к текстам В. Маяковского Послушайте А вы могли бы?

«Как посредством слова нельзя передать другому своей мысли,
а можно только пробудить в нем его собственную,
так нельзя ее сообщить и в произведении искусства;
поэтому содержание этого последнего (когда оно окончено)
развивается уже не в художнике, а в понимающих.
(А.А. Потебня «Мысль и язык» 1862 г.)


                А вы могли бы?
             слушать, услышать, понять...


Казалось бы в истории жизни и творчества Владимира Маяковского не должно было остаться белых пятен. К нему непрерывно были прикованы взоры друзей и врагов, правоохранителей и исследователей, сам он не выносил одиночества и всегда был на виду. И тем не менее количество мифов вокруг поэта только увеличивается. Во многом рождение этих мифов спровоцировано неоднозначным отношением к творчеству поэта, его жизненным позициям. Маяковский смог оказаться одновременно: гениальный и одиозный, народный и непонятный, революционер - бунтарь - скандальный хулиган... Возможно попытка более глубокого понимания, проникновения в творчество поэта может приблизить нас к пониманию самого создателя произведений.

«Маяковский ничего не боялся, стоял и орал,
и чем громче орал – тем больше народу слушало,
чем больше народу слушало, тем громче орал»
(Марина Цветаева «Маяковский и Пастернак»)

Действительно, многие современники отмечали, что Владимир Маяковский свои стихи «кричал» в аудиторию. Даже Корней Чуковский, блестящий литературный критик, характеризовал Маяковского в своих статьях о молодых футуристах не иначе как: «кликуша, неврастеник, горластый, ему бы метаться по площади и кричать, рыдая: гниды вы! Его синтаксис бессвязен, его слова сумасшедшие, но в них ударность, надрыв. И его косноязычие только придает ему мощь. Никогда не шепчет, не поет, всегда кричит из последнего голоса, до хрипоты, до судорог - и когда привыкнешь к его надсадному крику, почувствуешь, здесь подлинное ..». (Чуковский К. Образцы футуристических произведений. Опыт хрестоматии // Литературно-художественные альманахи издательства «Шиповник». – СПб., 1914. Кн. 22. С.147). Хотя в отличии от Алексея Крученых Владимир Маяковский не развивал язык зауми, не изобретал столь много неологизмов, как Велимир Хлебников или Игорь Северянин, столь неоднозначная оценка скорее всего продиктована необычностью, доходящей до непонятности, языка молодого поэта. Ярчайшим примером такой «непонятности» языка может служить раннее хорошо всем известное стихотворение «А вы могли бы?».
Мало, кто из современников, да и из позднейших исследователей творчества Владимира Маяковского осознал весь глубинный смысл краткого спича - «А вы могли бы?». В основном все рассматривали и подчеркивали яркость, необычность: образов, метафор, аллегорий, эпитетов, гипербол, рифм и т.д... Виной этому неосознанию огромное количество в столь кратком тексте всех этих приемов, но главное - наслаивающихся подтекстов, которые необходимо выделить для составления «прозрачной» картины, для понимания его ораторской речи. Я еще раз подчеркиваю: именно – речи, а не стихотворения; речи, произносимой в форме стихотворения в аудиторию.
О том, как Владимир Маяковский работал над своими стихами известно из хранящихся тетрадей и блокнотов поэта с черновыми набросками, из его произведения «Как делаются стихи», из воспоминаний современников и работ по исследованию его творчества. Однако, почти все эти материалы не касаются периода его раннего творчества. Тем интереснее и уникальнее возможность проследить за историей трансформации одного из самых известных ранних стихотворений поэта - «А вы могли бы?».

 «Требник троих» Сб. стихов и рисунков. М.: Г. Л. Кузьмин и С. Д. Долинский, 1913 (март)

На чешуе жестяной рыбы
Прочел я зовы вещих губ
А вы, ноктюрн сыграть могли бы
На флейтах водосточных труб?
Я стер границы в карте будня
Плеснувши краску из стакана
И показал на блюде студня
Косые скулы океана


 Текст из сборника стихов В. Маяковского
«Простое как мычание» изд. "Парус" А.Н.Тихонова, 1916 (октябрь)

А вы могли бы?

Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана
На чешуе жестяной рыбы
прочёл я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?

Произведение впервые было опубликовано в конце марта 1913 г. в сборнике стихов «Требник троих» и имеет ряд существенных отличий от последующих изданий, в том числе полного собрания сочинений поэта и изучаемого в школе варианта. Во-первых, стихотворение не имело заглавия и четверостишия были переставлены местами. Во-вторых, в первом издании почти полностью игнорировались знаки препинания, а так же имеются расхождения в словах текста. Необходимо отметить, что по свидетельству А. Н. Тихонова, при подготовке к изданию сборника «Простое, как мычание»: «Маяковский требовал, чтобы стихи печатались без заглавных букв и знаков препинания. Заглавные буквы издательство ему уступило, знаки препинания приказала цензура» (Маяковский в воспоминаниях современников. М., 1963г. с.138). Однако знаки препинания перешли и в последующие издания (к обоснованию их необходимости и значения я обращусь при анализе ритма «А вы могли бы?»).
Проведение сравнения текстов стихотворения выявляет принципиальное изменение смысла произведения. Столь значимая трансформация невольно влечет вопрос – с чем она могла быть связана?

«ПРИВЫЧНЫЙ ЯМБ»

После выхода сборника «Требник троих» современники отметили, что Маяковский может писать привычным ямбом. Однако здесь следовало бы обратить внимание, что ямб первого четверостишия - не просто ямб: размер полностью совпадает по размеру с Пушкинскими:
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
И у Маяковского и у Пушкина первая, третья строки - девять слогов, вторая и четвертая – восемь. Если учесть любовь и великолепное знание текстов великого предшественника Маяковским и постоянное, часто эпатирующее публику, обращение к Пушкину в выступлениях, в лекциях и в манифесте «Пощечина общественному вкусу»: «Сбросить Пушкина ... с парохода современности» (конец 1912 г.)  - это совпадение не выглядит случайным.
В контексте данного положения первые четыре строки Владимира Маяковского приобретают дополнительный смысл, поскольку обращение – «А вы»! воспринимается вызовом не только толпе, не только «эксплуатирующим старое искусство», но и великому предшественнику. Именно благодаря этому вызову – стирание границ в карте будня и показ косых скул океана на блюде студня перестают быть абстрактными образами, а декларация нового искусства и нового слова в поэзии получает более конкретное значение.

РИФМА

Той же цели - подчеркиванию глубочайшего конфликта, вызова, противопоставления служит и рифма стиха. «Рифма, по Маяковскому, - важный момент оформления мысли, ее закрепления в стихе; рифма связывает воедино строки, несущие мысль» (Зиновий Самойлович Паперный «О мастерстве Маяковского»).

Если выделить рифмованные словосочетания из текста четверостиший мы получим:

на чешуе рыбы     - сыграть могли бы?
зовы губ - на флейтах труб
и
карту будня - на блюде студня
краску из стакана - скулы океана

Невозможно не обратить внимания на логичность данных рифм. Абсурду сыграть что-либо на чешуе рыбы противопоставлен зов губ на флейтах труб - прекрасно-художественного образа. Карта будня на блюде студня - символ неприглядной, вязкой обыденности стоит в антагонизме к прекрасному бушующему искусству - краске из стакана преобразившейся в скулы океана. Буд-то специально пряча логику связи парной рифмы автор чередует рифмованные строки в перекрестную рифму.

В результате противопоставление становится многогранным, оно выражено и в содержании и в форме, придавая ему невероятную мощь. И не случайна реакция оппонентов в лице Л. Зака: «нашу грусть мы сравним скорее с перочинным ножом, чем с бурным океаном - где этот океан? ... Скорее сравним мы океан с суповой миской, в которой кипящий бульон, чем эту миску с океаном..., а бульон ничуть не хуже океана.» (Альманах «Мезонин поэзии» 1913 г. сентябрь). Столь яростно-язвительная полемика лишь повышает значимость произведения Владимира Маяковского - стихотворение не просто обращало на себя внимание, оно вызывало бурную реакцию от непонимания и раздражения до ненависти и ярости. А именно бурную реакцию для привлечения внимания и преследовало эпатажное поведение футуристов.

Однако, вскоре Маяковского перестал устраивать данный вариант стихотворения и текст подвергается серьезнейшей, но с виду незначительной переработке.

Новое прочтение:

Для такой краткой речи всего в восемь строк важнейшим элементами являются первые и особенно финальные строки.

Трансформации подвергается новое начало стихотворения: на смену «Я стер границы в карте будня» встает «Я сразу смазал карту будня»; на смену размеренно рокочущему океаническому (в начальном прочтении четверостишия) приходит рычаще-звенящее начало. Эта трансформация достигает и другого эффекта: вместо аллитерации «р» в первой-второй строках - четверостишие насыщается повторяющимися в строках «р» «з» «с» «к» в различных сочетаниях, увязывая первое четверостишие в не распутываемый звуковой клубок.
Кроме звуковой гармонии изменяется смысловая нагрузка строки - поэта уже не устраивает стирание границ, он уничтожает саму карту будней заявляя о пришествии нового мирового порядка. Как следствие изменения позиции поэта, следует трансформация «вещих губ» в «новых губ»: «вещие губы» хороши для обоснования позиции в начале речи, но для финала, когда поэтом уничтожена «карта будня» и трансформируется мир, «вещие губы» становятся анахронизмом, новый мир требует зова (звучания) новых губ.
Новая финальная строка не подверглась изменениям, но необходимо отметить: в данном случае – «на флейте водосточных труб» значительно более акцентированный финал, чем «Косые скулы океана». Хотя образ «косых скул океана» прекрасен сам по себе и более понятен, но это отражение природной стихии, а Владимир Маяковский воспевает новый «городской» язык, новое искусство, новый мир. Кроме этого «океана» слово звучащее плавно, размеренно и длинно - из-за присутствующих в нем четырех гласных, «аллитерированное» в самом себе, впрочем, также как и «водосточных»; но во втором варианте финальной строки длинное «водосточных» является подготовкой к резкому, ударному «труб», ставящего жирный вопросительно-восклицательный знак.

Изменяется также и динамика действия. Первоначальное звучание стихотворения - это противопоставление «я» - «вы», «я стер и показал». Последующий вариант: я - смазал, я - показал, я - прочел, а вы? Этот динамический ряд полностью повторяет схему классического урока: постановка задачи - «смазал», решение - «показал», теоретическое обоснование - «прочел», самостоятельное задание - «могли бы?». «Здравый смысл есть во всякой поэзии. Но специальный здравый смысл не что иное, как педагогический прием. ... Подобно школьному учителю, Маяковский ходит с глобусом, изображающим земной шар, и прочими эмблемами наглядного метода.» (О. Мандельштам «Буря и натиск» 1922—1923 Конечно Осип Мандельштам эти строки вряд ли писал о «А вы могли бы?», но концепция Учитель (пророк) - Ученики (толпа) прослеживается и в трагедии «Владимир Маяковский»: «я вам открою/ словами/ простыми, как мычанье,/ наши новые душ», и в «Облаке»: «Слушайте!/ Проповедует,/ мечась и стеня,/ сегодняшнего дня крикогубый Заратустра!»
Однако этого всего недостаточно чтобы разобраться - что же мы получаем в результате урока? Многие современники начинающего поэта отказывали ему в здравом смысле - слишком глубоко этот здравый смысл был спрятан под грудой символов, требующих расшифровки.
Не повторяясь в разборе символов «карты - красок - студня - океана», упомянутых выше, сконцентрирую внимание на «жести-рыбе-флейте-трубах». Говоря о ранних произведениях поэта Вера Николаевна Терехина (Творчество В.В. Маяковского в начале ХХI века стр.89) отмечает: «... мотив вывески столь повторяем, что сгущается до символа, до самоцитирования» - «А там под вывеской, где сельди из Керчи...» (стихотворение «Адище города».) И жесть вывесок и сталь труб - лицо нового индустриального города. Но именно к «вывеске-рыбе» приковано внимание поэта - жестяная рыба не только вывеска, олицетворяющая новый облик города; рыба - как один из главных символов христианства, флейта (первоначальное множественное - «флейты» заменено на единственное - «флейта») водосточных труб - городской орган (музыкальный инструмент) - это совершенно иные, противопоставляемые символы. «Маяковский, ища самой простой, самой доходчивой мифологии, ища нового образа, в Москве, которая вся была вышита крестиками, взял религиозный образ, разрушая его.» (Виктор Борисович Шкловский «О Маяковском»).
Раскрывая противопоставления «символическое» прочтение этого спича можно перефразировать приблизительно так:
«Я новый мессия нового индустриального мира, я научу вас понимать его»...

Так идите же за мной...
За моей спиной
Я бросаю гордый клич
Этот краткий спич!
(Давид Бурлюк Из сборника «Дохлая луна» 1913 г.)

РИТМ

«Размер и ритм вещи значительнее пунктуации,
и они подчиняют себе пунктуацию»
(Владимир Маяковский «Как делать стихи?»)

«Сначала стих Есенину просто мычался приблизительно так:
та-ра-ра; /ра ра;/ ра, ра, ра, ра;/ра ра;/
ра-ра-ри /ра ра ра/ ра ра /ра ра ра ра/
ра-ра-ра /ра-ра ра ра ра ра ри/
ра-ра-ра /ра ра-ра/ ра ра /ра/ ра ра.»

Если перефразировать Владимира Маяковского то «А вы могли бы?» простучалось бы в барабан:

та-тА-та-тА-та-тА-та-тА-та/
та-тА-та-тА-та-та-та-тА-та/
та-та-та-тА-та-тА-та-тА-та/
та-тА-та-тА-та-та-та-тА-та/
та-та-та-тА-та-тА-та-тА-та/
та-тА-та-тА-та-тА-та-тА/
та-тА-та-тА-та-тА-та-тА-та/
та-тА-та-та-та-тА-та-тА/
(А - ударные)
Как видим, совпадает ритм 2 и 4 строк, 3 и 5, 1 и 7, 6 и 8 несколько расходятся из-за выповшего в 8 строке ударения, но это выпавшее ударение скорее даже притягивает к восьмой строке первую, создавая циклическую структуру. Замыкание циклического ритма условно превращает 2, 3, 4, 5 строки в куплет, 6, 7, 8, 1 в припев (данного ритмического эффекта в первоначальном варианте стихотворения не было), что полностью трансформирует ритмическую связь строк:
Ниже, разделяя текст на «новые» четверостишья - разбитые по ритму, я лишь пытаюсь показать один из возможных вариантов, какое «ритмическое» звучание могло приобрести стихотворение при первоначальном варианте оформления текста:


Я сразу смазал карту будня

Плеснувши краску из стакана
Я показал на блюде студня
Косые скулы океана
На чешуе жестяной рыбы

Прочёл я зовы новых губ
А вы ноктюрн сыграть могли бы
На флейте водосточных труб
За восьмой строкой ритмически встает первая, превращая стихотворение в циклическую композицию
Я сразу смазал карту будня

та-тА-та-тА-та-тА-та-тА-та/

та-тА-та-тА-та-та-та-тА-та/
та-та-та-тА-та-тА-та-тА-та/
та-тА-та-тА-та-та-та-тА-та/
та-та-та-тА-та-тА-та-тА-та/

та-тА-та-тА-та-тА-та-тА/
та-тА-та-тА-та-тА-та-тА-та/
та-тА-та-та-та-тА-та-тА/
та-тА-та-тА-та-тА-та-тА-та/


Необходимо учитывать, что позднейший вариант стихотворения был переделан для чтения в сборнике. Сам поэт ставил задачу: «Надо всяческим образом приблизить читательское восприятие именно к той форме, которую хотел дать поэтической строке ее делатель.» (В. Маяковский «Как делать стихи?»). Именно этой цели служит не только введенная пунктуация, но в первую очередь значимое разделение седьмой строки:
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
и хотя это еще не знаменитая «лесенка» строк Владимира Маяковского – это уже огромный шаг к графическому обозначению, как к инструменту смысловых и ритмических акцентов.

Подводя итог этого небольшого анализа истории создания произведения «А вы могли бы?» необходимо выделить один из важнейших аспектов - трансформацию смысла: от бунтарского, провокационного с целью утверждения нового искусства к призыву лидера, четко осознающего свои цель и методы. Недаром сам Владимир Маяковский описал этот период словами: «Начало 14-го года  Чувствую мастерство. Могу овладеть темой. Вплотную. Ставлю вопрос о теме. О революционной...» («Я сам»). В 1916 г. мастерство Владимира Маяковского уже не могли не признать даже его оппоненты. Ярчайшим примером могут служить строки письма Бориса Пастернака к Сергею Боброву от 12 ноября 1916 г. в ответ на просьбу написать рецензию на сборник «Простое как мычание»: «На мой взгляд, Маяковский единственный среди нас, пишущих - поэт, если относиться с некоторой взыскательностью к этому слову.»







«Маяковский только что научился писать стихи.
Горло его чисто, он говорит новые слова
и готовится связать их в фразу.»
(Виктор Шкловский «О Маяковском»
 https://www.litmir.me/br/?b=109322&p=7 )

                Послушайте!

В современных учебниках литературы 11 класса стихотворению «Послушайте!» уделено достаточно скромное место, но оно по прежнему удостаивается внимания авторов:
«В стихотворении •Послушайте!» (1914) поэт на интимном, задушевном языке говорит о тех же муках одиночества: звезды потому и зажигают на ночном небе, что это «кому-то нужно», что есть еще души, которые не переносят «беззвездную муку». Эти люди готовы к самому Богу врываться с мольбой, «чтоб обязательно была звезда!». Светящиеся точки звезд - новый вариант пейзажа. Звезды буквально выпрошены, вымолены лирическим героем, зажжены и на небе и в его душе.» (Литература 11 класс В.А. Чалмаев, С.А. Зинин «Русское слово» Москва 2012 г.),
а в учебнике под редакцией В.П. Журавлева этому стихотворению уделено всего пара строк:
«Мир не раскрывает свои тайны перед поэтом, и он недоуменно вопрошает:
Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — это необходимо,
чтобы каждый вечер над крышами
загоралась хоть одна звезда?!»
(Литература 11 класс В.П. Журавлев Просвещение 2017 г.)
Несколько иная концепция трактовки текста представлена В.Н. Дядичевым в книге «Жизнь Маяковского. Верить в революцию» (2013 г.). По мнению Владимира Николаевича, стихотворение «Послушайте!» - взволнованный монолог в котором «Лирический герой, формулируя главный для себя вопрос, мысленно создает образ некоего персонажа (в форме третьего лица: «кому-нибудь», «кто-то»). Этот «кто-то» не может перенести «беззвездную муку» и ради того, «чтоб обязательно была звезда», готов на любые подвиги».
Однако, в дошедшем до нас авторском прочтении «Послушайте» (звукозаписей голоса Владимира Маяковского сделанных Сергеем Игнатьевичем Бернштейном на восковых валиках фонографа 7 декабря 1920 г. в фонетической лаборатории Института живого слова) слишком много пафоса, для того чтобы воспринять текст, «как взволнованный монолог лирического героя, ищущего ответ на жизненно важный для него вопрос» и уж тем более нельзя говорить о «интимном, задушевном языке» прочтения.
В чем же кроется столь значительное, а потому странное расхождение в прочтении достаточно небольшого по объему стихотворения?

Отправную точку зарождения противоречивых интерпретаций следует искать в воспоминаниях Софьи Шамардиной «Футуристическая юность», попытавшейся представить себя «самой лирической музой» в жизни поэта, вольно или невольно ставшей участницей мифотворчества: «держал мою руку в своем кармане и наговаривал о звездах. Потом говорит: «Получаются стихи. Только непохоже это на меня. О звездах! Это не очень сентиментально? А все-таки напишу. А печатать, может быть, не буду»». Однако поэт печатает эти стихи уже в марте 1914 г. в «Первом журнале русских футуристов №1-2». Возможно при работе над текстом Владимир Маяковский оценил, что и «сентиментальность» темы стихотворения о звездах может быть обращена в противопоставление, а потому именно это стихотворение является полностью соответствующим поэту, «похожим» на Владимира Маяковского, умевшего как никто другой менять значения привычных слов.
Исследователи раннего периода творчества Маяковского неизменно выделяют в его стихах темы одиночества и непонятости поэта. Но во время создания своих первых стихов ВМ находится в кругу друзей и единомышленников, в 1913 г. развивается его бурный роман с Софьей Шамардиной, в котором он выступает соперником своего идейного противника Игоря Северянина. Он находится в постоянной полемике борьбы за первенство идей нового искусства. Его жизнь наполнена не только скандалами, но и успехами: 13 октября 1913 г. «Первый в России вечер речетворцев» собирает переполненный зал в «Обществе любителей художеств», 14 декабря в Харькове Д.Д. Бурлюка, В.В. Каменского и В.В. Маяковского «слушал целый, битком набитый, огромный зал» (Харьковские ведомости 1913 №1456).
Возможно ли, что на гребне волны борьбы и успеха Владимир Маяковский печатает «лирически-сентиментальное» стихотворение?

«Кто рассматривает факты,
неизбежно рассматривает их
в свете той или иной теории»
(Л.С. Выготский «Мышление и речь»)

Профессор МГУ Максим Ильич Шапир так определял феномен авангарда - «Авангард прежде всего определяет воздействие на адресата. Главным становится действенность искусства - оно призвано поразить, растормошить, взбудоражить, вызвать активную реакцию у человека со стороны. При этом желательно, чтобы реакция была немедленной, мгновенной, исключающей долгое и сосредоточенное переживание эстетической формы и содержания»(«Эстетический опыт ХХ века: авангард и постмодернизм» Philologica,   1995,   т. 2,   № 3/4,   136—143).
Владимир Маяковский 1913-1914 г. признанный лидер авангардного направления в литературе. Но он не только поэт, как и многие его творческие собратья, он идеолог: «каждый писатель должен внести новое слово, потому что он прежде всего седой судья, вписывающий свои приказания в свод законов человеческой мысли.» («Два Чехова» Журн. «Новая жизнь», П.- М., июнь 1914 г..) Как подобает идеологическому лидеру он выступает, призывает, ведет за собой. Ораторский талант Маяковского уже в период его раннего творчества, отмечали многие его современники. Марина Цветаева назвала Владимира Маяковского: «первый русский поэт – оратор» («Маяковский и Пастернак»). Для раннего Владимира Маяковского стихи часто равны тексту речи с трибуны, т.к. малопечатаемого поэта можно было чаще услышать, чем прочесть.

Рассматривая текст стихотворения «Послушайте!» невольно вспоминаются строки Велимира Хлебникова: «Слова особенно сильны, когда через слюду обыденного смысла просвечивает второй смысл» (Велимир Хлебников из черновых заметок 1922 г.) Сам Владимир Маяковский (много позже) говорил: «Стихи я пишу в основном для чтения в слух. И в процессе работы чувствую, как они будут звучать. Я считаю, что в наши дни стихи должны быть рассчитаны, главным образом, на слуховое восприятие - не для альбома тети, а для площади Революции.» (П.И. Лавут «Маяковский идет по союзу» воспоминания).
Текст стихотворения «Послушайте!» построено по всем правилам риторики: посыл - в виде странного сочетания вопросов, рассуждение - скрывающееся за историей героя и безапелляционное утверждение - в форме риторического вопроса, который лишь кажется, что повторяет первоначально поставленный вопрос.
Посыл также преследует цель немедленного вовлечения слушателя:
Странный вопрос - нужно ли зажигать звезды? Они есть, были и будут не зависимо от нас... Но мы же хотим, чтобы они были, чтобы их зажигали. Автор, действуя по всем правилам манипуляции, ставит перед нами две взаимопротиворечащие задачи, но не даёт нам времени осознать этого. Следует жёсткая провокация: он прекрасные жемчужины звёзд называет "Плевочками". И происходит удивительный эффект - автор отстраняется на фоне нашего неприятия, а лирический герой уходит в зал.
И мы уже вместе с Героем "Врываемся", "Боимся опоздать", "Плачем", "Целуем", "Просим", "Клянёмся" и напряжённо ждём ответа. Всем знакомый сюжетный ряд - почти также всегда строится романтическое описание выяснения отношений и признание в любви... Но эта ассоциация проходит в подсознании, там устанавливается наша с героем связь на самом интимном уровне.
Однако на поверхности другой сюжет (история) - Герой вырываясь из обыденности "метели полуденной пыли" "врывается к богу". Но и здесь не всё так просто - Бог представлен не всемогущим вседержителем, а Богом-тружеником с "Жилистой рукой", к которому можно ворваться, как к соседу по коммунальной квартире. Именно поэтому мы не находим успокоения, а продолжаем искать поддержки, спрашивая "Кого-то" - "теперь тебе ничего не страшно? Да?". А кто этот загадочный "Кто-то"? - любой близкий человек, кто-то рядом - в соседнем кресле или соседнем ряду.
Эффект произведения удивителен - за одну минуту (обычно столько длится чтение стихотворения) автор превращает весь зал в единого лирического героя у которого одна цель - Зажечь свою звезду. И пусть только помешает кто-то:
«Жилы и мускулы - молитв верней.
Нам ли вымаливать милостей времени!
Мы — каждый — держим в своей пятерне
миров приводные ремни!» (Облако в штанах)

Действительно - «Загорающаяся звезда становится символом душевных отношений людей» (В.Н. Дядичев «Жизнь Маяковского. Верить в революцию» 2013 г.), но цель автора этого произведения не излить душу, не добиться сочувствия и даже не передать или привить кому-то своей мысли. «И вот, борясь с насилиями прошлого, с тупой силой изжитых авторитетов, - перед этим сегодня начавшимся новым человеком благоговейно снимаю шляпу.» («Будетляне» Газ. «Новь», М. 14 декабря 1914 г., № 143.)

Маяковский первый новый человек нового мира,
первый грядущий.
Кто этого не понял, не понял в нем ничего
(М. Цветаева «Маяковский и Пастернак»