И придёт февраль

захватили  мысли  врасплох  меня,
таким  не  помнил  себя  давно,
четвёртый  нарост  увеличенной  арфы,
к  струнам  уже  не  пришьёшь,
в  последнем  воспоминание
череп  мысли  долго  скальпировал,
за  закрытым  окном  давно  неспокойно,
на  подходе  февраль.

я  пил  из  железного  вымени  прокисшее  вино,
у  моих  следов  появились  подковы  почувствовать  самое  дно,
напрасно  мне  дали  возможность  выпустить  пули  в  стихи,
свист  стал  оглушительно  тих  из  рта,  который  закрыл.

а   слепой  подошёл  слишком  близко,
так  близко,  как  никто,
он  долго  разглядывал  мои  мысли,
он  слишком  долго  слепой,
ему  верили  протестанты  на  слово,
когда   честь   менял  на  глаза,
он  в  курсе   того,  что  мои  мысли
врасплох  захватили  меня.

а   я  не  выйду  из  дома  сегодня,
а  я  переоделся  в  домашний  уют,
давно  смирился   с  тем,  что  кожа
плохо  на  мне  сидит,
ко  мне  зачастили  размытые  лица
с  обратной  стороны  зеркал,
они   предупреждают -
скоро  придёт  февраль.

а   стены  лижут   известь...
наверно  стенам  известно  больше,  чем  мне,
яд  кураре  значительно  ближе
к  тому,   кто  привык  к  тишине,
и  ладони  касались  света
опознать  переодетую  тьму,
наверно  февраль  будет  последним   февралём  в  этом  году.

на  одну  октаву  сдвинулись  стрелки
и  белые  сёстры  закружили  в  танце,
улыбнулись  губы,  обхватили  сигарету,
стал  пристально  дым  следить  за  ветром,
и  тёплый  грог  мутной,  солёной  слюной
прослезился  в  полость  немого  рта...
каким  он  придёт – февраль,
стоять  и  молча  смотреть  на  меня?

потекли,   незакрытые  вентилем  льда,
сорванные  с   резьбы   думы,
ночевать  приходилось  днём  без  сна,
сон,  в  меню  февраля,  расписан  на  будни,
сквозь  увеличительное  стекло
карниз  перестал  сочетаться  с  оконной  рамой,
все  ждут  февраль  внизу,
а  он  на  верхней  палубе.

а   меня  охватила  тревога  зимы,
и  великий  оратор  сказал  речь,
все  встали  не  с той  ноги,
а  великий  оратор  предпочёл  лечь,
моё  безделье  прошло  за  черту
мелом  очерченного  тела,
в  феврале  стану  ждать  весны,
а  пока,  пусть  псом  рядом  сидит,
хвостом  машет.