где-то до нашей эры

Отдыхаешь в квартире, как будто дикарь в пещере,
где плита остывает, четыре конфорки щеря
без огня - электричество, улица, холода,
гололедица, прочее. В мыслях парит идея
сотворить нечто вечное. Режешься о спондеи,
понимаешь, что не получится никогда.

До бумаги пока не доходишь, экран, мигая,
намекает, что стиховедение - другая
ипостась декадентства - от смысла в глазах рябит.
И поэтому проще - не ройся в старье-хламище,
беспорядок плодится на кухне, как будто мыши,
беспокойство для глаз, вылезающих из орбит.

Амфиболия - двойственность, ищешь в своём блокноте
телефон или адрес. На этой не лучшей ноте
начинаешь набор и, готовясь к чему-то, ждёшь,
что с другой стороны, оторвав от неразберихи,
прозвучит, спотыкаясь, до боли родной пиррихий,
а стихи не напишутся вечером. Ну и что ж.

Ничего не поделаешь, входит, и раздеваясь
от порога в постель. Чтоб случилась под сердцем завязь
от другого растения, может быть, сорняка,
принимает и дарит. Все термины - помесь мата
и любовного говора. Выжатый и помятый,
ненадолго полюбишь, разлюбишь наверняка.

Питекантроп в пещере, владеешь, уничтожая,
потому, что чужой для неё и она чужая
для тебя, созидателя Сцилл, знатока Харибд.
Ты-то в каменном веке, ты где-то до нашей эры,
у неё на груди медный крестик - он символ веры,
а любовь не библейская - после перегорит.

О, бетонные соты, о, многоэтажный улей,
вот бельё кружевное и платье висит на стуле,
благородное дерево выносит крепыша -
продолжение рода, инстинкты, в которых что-то
вне себя, вне тебя, вне её... И какого чёрта
трепыхается ею наполненная душа.