История аббата Сен-Жермен

Ангелы играются на небе.
Не всевышний разум – просто тлен.
С позволенья господа, по требе
В сан вступил в аббатстве Сен-Жермен

Тот, кого не звали по-другому,
Кроме как – чистейшая душа.
Жизнь мечтал отдать свою благому,
Не в делах, не в мыслях не греша.

Молодой отец Гийом Берьетти
Был приором в божьем храме том.
С братьями простившись в этом свете,
Навсегда укрывшись под крылом

Ангела, наш мир покинул скоро,
Без мучений, мирно отойдя
Друг, кто сам под крылышком, приора
Сберегал как малое дитя.

И аббатство будто опустело,
У творца сынов печален вид.
Но закон, чтоб их поправить дело
Им аббата нового велит

Взять и во главе своей поставить.
А приор, ну чем же не аббат?
День и ночь готов владыку славить
И других не чает он наград.

Ну конечно, было бы так скучно
Лить доктрину праведных путей.
Поделюсь, вполголоса, чуть звучно
Всем в печальной повести своей.

Семь спокойных лет уже промчалось.
Жизнь – река, служенье – благодать.
Храм несчастье больше не касалось -
Тишины не сорвана печать.

Божий дом растёт набравши силу,
Множится и радует приход,
Ведь не рвет свою с натуги жилу,
Богом не обиженный народ.

Хвалят и достойного аббата.
Сам в трудах и мыслях каждый миг,
От зари до самого заката,
Ведь иначе жить он не привык.

А «прекрасно» может долго длится?
Если стали мысли не чисты.
Коли испоганилась водица -
Рыба будет гнить от головы.

Ветер мчится – песню завывая,
Подгоняет тучи в славный дом,
И нежданно на просторах рая,
Грянул чёрта вероломный гром.

Люд простой тот час перекрестился,
И пошёл, не зная что к чему.
Только в думах кто-то поселился
У аббата в страшную грозу

И терзает что-то, непонятно:
Почему всегда лишь только бог?
Если кто другой, то вероятно
Как ведущий, тоже ведь не плох?

Ну а если сами «человеки»
Жизнь свою без пастыря ведут,
Нет всезримой ангельской опеки
А ученья бога лишь приют,

Там где можно запросто укрыться,
Оградится властью высших сил.
Только люди – целая частица
И сама ценна, без тех светил.

Так терзали часто, и ночами
И в погожий или хмурый день,
Рвали душу светлую кусками
Мысли принимая за мишень.

И сомненье каждый день сверлило,
Ведь как только сердце не крути,
Доказательств божьих много ль было, 
А без них, на правильном пути?

От церковных дел он отстранился,
Больше был с собой наедине.
И бродя, однажды, очутился
В далеке от храма, на горе.

И того совсем не замечая,
Что к концу уж близится закат,
Вдруг узрел что у костра, нагая,
На него нацелив цепкий взгляд,

Улыбаясь жарко как блудница
Словно призывая на визит
Сладости из губ её напиться
Девушка прекрасная сидит.

Светит словно снег тугая кожа,
Изумрудны с искоркой - глаза.
Вроде и на чёрта не похожа,
Но назвать и ангелом нельзя.

«Подойдите к огоньку погреться 
Вы печальны, отче, почему?»
«Дочь моя, прошу тебя одеться
Глаз поднять своих я не могу».

Обошла вокруг собой блистая,
Бедрами играя в блик костра.
Не без сожаления вздыхая,
Плащ походный нехотя взяла.

Облачилась смех в огонь кидая,
Пламя распаляя до небес.
«Эта ночь и впрямь совсем чудная
И терзает женский интерес.

Ну а в прочем, я ужасно рада.
Если откровенно – то ждала.
Наша встреча для меня награда» -
Просмеялись пошлые слова.

«Ну же, подойдите к огонёчку.
Поделитесь, что же там внутри?
На знакомстве не поставим точку?
Поболтаем, отче, до зари?».

Подошёл и сел не поднимая
Глаз своих на девичью красу.
«Кто ты, демон или же святая,
Смех приносишь, или же слезу?»

«На вопрос ответишь сам себе ты.
Для одних я демон во плоти.
А другим дарю свои советы,
Что сумеют счастье принести. 

Отче, ты стоишь на перепутье
И не знаешь с кем же дальше быть,
Либо с богом и священной сутью,
Либо этот узел разрубить

И вкусить сполна плоды земные.
В бездну мирозданья заглянуть,
Жить свободно, может быть впервые
И не подчиняться, хоть чуть-чуть.

Это радость, не дурманю ложью,
В руки взять о чем и не мечтал:
В дождь бежать босым по бездорожью,
В день веселья осушить бокал,

Женщину прижать и насладиться,
Радостью интимного тепла,
И не ври мне, будто бы не снится,
Я то воплощение из сна.

Будь смелей, откинь скорее страхи
И в награду будет эта ночь,
Что же есть особого в монахе?
Ничего... и он как все не прочь».

В голове аббата суматоха,
Видит только блеск багряных губ,
Сладость распыляется от вздоха...
Женщина?  Не может быть – суккуб.

«Подойди, я вся твоя, Берьетти,
А со мной и весь открытый мир,
Знаешь как мечтают губы эти,
Чтобы поскорее их испил».

Через силу: «Отче наш, небесный,
Оступился, каюсь и молю
Помоги, коль я поддамся бездна
Заберёт с собой в сплошную мглу».

Он отпрянул – будто камень ноги.
Огляделся, рядом никого...
Лишь горят от губ её ожоги...
Забрала с собою часть его.

Опустился молча на колени,
Слёзы вместе с дождиком лились,
Рассыпались в пыль теперь ступени,
Что вели аббата прямо ввысь. 

С храмом божьим так и не простился,
Он ушёл подальше от людей.
В тишине безропотно молился,
Чтобы не встречаться больше с ней.

То не женщина, а испытанье веры
И сомненьям быть здесь не дано,
Не подвластны разуму те сферы,
Всё за нас в них богом решено...