Глава 3. Азы журналистики

О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ
(Из книги "О людях и для людей")

Глава 3. АЗЫ ЖУРНАЛИСТИКИ

Как известно, специальное образование всегда полезно, и никому ещё никогда не вредило. Но также доподлинно известно и то, что лучший учитель – это и есть сама жизнь! И всё тут зависит от того – умеет ли  сам человек  учиться у жизни и  насколько он этого желает?  Это и есть один из самых главных уроков, которые  я извлёк, общаясь с Борисом Николаевичем Калиничевым.  Фронтовики, как известно, народ скромный и особенно-то  не очень разговорчивый. Они  многого  о себе, да и о войне, не любят вспоминать,  да и говорить,  многое  не  рассказывают, не выпячиваются  в своих  военных, да и в трудовых воспоминаниях. Но по боевому пути и нелёгкой военной биографии Бориса Николаевича Калиничева  можно однозначно  и совершенно справедливо  предположить, что он и в жизни, и на войне многое повидал, изведал,  всякого и вполне опасного, то есть, хлебнул, как говорят, с лихвой  и предостаточно. Вот как он сам пишет о том военном времени на фронте в стихотворении «Клятва», опубликованном в «Дзержинце»  восьмого мая 1965 года:

Я помню день морозный,
Мы выстроились на плацу,
Вокруг стояли сосны,
Как мы плечом к плечу.

Ветер шёлк  слегка колыхал
Гвардейского Красного Знамени,
На колени встал генерал
И к шёлку припал губами.

За ним и мы приклонились,
Сжимая в руках  автоматы,
И к нам сюда донеслись
Недальнего боя раскаты.

Казалось, под Знаменем встали
И те, кто упали в пути,
И нас, живых. Призывали
Не знать пощады и мстить!

Мы шли по степям Украины,
В метель, под свинцовым огнём.
И жили лишь мыслью единой
Быстрее покончить с врагом.

В бою расплавлялось железо,
Горели в машинах танкисты,
И даже горящие лезли
На горло проклятым фашистам.

А надо было, стояли
Назло смертям и огню,
И гневно снаряды вгоняли
Немецким танкам в броню.

Гвардейцы крепче металла,
Несётся слава за нами,
И нам же сил придавало
Наше Гвардейское Знамя.

И мне с боевыми друзьями
Тот день никогда не забыть,
Когда мы клялись под Знаменем
Отчизне бессмертье добыть.

 Его фронтовой путь начался ещё в ноябре сорок первого года и окончился  в сентябре сорок пятого. То есть, он прошёл через всю войну полностью, от звонка до звонка. А начался он, этот его солдатский путь, на первом Украинском фронте. И здесь было его первое  лёгкое ранение, которое не обошло его стороной.  А вот уже в сорок четвёртом году, под городом Люблином,Калиничев был очень тяжело контужен. Отлежался он тогда в госпитале и опять в строй, догонять свой родной  добровольческий корпус.
Однако,  эта контузия не прошла для него бесследно, как первое его ранение.  От контузии  стало у него резко  падать, то есть, ухудшаться зрение. Но, не смотря на это,Калиничев участвует в освобождении Румынии, Венгрии, Чехословакии и даже принимает участие в последнем  штурме Берлина. Фронтовой путь  молодого солдата стал для него не только журналистской, но и жизненной школой. И эту школу, его отношение к людям и жизни,  общаясь с ним изо дня в день и незаметно для себя, перенимал и я.
 Скажу проще: учился  я у него терпению и скромности, уважительному отношению к любому человеку, с кем бы мне ни приходилось беседовать. А в журналистике, в этой непростой профессии,  самим главным и определяющим является именно это качество –  уметь  в беседе с людьми  настроиться на их волну, на волну  взаимопонимания, когда требуется искренность в разговоре, а для этого нужно иметь уважении к собеседнику, а более того к  рабкору, с которым сотрудничаешь.  Главный закон журналистики, как я это почувствовал, понял и вывел для себя в общении с ним, это умение  вызвать на откровенность  любого  собеседника, понять и прочувствовать его состояние. Но для этого необходимо  овладеть способностью проникновения  в человеческую душу. Никогда не нужно спешить, а дать нужно человеку полностью выговориться, то есть, помочь облегчить ему свою душу. Причём,  не напрягая  его лишними вопросами, не давя на него и не торопя, тем самым не сбивая  с мысли и не подменяя их своими взглядами на мир.  И тогда собеседник  обязательно разговорится и перестанет быть скованным и зажатым, то есть, обретёт к тебе полное доверие. Но для этого, повторяю, нужно уметь не только слушать, но  и  слышать, не перебивать, а лишь  умело направлять беседу. И это есть первое, да и, пожалуй,  самое главное правило  в профессии журналиста.  Второе, что нужно знать в этой профессии, то  обязательно  нужно иметь свой внутренний стержень, свои убеждения,  иметь  на всё в жизни собственную точку зрения, иметь собственное мышление, уметь  не навязывать собственное мнение другим, а уметь, как я уже сказал, слушать и слышать, умело спорить  и отстаивать свою точку зрения. Если это, конечно,  принципиально и важно. Но, ни в коем случае, не нужно сердиться или  давить на собеседника, если вам кажется, что он не прав. Такое тоже приходилось встречать. То есть, с кем бы ты ни спорил, с кем бы тебе ни приходилось беседовать,  ты не должен обижаться на собеседника. В тоже время,  видя  мир только своими глазами и не изменяя своим принципам,  нужно не теряясь ни в какой ситуации, в то же время, и уважать мнение своего собеседника, попытаться  его понять,  уловить истоки и причины, побуждающие его думать иначе.  Третье –  нужно всегда быть ближе к людям, уметь расположить их к себе в беседе, проникнуться  к ним взаимной симпатией и найти в них хорошее, сколь бы в начале беседы с ним вы ни были бы напряжены в общении. Тогда и любой материал будет для вас доступен и насыщен яркими жизненными эпизодами. Четвёртое,  никогда  и ничего не надо приукрашивать, а писать лишь то, что есть на самом деле, только голую правду и только правду.  В связи с этим, Борис Николаевич Калиничев   однажды даже рассказал мне такой эпизод,  произошедший с ним  на фронте. «…Дал мне как-то раз редактор задание написать статью о передовом опыте,– вспомнил он,  глядя  своими близорукими карими глазами прямо мне в глаза, –   то есть, описать какой-нибудь уникальный случай или необычную фронтовую ситуацию. Я за этим материалом то в один батальон, то в другой, но все  отмахиваются от меня: «… Не до того, бои вокруг идут один за другим и по всему фронту!». Что мне делать? Материал же срочно нужен в газету?! Загрустил я тогда. Сижу как-то,  даже было мне очень печально,  вместе с танкистами в их землянке. Погода плохая, слякотная. Глянул на меня один из танкистов и, пожалев, вдруг предложил: « …Постой, не грусти,–  говорит он мне, – мы, что-нибудь,  вспомним.  Придумаем, как быть,  и как тебе в этом помочь! Необычная ситуация – это ведь что такое? Это же авария! Правильно? Случай, необычный,  какой-нибудь, верно?..». И стал рассказывать мне такую историю о том, как однажды их экипаж застрял в болоте. И  как они, танкисты, зацепившись за дерево тросом, самоходом вытащили свой танк на сухое место. Потом другой танкист тоже что-то мне  рассказал, потом третий и так далее. И пошло, поехало! У меня такая получилась замечательная статья, что мой редактор только  «ахнул». «Вот так-то,  –  резюмировал Борис Николаевич,  –   будь ближе к людям и всё у тебя получится!». Эти его слова я тоже очень хорошо тогда запомнил.
 Другое замечательное свойство, что  подметил я у Бориса Николаевича, то это его постоянное желание и  необходимость  учиться у жизни, его  способность  организовать вокруг себя народ, создать свой актив увлечённых делом людей, умение образовать тесный и активный круг единомышленников. И это опять же у него, у Бориса Николаевича, был такой опыт в жизни. Вернувшись на Косую Гору с войны  осенью сорок пятого года,  не вполне физически здоровым, то есть, инвалидом по зрению, он, однако же,  не смог долго усидеть дома без дела. А потому. что по своим физическим возможностям он  не всякую работу мог выполнять, то  поступил  работать воспитателем в заводское общежитие. А работать здесь, в рабочем-то общежитии тех послевоенных лет,  было совсем непросто.  Особенно на Косой Горе. Общежитие располагалось  в неприспособленном под жильё помещении, почти на территории завода, в бараке, носившем тогда негласное названье  «шестой цех». Нравы тогда в этом общежитии были дикие, ох, какие непростые! Но Борис Николаевич этого не испугался, а сделал всё возможное, чтобы побороть бытующие здесь жестокие и почти уголовные нравы.
 В трудных полукриминальных условиях он сумел создать вокруг себя в общежитии крепкий и дружный коллектив, то есть, опять же актив,  и вести здесь воспитательную работу на самом высоком уровне. Главное, что удалось ему сделать  вместе с активом – это добиться, чтобы здесь не было хулиганства и бандитизма,  хотя в послевоенное время бандитизм и криминал  бушевал по всей стране, а не только у нас на Косой Горе. Первым  делом он наладил выпуск стенной газеты, организовал лекционную работу и художественную самодеятельность, навел чистоту и порядок в жилых помещениях, не допускал сквернословия и грубости во взаимоотношениях. И этот его первый успех  не осталось в посёлке и на заводе незамеченным. И Калиничева, заметив его педагогические способности и умение работать с людьми,   приглашают  уже работать заведующим парткабинетом в партком завода. Таким образом, с пятидесятых годов  и почти до конца восьмидесятых годов, то есть, до окончательного своего  ухода на свой заслуженный отдых, он работает в парткоме завода.
 В начале работы в парткоме, в новой своей должности,  пока позволяло ему ещё зрение, он успел  закончить четыре курса истфака Тульского пединститута. И это очень  Борису Николаевичу помогло в дальнейшей  работе. И только дальнейшее ухудшение зрения, то есть, почти полная его потеря, не позволили ему закончить истфак. Но мировую историю, как и нашей страны,  он знал просто прекрасно, а многие произведения и научные работы помнил почти наизусть. И все эти и последующие годы, в течение всей своей жизни,  он активно сотрудничает с заводской газетой «Дзержинец».  Пишет статьи и очерки, фельетоны, неплохие стихи, печатается в областной газете «Коммунар», в общесоюзной газете «Труд».
 Но особенно я  благодарен Борису Николаевичу  за то, что именно он привлёк меня к сотрудничеству с заводской газетой. Именно он явился, как бы моим «крёстным отцом» в этой профессии.  А случилось это следующим образом. После проверки той или иной цеховой школы, будучи как бы внештатным инструктором  парткома завода, а таких школ тогда в цехах было очень много: основ марксизма-ленинизма, экономических, школ коммунистического труда, комсомольско-молодёжных и так далее,  я должен был написать  отчёт-справку о ходе занятия. Взяв в руки мой первый же отчёт, Борис Николаевич,  удовлетворённо крякнул, когда я ему окончил его зачитывать, и сказал: «… Так это же не отчёт, а настоящая заметка в газету! Неси-ка, ты  её скорее в «Дзержинец», чтобы в номер успела!».
Редакция заводской газеты в то время располагалась в противоположном от парткома крыле заводоуправления, но только на втором этаже. В самом торце коридора. И состояла из двух комнат. Первая из них была совсем маленькая и представляла собой отгороженную часть коридора, с окном, выходящая на старое здание шлаковой и водной лечебницы, с колоннами  серого цвета и  претензией на оригинальность, но даже и в те времена  давно требующее внешнего ремонта. Эта комнатка являлась, как бы и приёмной, и одновременно, рабочим местом для секретаря-машинистки. Здесь посетителей встречала средних лет и небольшого роста полноватая женщина, одетая чисто и со вкусом и, в то же время без изыска, всегда аккуратно причёсанная и категоричная в суждениях – это Елена Алексеевна Фомина. Женщина умная и строгая, независимая в общении и в суждениях. Она отличалась удивительной способностью быстро и грамотно печатать, и одновременно, вести с посетителями полезную для редакции беседу.
 В значительно большей комнате, единственное  большое окно которой выходило во двор здания заводоуправления, а точнее на склад топлива, за своими письменными столами были заняты работой две  женщины, приблизительно тех же лет, что и Елена Алексеевна. Это редактор газеты Александра Васильевна Козлова и литературный сотрудник газеты  Валентина Ивановна Борзёнкова.  Если в первой комнате вмещался лишь небольшой шкаф и стол машинистки, то здесь, кроме шкафа, в глаза бросался небольшой, но тяжёлого вида железный сейф, старинная открытая тумбочка-этажерка, на котором стояло большое и круглое радио, стакан и графин с водой. Женщины сидели за письменными столами у противоположных стен комнаты, лицом друг к другу. Между столами был проход к большому окну, на подоконнике которого было много цветов в горшках. Над головой редактора висел  небольшой портрет В. И. Ленина. Вдоль стен для посетителей стояли стулья. К столам, сбоку, тоже были приставлены стулья для посетителей.
  Козловой и Борзёнковой  мой первый литературный опыт был воспринят одобрительно. И это не удивительно – как и в каждой газете здесь были рады всякому новому рабкору,  всякому новому материалу. Прямо скажу: вошёл я сюда не без некоторой робости. Женщины-сотрудницы показались мне чрезвычайно серьёзными, очень занятыми и строгими, да и газетная работа, мне тогда казалось,  особенной и необычной для простого смертного человека. Особенно строгой мне показалась Александра Васильевна Козлова. Было что-то в её внешности  начальственное и руководящее. И в тот момент я ещё не предполагал, и даже совершенно не думал, что лет через пять судьба сведёт меня близко с этими людьми, и  вот этот самый кабинет в  редакции станет для меня рабочим местом на долгие двадцать лет. И то, что в этом кабинете мне довёдётся много всякого испытать: как плохого, так и хорошего. Что именно здесь мне доведётся  познать радостные и не очень радостные минуты в своей жизни,  встретиться здесь с разными людьми, но в большей степени  с интересными и  хорошими. Именно здесь моя жизнь наполнится неожиданно интересными событиями,  и что они все, эти события,  найдут отражение в моих заметках, зарисовках, репортажах и в газетных отчётах, в больших и малых статьях. А многие заводчане навсегда останутся не только в моей, но и в газетной памяти, жить  на её страницах навсегда.
А.Бочаров.
2000.