Ole!

Я отнял у себя свою жизнь.
Сам. Мне никто не помог.
Я не должен быть здесь.
Я не должен быть здесь сейчас.
Я никогда не пенял на жизнь,
Я не позволял себе мерзкого: «Жизнь такая».
Я смеялся над теми, кто говорил, что
Жизнь повозила его лицом по столу.
Я же взял за руку свою жизнь,
Намотал свои волосы ей на запястье
И заставил повозить и крепко
Себя мордою по столешнице,
По занозистой, до кровавых полос.
И это вместо того, чтобы взять те сокровища,
Что держала она для меня в горстях!
****ь, все и сразу!
Нет, речь не о жалком
Самоубийстве,
Это последний нырок с головой
В яму, полную нечистот,
Которых мне в жизни и так хватило.
Нет, в моей жизни случались и чудеса,
Нет, в моей жизни было немало прекрасного,
Но оно просто должно было быть
Другим.
Я сам крал у себя свой хлеб,
И чей-то потом подбирал с мостовых, отнимая у крыс.
Я сам уронил в речку портфель и прошел мимо школы.
****ь, до чего же прекрасно,
Когда некого обвинить в своих бедах!
Никого, кроме той рожи,
Что я вижу в зеркале.
О, нет, я никогда не бреюсь и не стригусь.
Но разве неинтересно глянуть на суку,
Что украла, порвала, скомкала
Твою жизнь?
Мне вот бывает.
О, нет!
Распятия, когда сам забиваешь гвозди,
Вам не дождаться –
И в этой жизни я видел немало того,
Что стоило девять месяцев мучить мать.
Например, человека, что я хотел убить –
Сжав в руке черенок выкидного ножа –
Его спас пафос и выкрики и подначки:
«Ну же! Давай!»
Да кто же после такого ударит.
Разве что тот, кто еще трусливей,
Чем был он сам.
А еще я видел глаза, что закрывали небо и землю, людей и зверей, врагов и друзей, меня самого, отраженного в них, после того, как я услышал «Люблю».
****ь! Но до чего же прекрасно знать, что вместо смерти, что я таскаю под ребрами,
Я мог бы сейчас…
Мириады… Какое красивое слово… Его хочется просто оставить одно на строке, а потом продолжить, и я так и сделаю –
Мириады…
И продолжу себе – мириады возможных дорог выбирали меня, но я выбирал ту, по которой катились клубки перекати-поля, растения, которое я считаю умнейшим созданием на Земле, так вот, выбирал и шел.
****ь! Как мило и трогательно видеть в себе бродягу, что выбрал свои дороги.
А не кретина, который потом, у ночных костров грыз землю, все злей с каждым годом,
Понимая, сколько всего и чего именно он потерял, имея возможность это не делать.
****ь! Как же разумно порой просто не делать! И дело в шляпе!
Мне уже не начать,
Но я бью чечетку, хоть не умею, под жизнь испанской гитары в руках слепого испанца
Все ближе двигаясь к краю
И горе тому, кто скажет,
Что я неправильно умираю.
****ь! До чего же красиво, сидя за рабочим столом,
Видеть себя с какой-нибудь Карменситой, Долорес, Каэтаной Альбой, танцующих пасадобль!
Пачка прикончена. Это, хе-хе, видите ли, что-то вроде нормы на день,
А сейчас, само собой, я открою вторую, так как мне решать, сколько
Длится
Мой
День.
Я так поступал всегда, искалечив душу и сердце.
Мои руки в шрамах и татуировках,
На каждой кисти моей выбито по косатке,
А на запястьях надпись “ORCA D”
На одной руке и на другой “E LIMA”
Вместе “ORCA DE LIMA”, не ищите словарь, это значит
«Косатка из Лимы».
А вот что это значит – не знает никто из живущих.
Я оставлю после себя, пусть никому и ненужную,
Но загадку.
Порой мне кажется, что я для людей просто хобби –
Словно бы на пари, они, не со зла, никакой злобы,
Проверяют, сколько понадобиться дней и месяцев, чтобы
Признать, что я боль и ошибка и запереть ларец, ключ уронив в сугробы.
Или простая глупость и трата времени,
Или объект снисхождения, когда больше нечем заняться.
Я отнял у себя жизнь.
****ь. Да что там.
Я отнял у себя мириады жизней.
Станцуй мне, парень, я заплачу.
Покажи, как между подметкой и полом
Бьется огнем настоящий ритм – это уметь
Дорогого стоит.
Ритм и огонь, слитые воедино – это чудо, которому можно учиться, но учатся почему-то не все.
Я очень устал.
Наверное, скоро я подыщу себе что-нибудь, убивая время.
Ну, что-то носить или ходить куда-то за чем-то, что чем-то тебе, говорят, поможет, но молчат, в чем, предвидя вопрос: «А зачем?»
А может мне повезет, что-то там где-то как-то не так повернется
И тогда ко мне кто-то вернется. Я стал забывать – как это, когда кто-то вернется?
Ведь это ж не просто так, когда кто-то, взгрустнувши, ****ся,
Ведь это что-то совсем другое – когда кто-то к тебе внезапно вернется?
Скажет: «Да уж!» - и рассмеется.
И рассмеется!
Я очень устал –
Ведь я покалечил немало жизней.
А равновесие просто подсыпает усталость в чашу весов.
****ь! До чего же все просто –
Науки, знания, умения и ремесла,
И вначале ты не умеешь грести,
А потом просто бросаешь весла.
Но это - потом. Пока что потом.
Ребята, поверьте, вам не доводилось встречаться с мне подобным ослом.
Я разболтался, как старая баба.
Но это ты виноват, слепой гитарист, старый фавн, к которому по сей день льнут молодухи.
Болтать?
****ь! А что остается делать, если сделать то,
О
Чем
Ты мечтал, ты уже
Никогда не сможешь?
Но хотя бы уж это
Сделать красиво…
Танцуй, мой хороший!
Хватай любую, из тех,
Что кричат тебе “Ole!”,
И покажите мне пасадобль,
Один из немногих танцев,
Что я называю танцами.
Ole!