Год рождения моих родителей - сорок первый

Год рождения моих родителей  –  сорок первый.
Это больше, чем дата, –  взрыв. Это – века сверх –
чем-то огромным, жёстким, неимоверным
сразу накрыло всех.

Маленький мальчик в валенках и тельняшке.
Эшелон на Урал хрипит и стонет, набит битком.
Мальчик не говорит, но ему так страшно,
когда мама на станции выбегает за кипятком.

Дом полутёмный, холодный, чужой до дрожи.
Мама и бабушка в колхозном коровнике дотемна.
Девочка ничего не помнит, но до сих пор не может
в деревенском доме заночевать одна.

С молоком материнским –  похожим почти на воду,
с хлебом (вкус его никогда не представить нам),
с каждой клеточкой, над генетическим кодом,
глубже, чем память – входила в сердца война.

И пускай потом всё сложилось –  на удивление:
звёзды, зори, песни, весенний лес…
             Гвозди –
четыре цифры даты рождения –
вбиты навек
       в невидимый
                чёрный крест.


Рецензии
Уважаемая Таня! Не дает мне покоя это стихотворение. Перечитывая его вновь и вновь, увидел отклик стихирянки "бабушки Райи". И с еще большей горькой силой зазвучало оно.
Я понимаю, что вмешательство в выстраданный авторский текст занятие малопродуктивное, тем не менее осмелюсь дать совет. Сделайте в стихотворении отступление - включите волнующий отзыв Райи в "тело" своего произведения. По-моему, он органично впишется, и эмоционально усилит стихотворение. Получится так:

Год рождения моих родителей – сорок первый.
Это больше, чем дата, – взрыв. Это – века сверх –
чем-то огромным, жёстким, неимоверным
сразу накрыло всех.

Маленький мальчик в валенках и тельняшке.
Эшелон на Урал хрипит и стонет, набит битком.
Мальчик не говорит, но ему так страшно,
когда мама на станции выбегает за кипятком.

Дом полутёмный, холодный, чужой до дрожи.
Мама и бабушка в колхозном коровнике дотемна.
Девочка ничего не помнит, но до сих пор не может
в деревенском доме заночевать одна.

С молоком материнским – похожим почти на воду,
с хлебом (вкус его никогда не представить нам),
с каждой клеточкой, над генетическим кодом,
глубже, чем память – входила в сердца война.

Не зарифмованное письмо-отклик стихирянки Райи Снегиревой.
"Татьяна! Мне был год, когда началась война. Нас четверо детей с мамой на подножке поезда в 1941- немец у Москвы - а мы в Костромские леса. В дом, где ни окон… Брат в 11 лет уже работал на лесоповале. Я росла в коробе из под спичек. Помню станцию, где кипяток был уже по возвращению в Москву, в 1943-м. Обледенелые туалеты. В помещении станции - скопление солдат, отправлявшихся на фронт. Меня поставили в круг и я, почему-то басом, пела частушку: « На окошечке клубочек,
Туго-натуго завит. Я не знаю, где мой папочка , в плену или убит?»
Пустили по кругу шапку, одарили вареными яичками и 20 рублями. Отец погиб в Вяземском котле при бомбежке".

И пускай потом всё сложилось – на удивление:
звёзды, зори, песни, весенний лес…
Гвозди –
четыре цифры даты рождения –
вбиты навек
в невидимый
чёрный крест.

Таня, подумайте над предложенным вариантом, он от чистого сердца. Да, мне понравилась новая концовка стихотворения. Очень зримый этот «невидимый черный крест».

Виталий Исаенко   05.03.2023 02:34     Заявить о нарушении
Виталий, здравствуйте! Идея Ваша очень интересная. А не будет ли бабушка против? Надо её тогда спросить?

Татьяна Щербинина   12.03.2023 00:11   Заявить о нарушении
Таня! Райин отклик ведь не в личной переписке, а в публичной.Он стал достоянием всех стихирян и вообще всех посетителей нашего сайта. Если хотите, я сам покажу бабушке вариант моего вкрапления в Ваше произведение. Думаю она это оценит положительно, я бы даже сказал достойно. В таком стихотворении опубликоваться - большая честь.

Виталий Исаенко   12.03.2023 12:24   Заявить о нарушении
На это произведение написано 14 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.