Пан Врубеля и Лермонтова

   Поводом к написанию картины «Сатир» (авторское название) послужило стремление Михаила Врубеля сказать СВОЁ слово об античном божестве – покровителе полей, лесов и пастушьих стад. На выбор темы повлиял также и общественный интерес к славянской истории и культуре, в том числе и к былинному эпосу, поэтому образ Врубелевского Пана больше похож на сказочного Лешего.

   Но в то же время картина «Пан» имеет необъяснимое ВЕЛИЧИЕ, переданное различными деталями – и мудростью голубых старческих глаз, и золотом восходящей луны, и смиренно положенной на колене кистью руки, и опущенной свирелью, мелодии которой – ничто по сравнению с мелодиями Космоса…   

   Освещённое плечо Пана магическим образом гармонирует с золотым рогом месяца и является символом открытого, то есть видимого и понятного людям мира, а тёмная часть Пана – это символ невидимого мира, непознанного и таинственного. Но доброта Небес – безгранична, поэтому НОЧЬ человечества озаряется едва заметной старческой улыбкой, мягкими кудрями и маленькими, совсем не страшными рожками… Обнажённое и словно неровное левое плечо Пана (игра мускулов моложавого тела) – это также символ скрытых демонических сил, которые должны изменить общественную мораль с её устарелыми понятиями (чахлый лес).

   Картина «Пан» – это целая Вселенная, в которой душа Врубеля летала и видела различные миры – видимые и невидимые. Это также маленькая остановка-передышка перед тем, как войти в другие миры – безграничную печаль (Царевна-Лебедь), историческую тревогу (К ночи) и глубокую трагедию (Демон поверженный).
   Картина "Пан" созвучна стихотворению Лермонтова «Пан», и в этом нет ничего удивительного, ведь Врубель лучше других понимал Лермонтова, лучше других читал его и создал самые лучшие иллюстрации к его произведениям…
 
      Люблю, друзья, когда за речкой гаснет день,
      Укрывшися лесов в таинственную сень
      Или под ветвями пустынныя рябины,
      Смотреть на синие, туманные равнины.

      Тогда приходит Пан с толпою пастухов
      И пляшут вкруг меня на бархате лугов.
      Но чаще бог овец ко мне в уединенье
      Является, ведя святое вдохновенье.

      Главу рогатую ласкает легкий хмель,
      В одной руке его стакан, в другой свирель!
      Он учит петь меня, и я в тиши дубравы
      Играю и пою, не зная жажды славы.