бесновалась и рычала
И продолжала север леденить,
Весна ей вслед настойчиво дышала,
Пытаясь перерезать эту нить.

Я ощущал неясное движенье
И вызванный отчасти интерес,
Как рифмы, что в нас требуют сложенья
И смотрят на итоговый процесс.

И вот пошли накатом наши встречи,
С той милой, долгожданной частотой,
Что плавились от пыла в горле речи
С такой неизъяснимой остротой.

И мне, как убеждённому по силе,
Что слово - плоть и явь совсем близка
Бумага придавала форму крыльев,
Тянущих за собою в облака.

Так было каждый раз в моменты встречи,
В ее глазах он видел этот блеск,
Но в эту быль вторгался кто-то третий,
На наших отношеньях ставя крест.

Он неотступно следовал за мною,
Я чувствовал практически всегда
Его дыханье рядом за спиною,
Как колотыми кубиками льда.

Я б мог поклясться, будь она свободна
Ей было б проще вне держащих уз,
А так я только сыпал соль на раны,
Дразнил, как притягательный искус.

А город плыл в объятьях рек шумящих
И плачащих невступно о своём,
Когда ж попал я в дебри этой чащи,
Где просто не ужиться нам втроём?

А близость учащалась, с каждым разом
Я клялся, что примусь всерьёз за ум
И более не вымолвлю ни слова,
Сведя все отношенья наобум.

Но заблуждался и в разгар беседы,
То тихое, что крепло изнутри,
Овладевало мною, как наитье,
Чеканя упорядоченный ритм.

Оно распоряжалось, как слугою,
Как пешкою на шахматной доске
И был ли я доподлинно собою,
Вися на вдохновительном крючке?

А рьяный ветер, как порыв муссона,
Споласкивал заснеженность дождём,
Гудели провода в раскатах шума,
Как будто в них неистовствует гром.

Столбы вздыхали, видя взрыв стихии,
Что их покой никак не мог смутить,
А ветки жались к небу, голосили,
Пытаясь ветер искренне простить.

А он дрожал, забыв про боль и старость,
Врывался в окна, дверь срывал с петель,
Распластывая снег на мокрых стёклах,
Как будто перетряхивал постель.

О, как сейчас хотелось поцелуев,
Чтоб наяву и вживе в тот же час,
А не смотреть с тоской в холодный ливень,
Чтоб слёзы градом брызгали из глаз.

И довершая это нетерпенье,
Что стоило лишений и утрат,
Стучал по подоконнику звеняще,
С куриное яйцо, овальный град.

Нас отпускало, мы садились рядом,
Загромождая чашками весь стол.
Дымилось свежемолотое кофе,
Забрызгав пеной чашечный подол.

И черный кот смотрел ещё чернее,
Последних каплей вздрагивала нить
Мы оба уносились в эмпиреи,
Могло ли это нас соединить?

Мне нравилась пора импровизаций,
Она скрывала гамму всяких чувств,
Я мог и ненароком прикасаться,
А после слышать пальцев громкий хруст.

Исхода нет, чем более я ввергнут
В водоворот событий и страстей,
Тем больше сила воли к ночи меркнет,
Раздав своё количество мастей.

Спроси меня сейчас, на что я ставил
Узнав о положении вещей?
Я б слова, уверяю, не составил,
Оберегая бдительность ушей.

Неважно было, сколько б это длилось
Какой бы был у повести финал,
Хотел ли я, чтоб это всё приснилось?
О, нет, настолько явен был накал.

Мне заглянуть хотелось в будущность с разбега,
Чего же ожидал я там найти?
Следы неумолимого побега
Иль проблески совместного пути?

Но, ставя всё на карту силой мысли,
Я точно знал, наступит этот день,
Когда в моих объятьях очутишься,
Смотря, как распускается сирень.

Вот тут-то и добуду подтвержденье,
Насколько сила мысли глубока,
Пока же я горю еще в сомненьях,
Как плавится подкрашенный закат.

И мрак бросался тенью на плетень,
Скрывал дома, стоящие в сугробах
Я молча расстилал себе постель
И думал о взведенных небоскрёбах.

И было пусто, как бывает к ночи
Огонь погас и лампа на столе
Клонила вниз задернутые очи,
Что гасли, засыпая в серебре.

За стенкой спали. Ровное дыханье
Напоминало ход самих часов
И все ещё не спящее сознанье
Звучало тембром наших голосов.

Всё было бы всерьёз и даже кстати,
Не выбери она его тогда,
И он бы не заметил вырез платья
Наверное уже и никогда.

Все было бы взаправду, если б выбор
Пал на другую, впрочем не впервой
Он брал у вдохновенья долгий выдох
Пред тем, как снова стать самим собой.

Все было бы всерьёз, не будь в поэме
Условно-сослагательных частей,
И будь он даже трижды званый гений
В ней не разжечь безумия страстей.

Два дня тоска, как вой рвала и ныла,
Высасывая соки под ребром,
Метель же бесновалась и разила,
Бросая комья в спящий водоём.

Но суть не в том. У жизни есть законы
Такие ж, как в слагании стихов,
Не мне опровергать её каноны
Спустя такое множество веков.

Таких вещей умеют сторониться,
Хоть чувства вкупе громче их самих
Кто виноват, что мне пришлось влюбиться
Я сам заложник так, как этот стих.

Зато я мог писать всегда с натуры,
Очерчивая каждую деталь,
Лаская взглядом линии фигуры
И в звуках утолять свою печаль.

Дано мне было все-таки сверх меры,
Чего другие ищут сквозь года.
Я отличал реальность от химеры
И даже был счастливым иногда.

И с тем же неизменным постоянством
Я зрел в грядущесть, видя в ней зарок
На то, что наши чувства вновь однажды
Родятся, уместившись между строк.

И нас с тобой при жизни зарифмуют,
Разучат, как по нотам наизусть,
Когда и буквы тонут в поцелуях,
Презрев предначертание и грусть.

И мы согласьем слов и сочетаньем
Слух каждого затмим своей игрой,
Как в подлинный период обожанья
Над пропастью, что делит нас с тобой...

24.01.2021, 20:30 - 31.01.2021, 19:40