Битва за небеса

     В русских былинах и фольклор, и мифология переплетены настолько, что накрепко врастают друг в друга. Одно и то же явление может повернуться к нам как фольклорной, так и мифологической ипостасью. И в полной мере подобные элементы проявляются в былине “Вавило и скоморохи”. Она была записана от единственной сказительницы – М.Д. Кривополеновой и опубликована сначала А.Д. Григорьевым (“Архангельские былины и исторические песни, собранные А.Д. Григорьевым в 1899-1901 гг.”, т. I, №85, с. 376-381, М., 1904), а затем О.Э. Озаровской (О.Э. Озаровская “Бабушкины старины”, с. 62-68, М., 1922; О.Э. Озаровская “Пятиречие”, №34, с. 181-185, Архангельск, 1989). В 1971 году был записан сильно сокращённый и деформированный вариант от родственницы М.Д. Кривополеновой (“Новгородские былины”, ЛП, №71, с. 306, М., 1978). Но о былой распространённости сюжета свидетельствует тот факт, что скоморох Вавило стал героем прозаических фольклорных рассказов (Д.Н. Садовников, сост. “Сказки и предания Самарского края”, №98, с. 289-291, С.-Петербург, 1884; Н.И. Рождественская, сост. “Сказы и сказки Беломорья и Пинежья”, №27, с. 107-108, Архангельск, 1941).
     В начале былины Вавило дисциплинированно пашет землю, “матушку хочё кормити”, а в это время к его матери Нениле внезапно приходят “не простые люди, скоморохи”. Узнав, что Вавило отправился “нивушку свою орати”, скоморохи объявляют:

                “Мы пойдем к Вавилушку на ниву;
                Он не идет ли с нами скоморошить?”
                (М.Д. Кривополенова “Былины, скоморошины, сказки”, №1, с. 37, Архангельск, 1950)

     Скоморохи даже не спрашивают Ненилу, они её официально уведомляют о принятом решении. При этом, женщина совсем не удивилась подобному заявлению, восприняв его, как должное. И впрямь, под видом скоморохов люди пришли “не простые”, а облечённые необходимыми полномочиями. Вот для чего они искали Вавилу:

                “Мы пошли ведь тут да скоморошить.
                Мы пошли на инишшоё царьсво
                Переигрывать царя Собаку,
                Ишша сына его да Перегуду,
                Ишша зятя его да Пересвета,
                Ишша дочь его да Перекрасу.
                Ты пойдем, Вавило, с нами скоморошить”
                (Там же, с. 37-38)

      В результате, в конце былины Вавило стал царём. Сразу же напрашиваются аналогии в иноземных преданиях об избрании пахаря на царство. В чешском варианте на царство был избран пахарь Пржемысл. И он обладал явно нечеловеческими способностями:

     “В ответ на это обращение мудрый человек, как бы не ведая будущего, остановился и воткнул в землю палку, которую держал в руке. Распрягая волов, он сказал им: “Отправляйтесь туда, откуда пришли”. И волы тотчас же по слову его исчезли из вида и никогда больше не появлялись. А та палка, которая была воткнута Пржемыслом в землю, дала три больших побега; и что еще более удивительно, побеги оказались с листьями и орехами”
                (Козьма Пражский “Чешская хроника”, ПСИНЦВЕ, с. 42, М., 1962)

     В чешском предании сохранился осколок языческого мифа, но уже не прослеживается связь мистических явлений с высшими силами, не раскрывается тайна происхождения Пржемысла и его роль в сверхъестественных событиях, предопределённых волей неба. Всё это забыто прочно и навсегда. В польском варианте родоначальником правящей династии провозглашён земледелец Пяст, гостеприимно принявший двух странников (предположительно, ангелов), которые устроили в его доме настоящее чудо – постоянно возраставшие запасы пива (Галл Аноним “Хроника или деяния князей и правителей польских”, ПСИНЦВЕ, с. 28-30, М.,1961) либо мёда (“Великая хроника о Польше, Руси и их соседях XI-XIII вв.”, с. 62-63, МГУ, 1987). И вот какое сходство с русской былиной: Микула Селянинович пашет землю исключительно с целью получить для себя пиво (“Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года”, т. II, №73, с. 10-11, С.-Петербург, 1896). Священный напиток ценился дороже хлеба, он, благодаря своим магическим свойствам, мог решать судьбу племени. Например, позволял определить нового правителя.
     Отличие польского варианта в том, что здесь не просто выбирают правителя страны, а сменяют неугодного высшим силам правителя на нового, отмеченного божественным благоволением. И в русской былине Вавило, чтобы занять престол, предварительно должен скинуть с него царя Собаку. Чем провинился этот царь, в былине не поясняется, но, судя по прозвищу, грехов у него за душой накопилось немало. И тут напрашивается ещё одна параллель – библейская история избрания царя Давида. Израильский бог сильно невзлюбил действующего царя Саула и приказал своему пророку Самуилу срочно помазать на царство пастуха Давида “… и почивал Дух Господень на Давиде с того дня и после <…> А от Саула отступил Дух Господень…” (“Первая книга Царств”, гл. XVI.1-14 // “Библия или Книги Священного писания Ветхого и Нового завета в русском переводе”, с. 332, С.-Петербург, 1900). Вместо пахаря, правда, указан пастух, ну так ветхозаветные евреи и были скотоводами. А в целом, общий смысл предания сохраняется и это означает, что в его основе лежал древний бродячий сюжет, известный самым разным народам.
     Исторический источник – выборы правителя в предгосударственный период, когда верховная власть ещё не успела серьёзно отдалиться от народа и не имела достаточно сил, чтобы полностью подмять под себя общество. При удачном стечении обстоятельств умный и решительный человек был в состоянии пробиться к вершине власти.
     Нащупывается ещё одна связь былины “Вавило и скоморохи” – её начало обнаруживает очевидное сходство с историей исцеления Ильи Муромца. К Илье пришли некие странники и даровали ему великую силу (“Песни собранные П.Н. Рыбниковым”, ч. I, №8, с. 34, М., 1861), но и к Вавиле тоже пришли странники и даровали ему музыкальный талант:

                “Говорило то чадо Вавило:
                — Я ведь песен петь да не умею,
                Я в гудок играть да не горазён. —
                Говорил Кузьма да со Демьяном:
                Заиграй, Вавило, во гудочик,
                А во звончатой во переладец;
                А Кузьма с Демьяном припособит.
                Заиграл Вавило во гудочик,
                А во звончатой во переладец,
                А Кузьма с Демьяном припособил.
                У того ведь чада у Вавила
                А было в руках-то понюгальцё, —
                А и стало тут ведь погудальцё;
                Ишша были в руках у его да тут ведь вожжи,
                Ишша стали шелковые струнки.
                Ишшо то чадо да тут Вавило
                Видит, люди тут да не простые,
                Не простые люди-те, светые;
                Он походит с има да скоморошить”
                (М.Д. Кривополенова “Былины, скоморошины, сказки”, №1, с. 38, Архангельск, 1950)

     Точно так же и библейский Давид, на котором “почивал Дух Господень”, искусно играл на гуслях (“Первая книга Царств”, гл. XVI. 23 // “Библия или Книги Священного писания Ветхого и Нового завета в русском переводе”, с. 332, С.-Петербург, 1900). Тут возникает вопрос – а прочему это странники не попытались для себя самих сотворить такую же силу, как у Ильи Муромца, и такой же музыкальный талант, как у Вавилы? Стало быть, не в состоянии они были творить подобные чудеса. Сила изначально принадлежала Илье, а талант – Вавиле, их только требовалось пробудить, когда придёт нужное время. Вот и греческий Аполлон своей волшебной музыкой поддерживал мировую гармонию (“Античная мифология в её историческом развитии” // А.Ф. Лосев “Мифология греков и римлян”, т. V, с. 344, 386-387, М., 1996), тогда как Зевс этого не умел, пускай он и был главнейшим из богов. Не дано. Отсюда следует, что Илья и Вавило не простые смертные и даже вообще не смертные, они были избраны высшими силами, а точнее – верховным богом Сварогом, для важной миссии, недоступной прочим богам. То есть, и происхождение у них тоже божественное. А Ненила, выходит, не “чесна вдова”, а богиня земли Мокошь? Впрочем, тут спешить не стоит, мифам о небесных событиях предшествовали рассказы о земных делах.
     Встреча странников с Ильёй и встреча тех же странников с Вавилой выглядят, как две стороны одного предания, только в одном случае главный герой обретает силу, а в другом – магию. Объяснить это можно тем, что в индоевропейском обществе имелось два привилегированных сословия, постоянно соперничавших в борьбе за власть – воины и жрецы. И в соответствии с пристрастиями исполнителей прославлялись главные достоинства обоих сословий – либо сила воинов, либо магия жрецов. Жрецы действительно постоянно дурили народ, показывая всевозможные фокусы и выдавая их за магию (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с.170, Рязань, 2001). Прославляемым достоинствам приписывалась решающая роль в жизни племени. Получаетcя, что как Илья Муромец, так и Вавило произошли от знаменитого языческого персонажа, на родство с которым претендовали и воины, и жрецы.
     Возможно, с этой темой связана очень необычная фреска. В 1925 году в старой церкви псковского села Мелётово было обнаружено несколько фрагментов фресковой росписи. Время росписи храма точно установлено по записям летописей – это 1465 год. Интерес представляет одна из композиций, в центре которой изображён музыкант, играющий на смычковом инструменте, справа от него – пляшущая женщина, а слева – толпа зрителей. На стене храма можно было бы ожидать изображение царя Давида, увлекавшегося музыкой, но справа от головы музыканта поставлена недвусмысленная подпись “СКОМОРОХ” (Ю.Н. Дмитриев “Мелётовские фрески и их значение для истории древнерусской литературы” // ТОДРЛ, т. VIII, с. 403-404, 409-410, М.-Л., 1951). Изображён скоморох безусым юношей, но при этом он сидит на высоком троне (Д.С. Лихачев “Древнейшее русское изображение скомороха и его значение для истории скоморошества” // “Проблемы сравнительной филологии”, с. 353, 355, Л., 1964). Может быть, Д.С. Лихачев в своей статье и правильно определил сюжет картины как иллюстрацию рассказа “О некоем скомрасе, хулившем пречистую богородицу” из рукописи “Лимониса”. Может быть. Но должны же быть какие-то причины для обращения к малоизвестной байке. Значит, что-то подобное люди находили в местных преданиях. И почему скоморох так горделиво восседает на троне? И до чего же изображение на фреске совпадает с преданием об иконе у сказительницы М.Д. Кривополеновой:

     “Вьюноша Вавило воссел, в руках гусли, и воспеват и возыгрыват. Он играет-то в Киеви, а на выигрыш берет в Царигради. Для скоморохов полезна икона”
                (О.Э. Озаровская “Пятиречие”, с. 304, Л., 1931); она же “Пятиречие”, с. 186, Архангельск, 1989)

     Похоже, что мелётовская фреска не была уникальной, имелись и другие изображения молодого музыканта, размещаемые в храмах. Причём, в качестве музыкального инструмента сказительница назвала гусли, хотя в былине фигурирует гудок и на фреске тоже изображён гудок. Гудком называли смычковый инструмент, похожий на маленькую скрипку с тремя струнами, подобные инструменты начали проникать на Русь из восточных стран в XIV-XV веках (Н.И. Привалов “Гудок, древнерусский музыкальный инструмент в связи со смычковыми инструментами других стран”, с.17-34, С.-Петербург, 1904). А ранним инструментом были именно гусли. Как раз с гуслями связано сообщение византийского историка и писателя VII века Феофилакта Симокатты:

     “На другой день трое людей из племени славян, не имеющие никакого железного оружия или каких-либо военных приспособлений, были взяты в плен телохранителями императора. С ними были только кифары, и ничего другого они не несли с собой. Император стал их расспрашивать, какого они племени, где назначено судьбой им жить и по какой причине они находятся в ромейских пределах. Они отвечали, что по племени они славяне, что живут на краю западного Океана <…> Кифары они носят потому, что не привыкли облекать свои тела в железное оружие – их страна не знает железа, и потому мирно и без мятежей проходит у них жизнь, что они играют на лирах, ибо не обучены трубить в трубы. Тем, для кого война является вещью неведомой, естественно, говорили они, более усиленно предаваться музыкальным занятиям. Выслушав их рассказы, император пришёл в восхищение от их племени и от самих этих варваров, попавших в его руки, он удостоил милостивого приема и угощения. Удивляясь величине их тел и красоте членов, он направил их в Гераклею”
                Феофилакт Симокатта “История”, ПСИНЦВЕ, кн. VI.II, с. 139-140, М., 1957)

     Убеждая в своём миролюбии, славянские послы заведомо обманывали ромеев, давно уже наслышанных о воинственности славян. Другое дело, если они рассказывали не вообще о славянах, а только о жреческом сословии, к которому относились и сами. Такую догадку высказывал ещё А.Ф. Гильфердинг: “Послы же, вероятно, были люди вещие, какие-нибудь жрецы или кудесники и потому шли не с оружием в руках, а с гуслями” (А.Ф. Гильфердинг “История балтийских славян”, с. 83, М., 2013). Жрецы вполне могли выполнять функции послов, а если они при этом постоянно носили с собой гусли, то выходит, что музыка обслуживала их интересы. В те времена использовали музыку не только для развлечения, но и для магических обрядов. Заметив, как влияет музыка на настроение людей, жрецы получили возможность манипулировать соплеменниками. В результате музыка стала важной составной частью языческой магии.
     Изображённый на фреске музыкант очень молод, и сказительница М.Д. Кривополенова говорила: “Вьюноша Вавило”, а в былине он назван “чадо Вавило”. Следовательно, Вавило только-только начал входить в настоящий возраст (как и Илья Муромец в рассказе про его исцеление), а пока полностью подчинялся своей матери. Этим и объясняется то, что музыкальный дар в нём до сих пор не проявлялся. Мал был ещё Вавило, не по силам такая ноша. Ну, а как время подошло, так Вавило и был мобилизован для исполнения высшего замысла.
     И ещё одно совпадение с образом Ильи Муромца: противником Вавилы назван царь Собака, а противник Ильи царь Калин в былине тоже постоянно именуется собакой: “Подымался собака злодей Калин-царь” (О.Э. Озаровская “Пятиречие”, с. 264, Архангельск, 1989); “Сабака, проклятой ты Калин-царь” (“Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”, №25, с. 132, М., 1977); “Да служи-тко ты собаке царю Калину” (“Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года”, №75, с. 445, С.-Петербург, 1873). Противник-то один и тот же, да схватка с ним происходит на разных уровнях – в одном случае это физическое противоборство, а в другом – магический поединок.
     И вот вся тройка скоморохов отправилась в путь. Встречным людям они подробно рассказывали о своих намерениях и всех, предрекавших им неудачу, скоморохи строго наказывали, а желавших им успеха – вознаграждали. Источником магии для них была музыка и всегда солировал Вавило, а его товарищи лишь подсобляли ему. Наказанные не роптали, они смиренно признавали свою вину:

                “Я ведь тяжко тут да согрешил:
                Это люди шли да не простые.
                Не простые люди-те, светые, —
                Ишша я ведь им да не молилса”
                (М.Д. Кривополенова “Былины, скоморошины, сказки”, №1, с. 39, Архангельск, 1950)

     Так этим скоморохам люди ещё и молиться должны. А ведь молились люди не каким-то там святым, молились исключительно богам. И если товарищи Вавилы, всего лишь подсоблявшие ему, оказались настоящими богами, то сам Вавило, возглавлявший их, входил в число верховных богов. И он находился в начале пути к своему могуществу. В прозаической сказке “Вавило-скоморох” за своё подвижничество Вавило был произведён в боги: “Тебя Бог наградил, Вавило-скоморох; ты будешь, Вавило-скоморох, голубиный бог!” (Д.Н. Садовников, сост. “Сказки и предания Самарского края”, №98, с. 291, С.-Петербург, 1884). Если учесть, что в христианстве голубь символизирует самого триединого бога в виде святого духа (“От Марка святое благовествование”, гл. I.10 // “Библия или Книги Священного писания Ветхого и Нового завета в русском переводе”, с. 1262, С.-Петербург, 1900), то Вавило вознёсся аж до уровня вселенского бога. А кто из верховных богов покровительствовал музыке? Только Велес: “… вЪщей Бояне, Велесовь внуче” (“Слово о полку Игореве”, ЛП, с. 11, М.-Л., 1950). То есть, Вавило – это Велес. Церковь запретила употреблять имена языческих богов, и сказители подобрали похожее имя, но звучавшее по-христиански. Ни к чему не придерёшься.
     И царь Собака – это тоже бог. Против Ильи Муромца царь Калин выставил огромное войско, но Вавилу царь Собака встретил совершенно один. Один царь на всё царство. Такое может случиться, если это небесный царь и его обиталищем служит небо. Когда встречные отговаривали странников от их намерения, то говорили так:

                “У того царя да у Собаки
                А окол двора да тын жалезной,
                А на каждой тут да на тычинки
                По человечьей-то сидит головки,
                А на трех ведь на тычинках
                Ишша нету человечьих тут головок;
                Тут и вашим-то да быть головкам”
                (М.Д. Кривополенова “Былины, скоморошины, сказки”, №1, с. 39, Архангельск, 1950)

     Описание жилища царя Собаки явственно напоминает устройство языческого капища. Тоже, ведь, обиталище бога. На небе боги сражались с богами, а на земле люди крушили чужое капище, помогая своим богам. И ещё одно наблюдение: у былины “Вавило и скоморохи” и былины “Волх Всеславьевич” общая сюжетная линия. Волх тоже при рождении получил предназначение уничтожить враждебное государство, тоже совершил военный поход и одержал победу с помощью магии, а потом стал царём (“Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”, ЛП, №6, с. 32-36, М., 1977). Только наименование царства “инишьшоё” (инишное, чужое) переделано в “Индейское”, потому что диалектное слово сказители перестали понимать и подобрали другое, близкое по звучанию, но совершенно затуманившее смысл выражения. И имя Волх использовано в качестве видоизменения имени Велес (Волос, Волох). В общем, обе былины повествуют о походе бога Велеса с целью установить свою власть на небесах. Наверняка параллельно с мифом существовал и фольклорный рассказ про смертного героя, сокрушившего врагов и получившего верховную власть в одном из земных миров. А потом оба варианта слились в русской былине. Царь Собака заметил опасность:

                “А идут скоморохи по дороги,
                А идут на инишшоё царьсво.
                Заиграл да тут да царь Собака.
                Заиграл Собака во гудочик
                А во звончатой во переладец, —
                Ишша стала вода да прибывати:
                Он хочё водой их потопити”
                (М.Д. Кривополенова “Былины, скоморошины, сказки”, №1, с. 41, Архангельск, 1950)

     Царь Собака использовал музыкальную магию, с помощью которой и расправлялся с конкурентами. Вот она, причина, по которой Сварог выбрал для похода именно Велеса. Только Велес владел подобной магией, и только он был способен противостоять её непостижимой силе. Кто скрывался под псевдонимом “царь Собака”, былина не открывает, нет даже намёка. Бог ли это чужого племени или соперник из сородичей – вряд ли конкретный ответ вообще существовал. Мифы постоянно перерабатывались и видоизменялись в соответствии с переменами в земном мироустройстве. Так что ответов могло быть много. Но попытка царя устроить новый всемирный потоп указывает, что на небе он исполнял функции громовержца. И эти функции потом по наследству перешли к Велесу. В противостоянии двух богов магия Велеса оказалась сильнее:

                “Заиграл Вавило во гудочик
                А во звончатой во переладец,
                А Кузьма с Демьяном припособил;
                И пошли быки-те тут стадами
                А стадами тут да табунами,
                Ишша стали воду да упивати,
                Ишша стала вода да убывати”
                (Там же)

     Стадом быков на свободе были дикие туры – образ, распространённый в былинах. Волх Всеславьевич оборачивался “гнедым туром-золотыя рога” (“Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”, ЛП, №6, с. 33, М., 1977), в точно такого же тура превращался и Добрыня, да ещё возглавлял целое стадо туров (там же, №9, с. 45). Образ волшебного тура мог принимать только Велес, которого на Руси потому и называли скотьим богом (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 31,72, Рязань, 2001). Рогатый месяц – это сам Велес, а звёзды – его стадо. Вот это стадо и разобралось с нежданным потопом. Отразив удар соперника, Велес сам перешёл в наступление:

                “Заиграл Вавило во гудочик
                А во звончатой во переладец,
                А Кузьма с Демьяном припособил:
                Загорелось инишшоё царьсво
                И сгорело с краю и до краю.
                Посадили тут Вавилушка на царьсво.
                Он привез ведь тут да свою матерь”
                (М.Д. Кривополенова “Былины, скоморошины, сказки”, №1, с. 41-42, Архангельск, 1950)

     Возникает закономерный вопрос – где царствовал Вавило, если сам же он и спалил всё царство дотла? Тут дело в том, что мифы представляли собой отражение земных событий. Когда племя захватывало чужое поселение, то все его постройки обязательно сжигались, как бы показывая противникам, что им уже нет возврата на прежнее место жительства. А вместо уничтоженных построек победители возводили свои, закрепляя за собой завоевание. И чужое капище ими тоже уничтожалось, символизируя изгнание чужих богов, а для своих потом сооружали новое капище. Таким образом, смена власти на земле автоматически меняла власть и на небесах. Выводы, следующие из анализа былины, как будто противоречат летописному сообщению о том, что Сварог передал царскую власть своему сыну Дажьбогу:

     “И по семъ царствова сынъ его, именемъ Солнце, егоже наричютъ Дажьбогъ <…> Солнце царь, сынъ Свароговъ, еже есть Дажъбогъ…”
                (Ипатьевская летопись, РЛ, т. XI, с. 200, Рязань, 2001)

     Только вот, времена меняются и власть тоже не остаётся неизменной. Когда-то восточные славяне действительно почитали Дажьбога как высшего из богов, но из исторических источников следует, что позднее солнечный бог потерял своё главенство, которое перешло к Велесу. В договорах Руси с Византией, наряду с Перуном, указан верховным богом, превыше всех остальных богов, и Велес (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 31, 71-72, Рязань, 2001). Сообщая о введении христианства на Руси, летописи рассказывали о расправе только над двумя главными идолами: Перуна отправили плыть вниз по Днепру: “вринуша и вЪ ДнЪпр” (там же, с. 114), а Велеса “его же именоваху яко бога, повелЪ в Почаину рЪку въврЪщы” (“Обычное житiе св. Владимира” // “Чтения в историческом обществе Нестора Летописца”, кн. II, отд. II, с. 26, Киев, 1888).
     В Ростове X века стоял каменный идол Велеса, он стоял в одиночестве, то есть люди его воспринимали в качестве вселенского бога, повелевавшего прочими богами, чьи идолы на капище уже не требовались либо они не упомянуты из-за из их малой значимости (“Повесть о водворении христианства в Ростове” // “Древнерусские предания XI-XVI вв.”, с. 130-131, М., 1982). Якобы Велес сам себя как-то назвал Зевсом: “Аз есмь бес Зефеус” (там же, с. 134), это замечание чётко определяет его уровень не как рядового бога скота или богатства, а как царя и повелителя всех богов и людей. Другое капище Велеса было известно на месте нынешнего города Ярославля:

     “… не на мнозе пути от града Ростова, яко на 60 поприщ, при брезе рек Волги и Которосли лежаше некое место, на нем же последи создася славный град Ярославль. И сие место бысть зело пусто: зане высокая древеса растуща, да травяны пажити точию обретахуся. Человек же обители единой бысть. И се бысть селище, рекомое Медвежий угол, в нем же насельницы человецы, поганыя веры – языцы, зли сущее. И вельми страшно место сие бысть: зане онии человецы живящее точию по своей воли, яко мнози и грабления, и кровопролития верным товарища. В делании же смысленна прилепляхуся, егда на звери или лов рыб исходише; держаше же сии люди и мнозии скотии, и сими себя насыщаху; Идол, ему же кланястася сии, бысть Волос, сиречь скотий бог. И сей Волос, в нем же бес живя, яко и страхи мнози твори, стояше осреди логовины, нарицаемой Волосовой, отселе же и скотии по обычаю на пажити изгоняше. Сему многокозненному идолу и кереметь створена бысть и волхв вдан, а сей неугасимый огнь Волосу держа и жертвенная ему кури”
                (“Сказание о построении града Ярославля (по А. Лебедеву Храмы Власьевского прихода г. Ярославля. Ярославль, 1877)” // И.В. Дубов “Города, величеством сияющие”, с. 138-139, ЛГУ, 1985)

     И снова в сообщении упомянут один лишь идол Велеса. Повторение подтверждает мысль о величии этого бога в религиозных представлениях язычников X века. Формирование государства изменило расстановку сил в обществе, а передел власти на земле вызвал аналогичный процесс на небесах. Сохранилось свидетельство о том, что Велес некогда главенствовал и у новгородцев: “… в божницы своей по праву страну идола Велеса” (“Хронографический рассказ о Словене и Русе и городе Словенске”, ПСРЛ, т. XXXIII, Л., 1977, с. 141). А по мнению исследователей былина “Вавило и скоморохи” была порождением новгородской культуры (А.А. Морозов "М.Д. Кривополенова и наследие скоморохов" // М.Д. Кривополенова “Былины, скоморошины, сказки”, с. 115, 130-134, Архангельск, 1950).
     В образах Ильи Муромца и скомороха Вавилы чувствуется влияние мифов о Велесе, но в одном случае он великий воитель и опора престола, а в другом – полновластный правитель. Эти варианты знаменуют две стадии развития культа Велеса. В период верховенства Дажьбога Велес занимал важное и почётное, но подчинённое положение. И основные его функции были военные. Когда же Велес получил высшую власть, то на первый план вышла его магическая составляющая, необходимая для управления Вселенной.
     В эпосе нередко говорится о завоеваниях, как о чём-то обычном и даже достойном уважения. Сказители, не комплексуя, прославляют храбрость воинственных сородичей, отвоевавших земли для поселения своего народа. Завоевали – значит, доказали право на владение землёй. И поступают так повсюду. Никто не станет проклинать храбрецов, раздвинувших границы страны. Напротив, их мужество и предприимчивость станут примером для новых поколений. Так отбросим либеральную шелуху и будем гордиться славой своих предков.