Красками ненаписанной картины

в  премудрости  нет  смысла,  всё
отлито  печами  потухшего  крематория,
в  каменоломне   невозможно  исправить,
что  стало  каменной  несвободой,
и  скользит  змеёй  время,
показывает   циферблат  азимут,
углубись  в  землю  жестоко -
жестокостью  будешь  раздавлен.

а  принять,  как есть,  расстояние
между  жестокостью  и  добром,
не  в  силах  шторм,
плыть,   или  тонуть,  крушить,  не  крушить,
пробирается  мутная  слизь  ртом  говорить,
сплёвывает  расстояние, 
на  что  злилось  -  не  понять,
уходит  за  солью  туда,   где  пресных  не  сосчитать.

вынь  душа,   месяц,  в  форме  ножа,
или  нож  в  форме   месяца,
зарекалась,   рожавшая,  не  рожать  на  девятом  месяце,
нерождённого  все  вместе  встретим
пчелиным  ядом,  да  молоком  с  солью,
позовём  скатерть -   самобранку  накрыть  стол,
праздничным  поминальным  костром.

где  впускали  лучи   в  вены  кровь -
распоясался    дождь,
где  ныряли   днища  кораблей  -  засуха,
где   первый  молчаливый   плот  брёвнами  ходил  под  себя,
где   недуг  опечален   болезнью,   -
там  нарисует   клей  узор, 
прижмёт  к  себе  разговор,  да  сам  не  скажет…

а  туман  плакать  не  перестанет,
дождь  мокнуть   не  передумает,
стекло,  глазами  окна,   захочет  солгать,
как  всё  за  ним  обустроено,
и  покатится  мир  по  наклонной  тоске
пустынно…
собираться  в  один  холст
красками   ненаписанной  картины.