В картишки

Вечер, вечер…
Чего я нервничаю?
Видимо, жду, кто придет.
Память, память,
По рукавам сто колод
И в каждой три джокера.
Сесть с нею в карты?
Да ни одному катале
Не снилась такая игра,
Что проиграешься в пух,
Это понятно, вопрос –
Встанешь ли из-за стола до утра?
Столько карт – отыгранных
И заначенных,
Наколотых, кровью траченных,
Сладких, если лизнуть
Или горьких – как повезет,
Но зато нет соленых, разве
Что в детской колоде, но ее уже
Отыграли – и это
Единственная колода у памяти,
Где джокеров два, а карты
Чистые, словно только из лавки…
Память смеется – снова к
Одиннадцати куплен туз.
Память смеется – ты снова
Вытянул карту, нет, не со
Страстным объятьем,
А где тебя бьют – по голове
Ногами. Смешно.
Так, ее отыграли.
Дальше будем тянуть?
Судорожный кивок вместо ответа –
И прощанье навеки вместо привета,
И потом, спустя много лет,
К двенадцати десять –
«Поговорить, потрепаться? Нет.
У всех свои интересы».
К девятнадцати всегда больше двойки –
Драки, кражи, грабеж, месячные попойки,
Когда теряешь лицо и обретаешь рожу,
Память это смешит, игра под нее, похоже,
Предательство, ****ство, любовь и снова
Предательство, гитарные струны, все снова
И вновь – одиночество, ожидание, и стрела
Под лопатку от слепого мальчишка, но вскользь,
Выросла просто интрижка, что могла бы…
Но не смогла, хоть старалась повыше сесть –
К девятнадцати шесть.
К восемнадцати три – и черная гривка,
И задорный, веселый смех,  и поцелуй,
И еще, и еще, и «Я люблю тебя» - веха.
Память тревожится – как пропустила потеху,
Как допустила к столу, но дело к заре,
И кладу карты рубашкою вверх –
Двадцать одно!
И вижу бескрайние степи, соляные озера,
Белое небо от Солнца, женщину и Богдо…
Ты не печалься, память, за ночь всего
Два проигрыша, да и то, говоря по чести,
Оба станут моими.
Знаешь, приходи почаще встречаться,
Только колоды смени другими,
И с чистыми сможешь ты позабавиться –
Ты же знаешь, я всегда беру к девятнадцати.