Молоко с мёдом

По радио говорили о какой-то белорусско-украинской писательнице, отмеченной премией за очередной литературный шедевр. Текст влетал в одно ухо – не задерживаясь,  исчезал в другом. Только навязчивое: «конец красного человека», словно эхо отбивало рулады внутри.

Пока я не начала произносить эту чушь вслух:

- Конец. Конец. Конец человека. Конец красного человека. Конец красного….

- Прекрати разговаривать сама с собой … - мой будущий врач пугается отклонений от нормального поведения.

- Хорошо, - успокаиваю я.

Но конец человека так просто не отпускает. Периодически, при всём моем нежелании вновь включиться в игру конца, фраза возникает в совершенно неурочное время.  Люди, которые не могут вместить идеи, потому как идеи больше, чем их физические тела.

Вспоминается маленькая девочка. Её отец работал в закрытом учреждении, настолько засекреченном, что, по-моему, работников годами не выпускали на поверхность – не то что повидаться с семьёй.  Кажется, они виделись всего-то пару раз в жизни. Девочка не помнила этих встреч. Только сны. Сновидения уверяли, что отец любит её и помнит о ней. Однако стоило  дочери проснуться, как образ отца начисто выветривался из памяти.  Она даже не могла описать его матери или бабушке, чтобы быть уверенной,  что  подсознание её не обманывает: она реально общается ни с кем иным, как со своим отцом.

Фотографий, с которыми можно было сопоставить виденное во сне, в доме не было.  Бабушка говорила, что всё изъяли казенные люди, но никогда не могла толком описать этих людей. Потому со временем в детском понимании изъявшие память об отце превратились в  крестовых королей и вальтов,  по аналоги с крестовым тузом, которого бабушка называла «казенный дом».

- Вам нужно показать дочку  невропатологу,  - это классная, по словам бабушки,  сказала матери девочки, когда за той  стали замечать странные беседы один на один.

Перепуганная мама пыталась добиться у дочки: зачем она ведет себя не как все, с кем ребенок пытается говорить. Но девочка и сама не знала.  Однако расспросы мамы так измучили ребенка,  так изводили  ночные разговоры  родительницы с  бабушкой у девочкиной  кровати,  шипящий шепот, зачастую кончавшиеся слезами матери, что в один прекрасный вечер девчушка в длинной белой ночнушке , словно привидение, подскочила на постели и закричала:

- Да я разговариваю. Да с ним. С человеком.

Растерявшаяся мама пыталась схватить прыгающее на пружинах маленькое тельце:

- Господи… с кем -  с ним…

- С ним. Вот… да с ним…

С горем пополам успокоив ребенка,  мама и бабашка узнали, что фантазии, которыми забита голова девочки,  превосходят всё ими когда-либо слышанное и виденное.  Там были люди в военной форме,  корабли, ракеты, облака, подводные лодки – это был невообразимый хаос из каких-то обрывочных сведений, сцен, диалогов и монологов.

Фантазии были явно на несколько размеров больше этого закутанного во фланелевую сорочку тельца.

- Что говорит тебе «тот» человек?  - наконец смогла вклиниться в полу-бред мама.

- Ничего. Это я ему говорю. Описываю всё, что вижу.

Бабушка принесла серый пуховый платок и укрыла обеих:

- Пойду, подогрею молока с медом. Пора успокоиться и спать.

Мать прижала головку ребенка к щеке:

- А ты знаешь, что твой отец работает глубоко под землей?

Девочка кивнула: ей говорили об этом.

- Там никогда не бывает звезд… По крайней мере он их никогда не видел, а если видел – то забыл, как они выглядят.

- А они бывают, мама, - уверила дочь.

- Наверное, - улыбнулась та и понесла ребенка в кухню – пить на ночь молоко с медом.

- Конец. Конец красного человека.

Как они могли расти в одной стране и видеть такие разные сны?


© Copyright: 2014
Свидетельство о публикации №114121409834




Класс! Очень понравилось.

Любовь Берстенева   11.05.2016 10:00