И ещё одна луна

Внезапно я проснулся
и приподнялся над жизнью своей,
словно цветок - над чьей-то позабытой могилой.
И первое, что я увидел,
была седина ниспадающих мне на грудь прядей луны.

Эй, фонарик романтиков!
Что ты делаешь здесь, в мире темноты?
Ни осветить, ни согреть его ты не в силах.
Учёные считают тебя холодным камнем,
а поэты сравнивают с мутным зеркалом, в которое глядится солнце,
но не видит ничего, кроме вечных снегов.
Или с бабочкой смерти,
подлетающей к бессонному окну старика...

Не слушай их, луна!
Не жди сочувствия от тех,
кто ни разу не задал тебе очевидного вопроса:
«Оттого, ли ты остыла, милая луна,
что никто не нуждался в твоём тепле и свете?»

Почему же я понимаю тебя?
Не потому ли, что знаю простую истину:
пусть я змей, пусть навозный червь – разве можно,
чтоб рождённый на земле не отведал любви?
Разве можно, чтобы ночь не пригубила луны?

Итак, я поднимаюсь над пространством и временем,
как белый цветок - над кладбищенской скорбью,
и заливаю ночь молочными струями своей тоски по солнцу.

Смотри: я встаю!
Голова пробивает мембрану безмолвия,
и к моим губам слетаются бездомные души,
у которых не осталось ничего, кроме крыльев.
Ноги упёрлись в окаменевшее время,
и о них разбиваются волны тысяча первой мировой войны.
А где-то между мирами,
между безмолвием и суетой,
затерялось моё крохотное сердце.

Я гляжу на далёкую планету Земля:
вон там, среди леса,
светит мне окошко того поэта,
которого я люблю.