нагрянувшее отречение

я искал. волокна были близки, я угнетал их своим волосом, местью своей головы. она падала плавно в память, медленно никла в хладеющих волнах. север лился сквозь мои пальцы, и белые медведи дико ухмылялись ,провозглашая мое прозвище, доискиваясь до моей сердцевины. они падали мне под ноги, подобно отцветшим лилиям, я подбирал их, собирая экзотический букет для моей любимой, лепечущей в архангелах воск своих дождей. они умывали ее, эти проклятые дожди, я весьма осунулся под их ревностным напором. сквозь пальцы просачивались слезы, слезы дождя, я хотел его задушить своими вековечным воплем, упираясь в звездопад своей спиной. у меня было 10 ключей для одной двери - ни один не подходил, и я бросал их прочь, в огонь, проламывая дверь напором моих плеч. плечи скользили вниз, в пастбище, в рокочущую зелень жаворонка. он ухитрялся увиливать от моего взгляда, от страсти он уворачивался косыми маневрами, и слезы воды глушили его мрачное пение. я скользил медленно, утопая в вишневом цвету, и радуга заколачивала мое золото, забивала колышки в сердце мое одинокое. так я ветшал, и соки мои, граненые, подобные переливам воздуха, неустанно падали в вихрь стен. молот ковал ее, эту радугу, камнем он падал ей в объятия. великий кузнец собирал жернова, в муку он перемалывал радугу объятий. верещала радуга, подчиняясь лихорадке кислоты, едкий запах мешал ей дышать. облапанная, легла она проворно в кочующие бока мироздания. там я ее запечатлел, проговаривая ее натянутый блеск, ее сияющее отсутствие светозарное. в ушах моих - сердце, сердце молота, он гремит отважной сединой, он ухмыляется сквозь дикость удара, он режет чернеющую весну, и горы трещат под его нажимом, и страх обволакивает зачинающую природу. я ликовал в буйстве добродетелей, лекало входило в мои уста, в утро входило жестокое солнце, задирая опостылевшую ночь. ночью я был, мертвой и истлевшей на грани зари. в облаках реяло мое имя, истлевшее в пламени восхода. больше я никогда не утоплюсь в блеске розово-красном, больше не тронет моя крона кровавой седины, пролитой в трепещущий океан. громогласно я вошел в сердце играющего ручья, и зажег в нем кипящий полдень, и восток восстал, потрясая удилами, и ворох слов ушел в никуда, запечатлевая нагрянувшее отречение.