Дню Скорби Расказачивания

ПОСТОЯННОЕ МЕСТО ПУБЛИКАЦИИ:http://stihi.ru/2020/08/09/5193
СБОРНИК "О КАЗАЧЕСТВЕ!"



СКОРБИ РАСКАЗАЧИВАНИЯ! ДНЮ КОРЕННЫХ НАРОДОВ.
   Я родился через полтора года после Великой Победы, 6-го января 1947 года. Отец вернулся после войны из госпиталя в октябре 1945 года. Левая рука у него была, можно сказать, лишь символически. Локтя у неё не было и она болталась на сухожилиях. Но ведро воды отец мог ею носить, если правой рукой направит её на цель. В 1946 году они с мамкой поженились, а 1947 под Рождество появился я,  после родов в течение трёх суток. Наша казачья станица Нижне-Курмоярская стояла на высоком правом берегу Дона. До революции это была богатая, процветающая станица, где жили богатые купцы и отставные военные. У станицы была большая пристань, пассажирская и отдельно грузовая. Кроме грузовых пароходов и буксиров с баржами у нас ходили пассажирские двухпалубные колёсные пароходы. Когда в станицу пришло советское руководство, не умеющее хозяйствовать, имеющее единственное качество «экспроприировать», то есть грабить тех, у кого что-то есть – всё пришло в упадок. Богатые дома разбирались на какие-то хозяйственные нужды, пристани пришли в упадок из-за отсутствия грузоперевозок. Ветряную мельницу моего деда по матери, разобрали на дрова. Его семью всю отправили в ссылку, а он спасся тем, что сдал свою мельницу, всю скотину в колхоз,  и женился на беднячке, моей бабушке. По Дону и при советской власти  всё таки ходили пассажирские пароходы. Один прибывал к нам на пристань с низовьев, от Ростова- на- Дону, другой приходил с верховьев – от Калача-на-Дону, Вёшенской, Усть-Медведицкой, Усть-Хопёрской. Мой дед Вася – по отцу был бакенщиком. Он уцелел в гражданскую войну и после неё, потому что был инвалидом после первой мировой войны. Вечером он зажигал бакены для пароходов, а утром гасил их.
На берегу у пристани стоял двухэтажный дом, где был шкипер пристани Лаврентьевич, старый казак. Он стоял на втором этаже, на балконе,  с железным рупором и курил здоровенную козью ножку. Время от времени в ожидании парохода, он деловито прикладывал руку к поломанному  козырьку старой казачьей фуражки и смотрел в верх по Дону. Пароходы ходили разные . Я запомнил название   пароходов  « Генерал Ватутин», "Генерал Доватор" и "Адмирал Нахимов", "Адмирал Ушаков". Люди, ожидающие пароход, спрашивали у Лаврентьича:
-Лаврентьич! А какой сегодня будет пароход?
 Он, затушивая об перила цигарку, отвечал:
-Жалезный! Мать его в дышло!
   Напрасно он неосторожно выразился. Ведь генералы Ватутин и Доватор были советские и кто-то доложил, куда следует о том антисоветском уклоне в словах Лаврентьича. Его забрали и увезли  на «чёрном воронке» куда следует и он вернулся, слава Богу, через неделю без казачьей фуражки, без лампасов на старых казачьих штанах, но с корявой палкой вместо костыля, потому что он еле-еле дошёл до дома. А он был один из немногих уцелевших после гражданской войны стариков. Кто был моложе, погибли или бежали за границу. Кто-то на лесоповале «тянул тяжёлую лямку». Но казаков, как правило после Указа Свердлова о расказачивании, ставили к стенке после тяжёлых истязаний.
    Всевеликое Войско Донское фактически было внутренним самоуправляемым, самодостаточным государством внутри Российской Империи. Оно имело территорию размером с Ростовской области, половины Волгоградской области и почти половины нынешней Украины, куда вошла и Новороссия с Донбассом. Всевеликое Войско Донское, создававшее территорию Империи и защищавшее её рубежи, было уничтожено, а земли Войска Донского были разделены на три части.
В 1950 году нам объявили, что нас выселяют на другое место жительства, и что мы можем грузить на баржи всё своё имущество и даже скотину. Это случилось потому,  что наш Генералиссимус Сталин решил воплотить в жизнь идею Петра Великого и  соединил Волгу с Доном,  запрудив наш Дон пятнадцатикилометровой плотиной с Цимлянской ГЭС, мощностью 650 тысяч киловатт. Из-за этого на месте моей родины появилось рукотворное Цимлянское море.
Мне 3,5 годика… 1950 год, весна. Мы с мамой и бабушкой идём вслед за гружёной машиной «полуторкой», которая везёт наш домашний скарб вниз к берегу Дона, чтобы грузиться на баржи, которые повезут нас … Куда? В никуда! От родной земли! От нашей казачьей станицы Нижне-Курмоярской, которую покрыли водой Тихого Дона, а так же  нашу плодороднейшую донскую кормилицу-пойму с землями из донного ила,  с садами, огородами,  озёрами, протоками, ериками, кишащими рыбой, раками, дичью, где, как говорили земляки: В эту землю палку воткни, а она цветёт! Это было продолжение РАСКАЗАЧИВАНИЯ!
   Я оглядываюсь назад, но среди пыльного облака вижу колонну машин, повозок и людей с тачками, движущихся в одном с нами направлении…
  Я спрашиваю у мамы:
-А когда мы вернёмся домой? Мама?
-Туда не вернёмся… У нас будет новый дом! – говорит мама, дрожащими губами,- Не оглядывайся назад, Лёнечка!
     У мамы на глазах слёзы, а бабушка плачет навзрыд. Я говорю возмущённо:
-Я не хочу  в новый дом! Я домой хочу! – и у меня тоже в голосе слышатся слёзы
- Нельзя сыночек! Вон! Смотри! Солдаты стоят! Их надо слушаться…
- И где они столько их чертей- чучмеков набрали! – всхлипывая говорит бабушка, глядя с ненавистью на чернявые, с отсутствующим взглядом, солдат какой-то азиатской национальности, стоящих вдоль нашей дороги через каждые десять метров с винтовками за плечами.
- Ну, тише, мама! – говорит мама бабушке, -  Они же слышат… А если кто-то понимает по-русски?
- А я не боюсь их! Я своё отбоялась! – говорит бабушка с казачьей задиристостью.
   Напрасно бабушка так сказала… Когда мы поселились в степном хуторе Рябичи-Задонские, пришлось ей пережить и Принудиловку.

   Я помню это жуткое чувство расставания с родным домом, в котором я родился, узнал своих родных, соседей, их детей, которые играли со мной! Это был мой мир, в который я пришёл, но у меня его отняли… И мама сказала, что это навсегда!..
   У самой баржи столпотворение, транспорта скотины и людей, а солдаты стоят уже чаще, подальше от людей и винтовки они держат уже на перевес…
По трапу на баржу загоняют коров, не меньше чем  втроём: один - держа за рога корову  и двое - толкая корову  в задние лопатки, тащат на привязи упирающихся телят, овец, коз  и даже, пронзительно визжащих,  поросят.
    Мы остановились, потому что с кузова машины стали сгружать наши вещи. У меня  возникло чувство, что ещё не всё потеряно, пока мы не зашли на баржу  и я опять обратился к маме:
-Мама! Я хочу домой! Нам не нужен новый дом! – и я зарыдал.
    Мама стала меня успокаивать:
-Ты же хочешь на пароходе ехать? Мы же с тобой в прошлом году ездили! Ты помнишь?
-Не хочу! – рыдал я, - Это плохой пароход и солдат не было!..
   Я помню, как позже,  мы стояли на берегу Цимлянского моря, когда мне было уже 4,5 годика и казаки и казачки  сокрушённо переговаривались:
- Говорят, уже и кладбище  наше станичное  затопило водой!..
- Да, ты что? Ай! Ай! Ай!
-И к церкви вода подбирается!
-Нет! Говорят уже и церкву накрывает водой!
И  слёзы горькие смешивались с донской водой, которая становилась – морем…
   Я помню, когда мне уже было 5.5 лет, мы с отцом пришли к берегу моря, к балке, заросшей терновником, боярышником( который старики называли – серберина), вишнями, яблонями и другими дикорастущими, чтобы выкопать для своего двора молодые вишни. Отец с лопатой в левой руке, плохо действующей после ранения на фронте, правой рукой закурил папиросу и долго стоял, глядя в море, с наворачивающимися белыми барашками на волнах. Я тоже смотрел – то на море, то на отца и не трогал его, потому что у него на глазах были слёзы…  Через десять лет отец утонул в этом море. На похоронах земляки-казаки сказали: «Васькя домой пошёл! К нашим родным погостам…»
  Сначала мы выразили согласие на переселение в хутор Рябичи-Задонские, где оказалось больше наших земляков и родственников. Этот хутор был на берегу старого русла Дона, который тоже назывался Дон, но до настоящего Дона было от нас 15 километров по займищу (заливным в половодье лугам)  и придонскому лесу.
   Однажды летом я просыпаюсь летним утром в нашем флигеле, выхожу на ступенечки,  натёртые жёлтым песочком «охрой», присел  и осматриваюсь,  ощущая, что из летней кухни, расположенной метрах в пяти, идёт запах горячих оладьев или пирожков, ну в общем чего-то вкусного. Вдоль дорожки посыпанной беленьким песочком благоухают цветочки и над ними уже трудятся шмели и пчёлы. Я уже собирался идти к бабушке в кухню, но с улицы послышался звук приближающейся автомашины и возле нашей калитки остановился  ментовский «бобик», как их тогда называли. Вышел из него милиционер в белой  парадной гимнастёрке и какой-то щуплый мужчина  в кепке. Милиционер размашисто распахнул нашу калитку и важно, как-то подчёркнуто по-хозяйски зашёл в наш двор, а тот мужичонка – за ним. Милиционер с очень красным лицом  важно шествовал первым, поглядывая на меня, как-то изучающе, а второй выглядывал из-за первого, то справа, то слева. Когда они зашли во двор, не знаю я почему, но у меня в душе что-то сжалось. Подойдя ко мне, мент грубо спросил:
-Бабка где?
- Там…- показал я на кухню.
   Мент пошёл вразвалочку к кухне и этот, в картузе, за ним, а моя детская душонка сжималась и сжималась… И не напрасно!
       Мент пригнувшись  зашёл в кухню и через несколько секунд я услышал бабушкины возмущения  с   доводами о том, что дети  работают на Волгодоне, а дитя, то есть меня деть некуда, а личную скотину, кто содержать  будет? При этом бабушка по-казачьи крепко выразилась и тут я услышал удар и вскрик бабушки и тут же я увидел, что  заломив ей руку, её с разбитым лицом выводит из кухни мент с тяжёлым наганом в руке…
  Я бросаюсь к бабушке с криком, но мент выступая вперёд, вытягивает ногу в запылённом нечищенном сапоге и толчком швыряет меня в цветочки к шмелям и пчёлочкам, ломая мною жидкую декоративную изгородь. Я вскакиваю и пытаюсь бежать за ними вдогонку, но тот мужичонка  в картузе меня хватает сзади за майку, удерживает и выходя за калитку, закрывает её и ждёт, пока мент засунет бабушку в машину. Мужичонка погрозил мне, плачущему,   пальцем, сел за руль и они газанули поднимая клубы дорожной пыли.
   Я оглянулся по сторонам! Никого! Я посмотрел на окна соседней через улицу хатёнки, где жила многодетная семья, и увидел, как задвигаются оконные шторки. Я  забежал к ним во двор, стал стучать в дверь, но мне не открыли. Я побежал к другим соседям, но результат был тот же. Я побежал к бабе Вале сестре бабушки Нади. Слава Богу она была дома. Я рассказал сквозь рыданья о происшедшем и бабушку Валю в это время колотила дрожь, как в лихорадке. Она загнала в курятник гуляющих кур, и пошла со мной на грейдер. Это грунтовая  улучшенная дорога, которая в дождь превращалась в непроходимое болото и  у нас  грейдер  называли «профиль», потому что его профилировали после дождя дорожным приспособлением «грейдером». По профилю шли машины, поднимая тучи пыли, но никто не останавливался, потому что было категорически запрещено брать попутчиков из-за того, что вокруг было много тюремных зон и много было беглых «зэков». Поэтому даже с ребёнком попутчиков брать было запрещено.  Бабушка взяла меня «на коробки», то есть на плечи и двадцать километров шла со мной, уже четырёхлетним,  на плечах до места работы моей матери. Тучи пыли были такими плотными, что я закрывал лицо ладошками и пытался дышать сквозь пальцы, но получалось плохо и  был реальный страх просто задохнуться. Естественно, мать чуть не умерла с испуга увидев меня цвета степной пыли с размазанной по лицу грязью, когда мы пришли к ней в школу,  где она учила детей, несколько классов одновременно. Мать нашла отца, отец нашёл машину- Урал ЗиС   со знакомым водителем-цыганом с золотыми зубами, в наколках, которые можно было рассматривать очень долго. Я потом однажды видел этого дядю Яшу- цыгана пьяным возле магазина и он был с гитарой в невменяемом состоянии. Мой отец отобрал у него гитару, потому что он по пьянке, заливая водкой свою страшную судьбу,  разбил в ярости не одну гитару.(Стих «Роковая любовь Яшки цыгана!»)
      Бабушка Валя пошла домой пешком, а мы сидя в кабине  друг на друге,  мать на отце, а я на матери, потому что кабина двухместная, поехали искать «принудиловку», то есть место куда отвезли бабушку для принудительных работ за то, что она не будучи в пенсионном возрасте – 54 года, бросила работать в колхозе. Тут мы по ходу дела узнали, что «принудиловок» у нас много в районе, а фактически любой отстающий колхоз. Всё-таки нашли мы бабушку и застали начальника    на месте, который отказался с нами разговаривать. Он сказал, чтобы мы оставили документы, подтверждающие обоснованность  невозможности её работы, так как дети, то есть, отец и мать,  работают на «комсомольской  стройке», и ехали домой. Раз в месяц приезжает комиссия и рассматривает. Если сочтут нужным, то отпустят. Наши доводы о том, что ребёнка некуда деть, что дома скотина голодная, никакого эффекта не дали и начальник ушёл домой. Мы в растерянности остались на улице, а к нам подошёл какой-то  очень пузатый мужик в гимнастёрке и спросил в чём дело и почему мы такие расстроенные. Этот мужик сказал, что нужны деньги, тогда отпустят бабушку до рассмотрения комиссии. Отец  достал рулон перетянутых «трусовой»  резинкой  денег и спросил:
-Сколько?
   Мужик посмотрел на рулон, забрал его в свой карман и сказал:
-Да наверно хватит! Идите вот к тем задним воротам, я открою и выпущу и чтоб духу вашего тут не было и никто чтоб не знал про это, иначе вместе «врасход» пойдём!
   Когда открыли ворота, то мы увидели под навесом крытым соломой, лежащих в соломе, как скоты, людей…
   Мы забрали бабушку и уехали, при чём отец ехал с нами, стоя на правой подножке кабины.
ПОСТСКРИПТУМ:
  Яшка-цыган спросил у отца, как он забрал бабушку и тот сказал, что отдал много денег. Яшка сильно возмутился, догнал пузатого мужика, отобрал у него деньги и сказал, что получит деньги, когда привезёт справку об освобождении бабушки. Яшка вернул отцу деньги и мы уехали.  Спасибо мудрому Яшке! Царство ему небесное и Вечная память!
ПОСТСКРИПТУМ: Сейчас моей внучке 4 года, как было тогда мне. Сейчас я ношу на шее свою внучку и думаю, смог бы я её пронести 20 километров? Наверное,  я бы смог, но бабушка была женщина лет пятидесяти и ещё она пошла после этого домой, так как дома её ждала слепая мать - моя прабабушка. Царство Небесное моим бабушкам - труженицам и Вечная Светлая Память!
Л.КРУПАТИН, МОСКВА, 2011 г      
  Со временем душевные травмы переселения  забылись мною, потому что меня воспитывала советская литература и советское кино. Говорят: «Какие песни пел ты в детстве, такие будешь петь всю жизнь!» Я не жалею о тех песнях, которые пел в детстве и пою до сих пор. Я благодарен советскому патриотическому  воспитанию. Именно поэтому, отдав  отечеству свои молодые силы и энергию  с партбилетом в кармане, я в 1990-м году свергал коммунистическое правительство Волгоградской области и был в течение месяца членом Временного правительства Волгоградской области. Я разочаровался не в своих коммунистических убеждениях. Я разочаровался в партийной зажравшейся элите, которая поставила себя выше народа, в виде погонщиков над стадом скотов и жировала на нашем народном теле. Я хотел спасти КПСС,  сделав её парламентской партией на Демплатформе КПСС и даже подавал проект нашей программы для обсуждения А.Д. Сахарову. Однако после нашей встречи, он через неделю умер…
   К этому времени я уже был вполне созревшим, а не колеблющимся в своей правоте духовным коммунистом, хотя и знал, что руководители этой партии уничтожили казачество и ликвидировали казачью исконную территорию. Но это были бандиты, спекулирующие коммунистической идеей, и опасающиеся казачества, как самоотверженно влюблённого в Отечество сословия, способного раскусить  подлость и антинародность шайки бандитов, пришедших к власти на народной крови. Ленин пришёл к власти незаконно, руководствуясь не правом, а волчьими законами. Также пришёл к власти Сталин и уничтожил Ленина, так же волчья свора уничтожила Сталина и дальше всё шло по этой же схеме, не считаясь с народом, держа его в железных удилах! И Ленин, в котором не было ни капли российской крови, правнука Сруля, покрестившегося и сменившего фамилию, и Сталин – ненавидели всё русское. Но я узнал об этом уже во времена гласности. Я верю, что справедливое общество можно построить но не проливая реки крови, не уничтожая созданное предками, а на православном воспитании общества, но с неформальным, кропотливым и щепетильным,  душевным  подходом!
   Когда на Украине, подогретые  нацистами, некоторые выскочки-демагоги начинают визг о  русском геноциде против украинского народа, то мы вправе спросить: «А русский народ кто отправлял  в Гулаги и на расстрел? Хохлы? А кто уничтожил полностью казачество и ликвидировал его территорию, часть из которой стала принадлежать Украине? Кто? Ответьте нам, визгливые подонки? Или вам хохлацкая жадность полностью затмила  трезвый рассудок? Ответить вам нечего, кроме тупой нацистской пропаганды, которой вас пичкали два с лишним десятилетия!
   История сохранила память о вашем хохлячьем землячке – Никите Хрущёве. Когда он передал на подпись Сталину очередной «расстрельный список», Сталин написал на нём: «Уймись дурак!». А потом этот «дурак», замаливая свои грехи перед Украиной, придуманной большевиками, подарил с барского плеча Крым, политый веками русской кровью! Откажитесь от большевистского подарка! «Люстрируйте»  его со всей Новороссией! Да вы за халяву мать родную продадите! Потом этот "дурак" отдал китайцам безвозвратно тихоокенский форпост Порт Артур, политый кровью тысяч  отважных российских воинов...
   Сталин вспомнил о казаках во время войны, когда немцы подошли к Столице. Он сообразил, что наверное подросло казачье поколение, которое не успели уничтожить большевики. Он, зная казачью удаль и самоотверженность, собрал две конницы из кубанских и донских казаков и послал их на немецкие танки с гранатами и бутылками-зажигалками. Казаки защитили подступы Столицы! Осталось их… единицы!
   Мать моя начала учить детей в 1942 году. Она до сих пор жива. Ей 96 лет исполнилось в прошлом году в ноябре. Она «Заслуженный учитель школы РСФСР». Президент В.В. Путин поздравил её с юбилеем открыткой и подарком. Она рассказывает, что в 1946 году, когда она была беременна мною, есть было победителям нечего. Только помидоры на личном огороде, от которых она с ума сходила от изжоги. В то время как наши войска кормили детей и родственников фашистов, испепеливших нашу Родину. Моя бабушка вечером идя с колхозных огородов, прятала для моей матери одну картошку между сисек, рискуя свободой! К Новому 1947 году учителям выдали по 9 (девять) килограммов прогорклой кукурузной муки. Их неё варили баланду, приправляя одной ложкой подсолнечного масла(для запаха).
  СЛАВА КАЗАКАМ  ГЕРОЯМ РОССИИ, СОЗДАВАВШИМ ИМПЕРИЮ ОТ ВАРШАВЫ ДО АЛЯСКИ И  САН-ФРАНЦИССКА!    ПОЗОР РОССИЙСКИМ ПРАВИТЕЛЯМ, ПОЗОРНО ПОТЕРЯВШИМ, ПОЛИТЫЕ КАЗАЧЬЕЙ КРОВЬЮ,  ТЕРРИТОРИИ!
ЛЕОНИД КРУПАТИН, МОСКВА август 2020 г.