Горький

Весь объятый горькою думой,
Во дворце Кшесинской, не в морге,
Алексей Максимович умер,
Буревестник выдохся Горький.

Отданный приспешникам Берии
И своим бесчисленным ранам,
Был он не в особом доверии,
Но чертовски нужен тиранам.

И на адском том карнавале
Из особой, дьявольской ласки
Умирать ему не давали,
Полагая то, что всевластны.

Лёгкие сковала короста,
Был он и при жизни, как в яме.
И за ним шпионили просто
Все, кого считал он друзьями.

Что-то в нём они прозевали
И, не сознавая просчёты,
Именем его называли
Города, суда, самолёты.

Он плевал на лесть их и силу,
Но его с целебного Капри
Выманили снова в Россию
На её аптечные капли.

Хорошо на острове было,
Просто по-толстовски и мудро.
А его отчизна убила,
Как интеллигента лохудра.

Впрочем, никакой он не светский
Лев, который в запертой клетке
Обречён стать глыбой советской
Был, оставив яркие метки.

Но запомнят смелого, гордого
Памятью обманной людскою,
Проходя по улице Горького,
Что обратно станет Тверскою.

Имя его всюду содрали, –
Напророчил прозвищем участь.
Как с мышонком, с ним поиграли,
Чтобы вечно славился –  мучась.

2021