Гулька

Люблю я пучеглазых кошек из глины, дерева, живых.
Надену старые калоши, во дворик выйду, старый псих.

Под мышкой - Гулька, кисти, краски. Щас кошечку изображу.
Она глазеет без опаски, насторожённо я гляжу.

Моя натурщица – кисюлька, всё-всё при ней: шубейка, хвост…
Учу: «Прямее - спинку, Гулька», она навроде кинозвёзд.

Куда её? На столб заборный. «Вот так, повыше сядь, ага».
У кошки дух всегда минорный. «Сюда смотри, втяни бока».

«Не надо, Гулька, щурить глазки, а лучше шире их раскрой».
Сел на чурбак, мешаю краски, кольнуло снизу – геморрой.

Эх, чурку взял сырую, ладно. Господь, дай сил и вдохнови.
Чертовок этих я рисую не по заданью – по любви.

Шепчу душевно: «Сядь, зараза, за столбик лапками держись».
Рисую кошек пучеглазых который год, почти всю жизнь.

Измазан красками мой ватник, на сапогах - лак и акрил.
Я живописец и кошатник, я Гулек всех боготворил.

Кис-кис, мур-мур, кисюльки, киски, - у каждой стиль свой и фасон.
И в каждой – дар большой артистки: заборный столб – ей, словно трон.

Ах, эта нежность мягкой шёрстки! Ах, ушек мягоньких покрой!
Сел на чурбак холодный, жёсткий, творю, забыв про геморрой.

Дай сил и вдохновенья, Боже. Взлети и возликуй, душа.
У кошечки минор на роже. Шепчу: «Зараза, хороша».