Широкая русская душа

     Погода была мерзкая, моросил мелкий холодный дождь, и Михаил решил ехать домой на такси. Хотя до его дома было не больше трёх километров, что по меркам большого города сущие пустяки, ему не хотелось мокнуть по дороге от бизнес-центра до автобусной остановки, потом ехать в толпе мокрых раздражённых людей, и снова идти под дождём от остановки до своего подъезда. Зонт он сегодня не взял, а ботинки промокали даже в самой мелкой луже в пару миллиметров глубиной.
     Вызвав такси с помощью приложения в смартфоне и получив сообщение, что стоимость поездки составит сто тридцать рублей, и через две минуты приедет синий Hyundai Solaris, Михаил застегнул молнию куртки и неспешно направился к выходу.
     На широком крыльце здания скопились закончившие трудовой день работники бизнес-центра. Кто-то застёгивал одежду и открывал зонты, собираясь с силами, чтобы выйти из-под крыши в мутную пелену дождя, кто-то ждал – то ли окончания дождя, то ли своих задерживающихся коллег, то ли ещё чего-то.
     Михаил обвел взглядом огромную – машин на двести – парковку бизнес-центра, которая сейчас была практически пустой, и сосредоточился на перекрытом шлагбаумом въезде, рядом с которым в поливаемой дождем будке дежурил охранник. Вообще-то чтобы такси пропустили на закрытую территорию, надо было предупредить об этом охрану. Можно было сделать это по внутреннему телефону, но теперь возвращаться в офис уже не хотелось. Можно предупредить охранника, открывающего шлагбаум, лично, но для этого надо идти к его будке по лужам.
     Пока Михаил раздумывал, как поступить, к шлагбауму подкатила грязная, несмотря на дождь, машина, цвет которой было трудно разобрать. Шлагбаум не поднялся, и водитель начал сигналить. Из окошка будки показалась голова охранника, который стал жестикулировать и что-то объяснять водителю. Водитель, в свою очередь, открыв окно, начал что-то яростно доказывать охраннику.
     Если это его такси и если машину не пропустят, то придётся идти к шлагбауму через залитую водой парковку, чего очень не хотелось. Две минуты прошло, других машин, въезжающих на территорию, не было, а значит, это скорее всего именно его такси. Ничего не поделать, придётся идти, и Михаил шагнул под мелкие капли воды, падающие с неба.
     В этот момент шлагбаум поднялся, автомобиль рванул вперед и, быстро преодолев несколько десятков метров, лихо развернулся, остановившись правым боком прямо перед Михаилом, едва не облив его водой. Водитель перегнулся через пассажирское сидение и приглашающе открыл переднюю дверь, безошибочно определив своего пассажира.
     Машина точно была синей, а вот какой она марки, Михаил не знал, поскольку в машинах особо не разбирался. Вообще, из всех видов техники он более или менее разбирался только в компьютерах, да и то в ограниченном объёме – в том, какой был необходим для работы контент-менеджера.
     - Здравствуйте. Это такси? – спросил Михаил.
     - Да, запрыгивай, - с некоторым раздражением рявкнул водитель.
     Михаил сел на переднее пассажирское кресло. Едва он захлопнул дверь, машина дёрнулась с места. Водитель явно был не в духе.
     Доехав до уже закрытого шлагбаума, он начал яростно сигналить. В окне будки показалось недовольное лицо охранника, после чего шлагбаум начал подниматься.
     - Вот генералы! – злобно проговорил водитель.
     Михаил застегнул ремень безопасности и вытер дождевую воду со лба.
     Едва шлагбаум поднялся на высоту, достаточную для проезда машины, автомобиль рванул с места и, резко повернув, выехал на проспект.
     - Что у вас там за придурки сидят? – по-прежнему зло спросил водитель.
     - Охрана-то? – неуверенно спросил Михаил.
     - Охрана, - прошипел водитель. – Форму одел, и уже генерал! Командует, кому куда можно, кому нельзя!
     Повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь мерным гулом двигателя и яростным движением щёток, очищающих лобовое стекло от дождевой воды.
     - Ну вообще-то территория закрытая, - осторожно произнес Михаил. – На парковку проезд только по пропускам…
     - Да какая разница? – отозвался водитель, – Я же только пассажира забрать. Тебе разве охота под дождем идти до КПП?
     Он взглянул на Михаила и, не дожидаясь ответа, продолжил:
     - Видал я таких. Только форму одел – сразу командовать! Генерал! Он вообще кто такой?!
     Водитель резко нажал на тормоз, останавливаясь перед красным сигналом светофора, и продолжил возмущаться:
     - Он что охраняет? Базу ВВС? Или ракету ядерную? Стоит на стоянке, кнопку нажать не может! Шлагбаум ему не открыть! Откуда только берутся такие?!
     Он немного помолчал и продолжил:
     - Видал я таких! Я много где побывал, у меня наград за боевые действия – во! И вот такие вот везде. Поставят его склад какой-нибудь с картошкой охранять, а он как будто государственную тайну стережёт. Идёт какой-нибудь полковник, а этот сержант орёт: «Стоять! Стрелять буду!». Как будто он генерал, и Родину спасает… И этот тоже…
     На светофоре загорелся желтый сигнал, и машина резко дернулась с места.
     - Вот смотри, - не унимался водитель, - ему что, сложно меня пропустить? Пусть от других охраняет. А то власть дали, начал тут… Было бы время, я бы ему объяснил!
     - Ну вообще-то территория частная…, - робко выговорил Михаил.
     - Частная?! Он её купил что ли? Кто его вообще туда поставил? И сразу командовать! Этого пущу, этого не пущу. И важный такой! Генерал чертов!
     Машина повернула налево так резко, что Михаила прижало к двери.
     Он решил не спорить с необоснованными, на его взгляд, возмущёнными заявлениями водителя, а как-то поддержать его точку зрения, чтобы тот успокоился.
     - Ну это так у русских часто бывает, - проговорил Михаил. – Дай человеку власть, и он сразу начинает себя вести так, чтобы другим навредить…
     - Почему у русских? – удивился водитель. – Ты, видно, русских не знаешь, что ли? Я служил и с хохлами, и с азерами, и с русскими. Так вот у нас всегда – если дружба, то дружба. Гость пришёл, так мы со всей душой. Только у русских так, только в России. У нас душа широкая, мы последнюю рубашку готовы отдать даже незнакомому. А ты говоришь «только власть дай!». Да этот генерал на стоянке – еврей какой-нибудь. У русских так не бывает. Ты вот только рассуждаешь, а я жизнь повидал. Мы всегда открытые, с добром, а эти пользуются. Слышал же выражение «широкая русская душа»? Это про нас. Мне тут ребята говорили, что типа не нация человека определяет, в каждой национальности есть хорошие и плохие люди. Так это всё враньё! Вот поживёшь – увидишь. Только русские могут так хорошо к другим относиться, собой жертвовать.
     Машина вновь остановилась перед красным светофором. Пешеходы перепрыгивали через лужи на переходе перед капотом машины. Дождь как-то резко стих, видимость улучшилась, и город, тщательно помытый дождём, вновь заиграл огнями витрин, фонарей, реклам, отражающихся в мокром асфальте. Ручейки воды стекали с тротуаров и газонов на дорогу и торопливо двигались к решёткам водостока.
     - Я тебе говорю, - продолжил водитель, - только мы, русские, готовы отдать последнее. Только мы чужого не возьмём, а своё отдадим. Остальные не такие, я много видел.
     Михаилу не нравилась эта странная настойчивая похвальба. Он разделял как раз ту точку зрения, которую критиковал водитель – «нет плохих национальностей, есть плохие люди».
     Когда Михаил учился институте, в общаге он жил в одной комнате с армянином, и у них были прекрасные отношения. Его отделом, где он сейчас работал, уже три года руководил белорус, и никакого недопонимания на почве разных национальностей с ним не случалось. По работе Михаил взаимодействовал с украинскими программистами, и высоко ценил не только их профессионализм, но и их личные качества. Несколько лет назад он снимал комнату в коммуналке, а в соседней комнате жил азербайджанец, который много хорошего сделал для Михаила в трудные времена. На местном рынке он покупал овощи у узбека по имени Жиянбой, который всем представлялся «Женя», и всегда был доволен и качеством, и ценой овощей, и дружеской беседой с «Женей».
     Михаил не считал себя толерантным, поскольку толерантность – это терпеливость, терпимость, а при общении с представителями любых национальностей он не испытывал никакого дискомфорта, который надо было бы терпеть.
     Разумеется, нельзя считать, что все вокруг исключительно хорошие, и Михаил встречал в своей жизни и довольно неприятных и даже опасных иностранцев. Но не меньше обид ему причинили и соотечественники.
     Поэтому Михаил решил несколько поумерить пыл водителя-русофила и заметил:
     - Ну вообще, как писал еще Достоевский в книге «Бесы» или «Братья Карамазовы», дай русскому хоть какую-то власть, и он обязательно её употребит другим во вред…
     - Про русских писал? – водитель удивлённо повернулся к Михаилу.
     - Да, именно про русских. Он писал – возьмем какого-нибудь биллетёра, который билеты на поезд продает, а уже у него власть над покупателями этих билетов, и он всё сделает, чтобы другим навредить…
     - Да ну! Не может быть! – отрезал водитель. – Он, наверное, не про русских так писал.
     - Про русских, - настойчиво повторил Михаил. – Достоевский вообще к русским хорошо относился, он был тот ещё националист. Он все другие национальности унизительно называл. Например, писал «полячишка», «немчик». В книге «Преступление и наказание» у него написано, как какую-то вещь взяли, как у него дословно прям в книге написано, «у жалкого полячка, для чего-то проживающего у мадам Липпенхель». То есть, даже смысл жизни этого поляка ставится под сомнение. И называет его Достоевский презрительно - «полячок», да еще и «жалкий»*.
     - Ну это правильно, - усмехнулся водитель, переключая передачу.
     Загорелся жёлтый сигнал светофора, и машина тронулась.
     - Не знаю, правильно или нет, - отозвался Михаил, - но русских Достоевский часто критиковал. Я же сказал, что в книге «Бесы»… или, может, «Братья Карамазовы», не помню точно, он написал, что если русскому дать хоть какую-нибудь власть, например, билеты продавать, то он эту власть сразу употребит, чтобы другим навредить**. Так и другие всегда…
     - И что, Достоевский так и писал? – снова удивился водитель.
     - Да.
     - Ну не знаю, - недоверчиво протянул водитель, – Не может быть…
     Он на несколько мгновений задумался, потом с некоторой угрозой заявил:
     - Ну я это проверю, что он там вообще пишет…
     Михаил, развивая свой «успех», решил сослаться на еще одну известную личность, несмотря на негативное отношение к этой личности во всём мире:
     - И Гитлер в своей книге писал, что самая плохая национальность – евреи, а на втором месте – славяне. Ничего не производят, организоваться не могут… В общем, паразиты…
     - Про славян? – переспросил водитель.
     На несколько мгновений он задумался, а потом с какой-то восторженной радостью выкрикнул:
     - Так это он про поляков и хохлов!
     Михаила удивило, что водитель не заявил, что на творчество Гитлера не надо бы ссылаться, потому что он явно нехороший человек, он даже не поставил под сомнение достоверность фразы, как сделал это с цитатами из романов Достоевского. Михаил и сам-то точно не знал, говорил ли Гитлер что-то подобное, писал ли где-то или это всё навеяно интернет-публикациями, которых Михаил по роду своей деятельности читал огромное множество.
     Водитель воодушевился:
     - Я-то их знаю, я с ними сталкивался. С поляками служил, гнилые они. И с хохлами жил, жмоты редкие! Наши-то ребята нормальные. Если зашёл к русскому, сразу видно – хлеб-соль, всё от души. А с этими – тьфу!
     Водитель утомил Михаила своими навязчивыми убеждениями, и он решил больше не продолжать разговор. К тому же машина уже приближалась к дому Михаила, стоящему справа от дороги.
     Водитель не умолкал:
     - Говорю тебе, ты дурь из головы выбрось. Читаешь чушь какую-то и неправильно её понимаешь. Только у нас, у русских, широкая душа, а другие славяне – хохлы да поляки – вообще другие. А неславяне так вообще! Русские ко всем со всей душой! В гости приходи, накормим, напоим. Зашёл – ты гость! Чувствуй себя в безопасности и в комфорте. Тебя у русских не обманут, не обворуют. Накормим и напоим, причём самым лучшим! Что и сами-то себе не всегда позволяем. Если надо, поможем. Последнюю рубаху отдадим, не пожалеем…
     - Вот этот дом, - указал Михаил.
     - Да я сразу понял, - отозвался водитель и, проехав мимо въезда во двор ещё несколько десятков метров, резко затормозил, сдав чуть вправо.
     Машина остановилась напротив центральной части двенадцатиэтажного дома, в котором жил Михаил. Между дорогой и домом был газон, раскисший от дождя. На этот газон машина наехала правыми колёсами.
     Подъезды располагались с обратной, дворовой стороны дома.
     - Так давайте объедем, - предложил Михаил, - мне же со двора надо к подъезду.
     - У меня отмечен этот дом, - возразил водитель, - я тебя до дома довёз. Всё.
     - Так мне-то надо с другой стороны…
     - Слушай, ты видишь, тут нет въезда во двор. Один въезд мы проехали, он сзади, метров тридцать-сорок до него. Я же задом здесь не могу сдать, нарушение будет. Ты что ли будешь за меня штраф платить? Езда задним ходом в неположенном месте. А разворот хрен знает где. А если вперёд проехать, так мне целый квартал объезжать надо. Это времени сколько, бензина! А у тебя только досюда поездка. Я же на работе, а не просто так с тобой катаюсь… Я и так тебе поближе к дому остановил, тут и стоять-то нельзя… Так что всё. Давай рассчитаемся, - водитель взглянул на экран своего смартфона, - Сто пятьдесят рублей с тебя.
     - Почему сто пятьдесят? – удивился Михаил. – Там же сто тридцать было.
     Водитель сделал притворно-удивлённое лицо:
     - Сто тридцать? А мне сто пятьдесят написали… Ну я с ними разберусь, - он возмущённо покачал головой и задумчиво продолжил. – Ну а вообще сто тридцать или сто пятьдесят – какая разница? Что ты будешь, как хохол или еврей какой, из-за копеек торговаться?
     - Ничего себе копейки! Двадцать рублей – это больше десяти процентов от стоимости поездки! Даже в ресторане таких чаевых не дают…
     - Ну мы не в ресторане, - флегматично заметил водитель.
     Михаил подождал, думая, что, возможно, его всё-таки довезут до подъезда. Или водитель что-то уточнит по поводу цены. Однако, водитель отрешённо молчал, глядя вперёд через лобовое стекло, на которое уже перестали падать дождевые капли.
     Михаил достал две сторублёвые купюры и протянул водителю. Тот взял деньги, убрал их в карман и только после этого заявил:
     - Сдачи всё равно нет, - и выжидающе уставился на пассажира.
     - Как нет? – возмутился Михаил и стал рыться по карманам в поисках мелочи.
     - Вот, - достал он несколько монет и начал пересчитывать, - пять, десять, двенадцать, семнадцать, восемнадцать, двадцать три, двадцать четыре… Это вся мелочь.
     - Ну а надо-то пятьдесят, - с усмешкой заметил водитель.
     - Тридцать, - поправил Михаил.
     - Ну тридцать. Какая разница? Всё равно не хватает.
     - Так шесть рублей всего не хватает…
     - Я на работе! – отрезал водитель. – Цены не я устанавливаю, и меньше положенного брать не могу. Я что, за свой счёт должен пассажиров возить? – он возмущённо фыркнул.
     - Так у меня шесть рублей только не хватает, - Михаил порылся в карманах и вытащил ещё два рубля. – Вот, двадцать шесть. Четыре рубля не хватает.
     - Вот именно! Не хватает. Так что давай, выходи. У меня времени нет, уже нового пассажира назначили.
     - Так у меня четыре рубля не хватает, а Вы мне семьдесят не отдаёте, - попробовал возмутиться Михаил.
     - Ты не еврей случайно? – неожиданно спросил водитель. – Или хохол, может? Я ж тебе русским языком сказал – у меня сдачи нет! Что ты там споришь про четыре рубля, про шесть? Сам рассуждал, что русские щедрые – не то, что поляки, как Достоевский писал… Давай, выходи! И осторожней там на газоне, мокрый ведь после дождя…
     Михаил долгим удивлённо-обиженно-расстроенным взглядом посмотрел на водителя, потом молча отстегнул ремень безопасности и открыл дверь.
     Дождь уже закончился, но воздух еще был наполнен какой-то водяной взвесью.
     Михаил ступил на газон правой ногой, почувствовав, как ботинок наполняется холодной водой и мгновенно намокает носок. Он чуть замешкался, но собрался и решительно вышел из машины, сразу промочив и вторую ногу.
     - Эй подожди, - послышался сзади голос водителя.
     Михаил с надеждой обернулся. Может, это всё какая-то глупая шутка? Ведь не может таксист высадить его не в том месте, не у подъезда, а на мокрый газон с другой стороны дома! Не может он взять оплату почти в два раза больше положенного! Наверное, сейчас он скажет, что пошутил. Или что это съёмки скрытой камерой. Или ещё что-то произойдёт и разрешит ситуацию.
     - Ты слушай, парень, - назидательно проговорил водитель. – Ты всю эту чушь из головы выкинь. Я много повидал. Я тебе говорю, что русские – самые нормальные. Ты свои книжки какие-то читаешь, а я с людьми разными вот так, лицом к лицу, везде побывал. У нас, русских, душа нараспашку, во всю ширь. Понимаешь? Я вот сейчас в такси работаю, а и то о людях думаю. Тебя вот предупредил, что газон мокрый. Думаю! А этот генерал твой на стоянке – точно хохол! Сидит, палку поднимает вверх-вниз, да ещё меня хотел не пустить. Я пашу чуть ли не за бесплатно, и то не жалуюсь. Так что будь человеком – мой тебе совет. Настоящим русским человеком! Как я! И другие тоже… Ну всё, давай!
     Водитель протянул руку, отчего Михаил отпрянул, но водитель лишь потянул на себя ручку и захлопнул пассажирскую дверь. Двигатель взревел, машина рванулась вперед и на первом же повороте свернула направо – именно на ту улицу, с которой был еще один проезд во двор Михаила.
     Михаил повернулся и наискосок через газон пошёл к дому, уже не выбирая дорогу посуше и не обращая внимания на хлюпающую в ботинках воду.
     Снова начал накрапывать дождь.


------------------
* В главе II части V романа Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание» есть фраза: «Закупками распорядилась сама Катерина Ивановна, с помощию одного жильца, какого-то жалкого полячка, бог знает для чего проживавшего у госпожи Липпевехзель…»
** Во второй главе первой части романа Ф.М.Достоевского «Бесы» приведен диалог героев романа Степана Трофимовича и Варвары Петровны, в котором Степан Трофимович, рассуждая об «административном восторге» русских администраторов, рассказывает: «…поставьте какую-нибудь самую последнюю ничтожность у продажи каких-нибудь дрянных билетов на железную дорогу, и эта ничтожность тотчас же сочтет себя вправе смотреть на вас Юпитером, когда вы пойдете взять билет, чтоб показать вам свою власть. “Дай-ка, дескать, я покажу над тобою мою власть...” И это в них до административного восторга доходит...»