Бельканто и теперь...

Уроки пения


Небесный альт, с подворья чад резины...
Давно пора забыть, как Робертино
завидовал я долгих тыщу лет –
с тринадцати до паспорта врученья –
был пресен вкус морковного печенья
и в линзе с глицерином мутен свет...

Бельканто и теперь в печёнке где-то
вибрирует. А прежде – бела света
не видел я, когда уже сверх сил,
с душой саднящей, с кирзовой гортанью,
глотая угловатое молчанье,
опять пластинку певчую крутил.

О, солнечные трели Робертино!..
У той любви был едкий зев ангины,
у ревности, меж тем, не чёрный цвет...
Она, скорее, в ромбах арлекина,
в расцветке шахмат следственно-причинной,
за мной ступала верно - след во след.

Бредя асфальтом, чуял я отчасти,
что в той кручине был задаток счастья, –
и фокус этот сладил царь Горох, -
и что душе для истинного пенья
куда нужней, чем голое везенье,
солёно-горький повивальный вздох...

А ветер дул – то холодно, то жарко.
Водил я в парк чепрачную овчарку,
и незаметно из рутины дней
в соседнем классе, небесам в острастку,
блеснула поступь маленькой гимнастки,
и что-то чисто серебрилось в ней.

Была ли снова песня безголосой?
На все по геометрии вопросы
циркачке я серьёзно отвечал.
И зыбко, словно дискант издалёка,
светился легконогий абрис сбоку,
у странного начала всех начал...

Небесный альт, с асфальта чад резины...
Любовь да ревность – юные кузины.
Не рассудить, кто краше, кто умней!
Жаль одного: заметить, как стареют,
добреют-расползаются, дурнеют,
дабы исчезнуть за чертою дней...